Глава первая. ПАНАМА – ПОТОМУ ЧТО ШЛЯПА

Он действительно был немножко шляпой. Начнёт в футбол играть, ударит по мячу – мяч в окне, ботинок в воротах. Пойдёт рыбу ловить, насадит червяка, махнёт удилищем – червяк за шиворот, а крючок вместе с удочкой и большим клоком штанов далеко в реке плавает.

Все ребята, конечно, кричат:

– Шляпа, лопух!

Он поэтому и в пионерские лагеря ездить не любил. Нынче вот в городе проболтался всё лето. Ходил на пришкольный участок, сорняки полоть. Сорняки оставил, а какие-то полезные корешки повыдергал. Все опять шумят:

– Пономарёв – дурак! «Пономарь» – лопух! – А один говорит: – «Панама»!

Так и превратился он из Пономарёва в «Панаму». Теперь пошло: «Панама, Панама»… Он уже привык, откликаться начал. Панама так Панама, у других ещё похуже прозвища.

И ещё у него была беда. Постоянно Пономарёв опаздывал в школу. Выходил-то из дому вовремя, просыпался рано, в шесть часов, когда отец вставал гимнастику делать. А на улице обязательно что-нибудь происходило. То в трамвае мотор перегорел: дым валит, вожатый бегает, пожарные прикатили. Хоть Панама и не досмотрел, чем там дело кончилось, а всё-таки в школу опоздал. То увидел, как над городом журавли летят в тёплые страны, – в люк свалился, в открытый. Ещё хорошо, не сломал себе ничего. Зато потом пришлось весь день отмываться. Всё-таки канализация.

Вот и сегодня тоже. Панама за полчаса до уроков из дома вышел, а школа-то вот она, рядом. Подумал Панама, что ещё рано, решил квартал кругом обойти. Один дом прошёл, второй, завернул за угол. А за углом, около закрытого ларька утильсырья, лошадь стоит, извозчик – седенький старичок – на огромной платформе сидит, газету читает. Ну, Панама и прилип.

Он обошёл лошадь вокруг.

Лошадь была мохнатая, словно плюшевая, на лоб свисала залихватская чёлка, и вообще вид был у неё какой-то хулиганский: нижняя губа оттопырена, задняя нога полусогнута – только сигареты и гитары не хватало, а то прямо хиппи из подворотни

А над копытами были белые мохнатые метёлочки, и из-за этих метёлочек лошадь казалась какой-то беззащитной. Тем более, была она вся перевязана ремнями и верёвками, на шее болталась какая-то штука, вроде как солдаты шинели скатывают, а на копытах были железные подставки с шипами.

– Дядя, а что это у неё на ногах? – спросил Панама и добавил: – Извините, пожалуйста. – Вечно он эти слова забывал вовремя сказать

Старичок посмотрел на него сверху и сказал в пространство:

– Дожились, дитё живой лошади не видало! Цивилизация! Это подковы, заместо ботинок, значит. Чтобы пятки не стоптать

– У!.. – сказал Панама. – Большое спасибо. Он ещё походил вокруг лошади, а старик смотрел на него печально, поверх очков.

– Ну что? Нравится?

– Да! Очень! – ответил Пономарёв. – Такая вся красивая, и пахнет хорошо.

– Эх! Не видал ты, парень, красивых-то коней. – Старик сложил газету. – Вот у моего отца тройка была! Кони-птицы, одно слово. Коренником – это который в средине – рысак орловский был, дак его, бывало, в оглобли два мужика заводят. Мотнёт головой – они на вожжах, как тряпки, болтаются.

– А это вожжи? – спросил Панама

– Вожжи! Да, меня отец всё вожжами порол, дак я их век ни с чем не спутаю. Вот они, вожжи, а это вот шлея, гужи, чересседельник, постромки, хомут, опять же удило и, конечное дело, супонь. Запомнил?

– Не-а…

– Это без привычки. Нонче опять же асфальт, а тогда всё лошадка…

– Лошадь лучше, – сказал Панама. – А можно мне её погладить?

– А чего ж нет? Погладь.

Панама дотронулся ладонью до меховой конской морды, лошадь насторожила уши, прислушиваясь. И Пономарёву вдруг захотелось обхватить её за шею и прижаться изо всех сил к этой добродушной голове с отвисшими замшевыми губами.

Глава вторая ЭТОТ СТРАННЫЙ ПЕДАГОГ

– Так, говоришь, лошадь лучше? – услышал Панама голос за спиной.

– Лучше, – сказал он, всё ещё не в силах оторвать руку от лошадиной морды. – Лошадь живая. Её позовёшь – она идёт. Машина что? Сел и поехал, а лошадь всё понимает. Вон она уже уши подняла – не боится меня больше. Поняла, что я ей худого не сделаю.

– А теперь ответь мне, ученик пятого класса Пономарёв Игорь, почему ты не в школе? – спросил тот же голос.

Панама оглянулся и увидел учителя русского языка и литературы Бориса Степановича.

– Ой, – сказал Панама, – а сколько времени? .. Извините, пожалуйста.

– Ты намеревался спросить «который час?» Через пятнадцать минут первый урок кончится.

– Но ведь я же на минуточку, – пролепетал Панама. – Я только лошадь посмотреть. Ах, шляпа я, шляпа…

– Парнишка коня-то как увидал, всё на свете позабыл, – сказал старичок, улыбаясь.

– Не он один такой! – усмехнулся Борис Степанович. И вдруг зажал портфель коленками, а руками ловко открыл лошади рот. – Так, говоришь, отец, восемь лет кобылке-то?

– Восемь и есть, – закивал старик. – Восемь.

– Рановато ей ещё на задние-то хромать.

– Дак шпат это. Шпат, милый…

– Следить надо было. Кормите чёрт знает чем. О копытах и не говорю, за такое копыто кузнеца убить мало.

– Дак ведь, милый, – извиняющимся голосом заговорил старик, – кузнец говорит: инструмента нету. Напильник, скажем, копыто опилить, и то купить негде.

– 

Совести у него нету, – строго ответил Борис Степанович. – Самого бы его так подковать. А напильник я принесу, ещё приедете сюда, так я через утильщика передам.

– 

–Вот спасибо, вот спасибо – закивал возница, – Кузнец говорит: не продают за безналичныи.

– За наличный бы купил, копейки стоит! Не трактор ремонтирует – живую лошадь куёт. Ну, Пономарёв Игорь, как сегодня? Настроены посетить учебное заведение?

– Я ведь только на минуточку остановился.

– Ладно, какой урок-то прогулял?

– Географию… – убито ответил Панама.

– Ну вот что. Будут спрашивать – скажи, я тебя задержал: ругал за контрольную. Кстати, ты хоть иногда в учебник русского языка заглядываешь? Так, хотя бы из любопытства…

Ланама стал рассматривать трещины на асфальте. А уши, он чувствовал, опухают и становятся такими огромными горячими, словно к голове приставили две оладьи.

– Ну ладно, смотри, на второй урок не опоздай. – И Борис Спанович зашагал к школе. Он шёл размашисто, широко, тяжёлый портфель в его руке, казалось, ничего не весит. В прошлом году, когда Борис Степанович появился в школе, в первый же урок задал контрольную и поставил двадцать две двойки! Никогда ни один учитель столько двоек не ставил. После этого началось: каждый день диктовка, какие-то игры составление слов, весь класс кроссвордами увешал. Вообще- то заниматься у Бориса Степановича интересно, но уж больно легко двойку заработать. А у него получать двойки чему-то очень неловко. Посмотрит, словно сквозь человека, окажет:

– Встань, Пономарёв, у тебя чувство юмора есть?

– Ага…

А класс уже замер.

– Так это ты что, для смеха написал: «Над городом мурлыкали журавли»? Дай дневник, хочется мне на память оставить автограф. Кстати, напиши это слово на доске и объясни классу его значение…

Все хохочут, Пономарёв готов через все четыре школьных этажа провалиться. Борис Степанович сидит, не улыбнётся, бородку пощипывает, только в глазах ехидные черти пляшут. Портфель у него словно сундук у фокусника: никогда не знаешь, что он оттуда вынет. Один раз достаёт пакет полиэтиленовый с кусочками моркови, другой раз вытаскивает хлыст кой-то с костяной ручкой, а то ещё какие-то железки, ремни, пряжки…А как раз пришел в школу в ктрасном пиджаке и штаны белые. И в сапогах. Конечно, красиво. Но никто так не ходит.

И ему, наверное, самому неловко было. Как только звонок, он бегом, только каблуками простучал, и в такси. Другого бы учителя ребята сразу спросили, почему он так одет, а этого только спроси, он тебе так ответит – не обрадуешься.