Поджал в кресле ноги, ноги уж не те, не поджимаются толком, где-то в колене заскрипело, сходил, заварил бичик, тело порозовело. Поработал работу.

Ну, полено, которое стало говорить обнаружил выпивающий человек. Не факт, что это основа последующего повествования, но, интересно, что привлекательность сюжета от этого не пострадала. То есть, то, что бревно само стало говорящим равновозможно с тем, что заговорило оно лишь в хмельной голове. Но, как уже говорилось, мне интересно само повествование, без лишних спекуляций читателя. Или зрителя. Вот, как есть, так и есть. Когда человек распаляется в своей тяге к толкованиям, он пропускает интересные выводы автоматически. Каспаров, например, проиграл компьютеру в шахматы. Прекрасная победа отрасли, которая нацелена производить помощников людям. Помощь так себе, конечно, но это о другом разговор… Хотя, нет, вполне по теме. Помощником была и лошадка, и трактор и прочие приблуды, которые облегчали труд. Казалось бы, труд так облегчён, что и делать ничего физически не надо, чтобы окружить себя сытостью и изобилием. Закрома полны, невод тянут никакие не усталые руки, а неутомимые механизмы. А что, значит и голодных теперь нет, а еда бесплатна? Сиди, почитывай Лафонтена, блендер тебе сам что-то любимое накрутил и сам принёс. Ладно, хорошо бы, чтобы проигрыш компьютеру поставил бы точку в развитии этой отрасли, то есть, могила уже достаточно глубока, можно не продолжать. Так нет, займёмся теперь самообучающимися системами, копаем могилу глубже, как без этих систем прожить?

Карло Коллоди этот момент, этот водораздел, уже буквально описал в своём Пиноккио. Самообучение принесло полену сложности.

Надо бы обратить внимание на самих тружеников в этой области, удивительно развитых людей, которые вызывают уважение к себе уже тем, что так споро ориентируются в этих сложных материях – программировании и компьютерах. Вот ведь умы! Их знания и труд хорошо вознаграждают, им можно красиво порассуждать о своём будущем, наполненным справедливо заслуженными благами. Интересно, что зарабатывают они на намерении и только, когда ты готов поговорить о той самой-самой цели, к которой ведёт совершенствование продукта их труда и усилий, они начинают излучать чистую пургу, как все мы вокруг, простые и неинтересные. Все любят счастливый конец и торжество отвоёванной благородной цели, что же до описания этой цели, то это только к литературе – литераторы несут как флаг эту иллюзию, что цель достижима, чем масштабнее фантазёр, тем круче обречённая на покорение и достигнутая цель. Да, такая точка в конце, надпись «конец», медленно закрываем со вздохом приятную книгу. С улыбкой покурить потом или в туалет, скажем.

Все, вылезаю из кресла, надел халат, снял халат. Надел куртку, вышел за дверь, глянул на ноги в носках, вернулся, обулся, вышел на улицу подышать воздухом. Как-то шумно во дворе, ожидал, что с моим появлением затихнут машины и запоют птицы. Ожидание не оправдались. Кто-то еще и пилил что-то поблизости, с таким визгом, что я подумал о последних мучениях цивилизации, похожей на пойманного поросёнка.

Винная полка магазина предо мной, здрассьте, нет, не выбрал еще… Я глохну, когда люди рядом слишком громко думают о себе. Не могу разбирать слов. Поэтому часто в беседах имею такой отстранённый вид, что собеседник после нескольких фраз теряет интерес к диалогу и, пожав плечами, самоустраняется. Это не в результате моей особенной позиции, просто не могу соответствовать окружению физически. На этикетке был изображён вздыбленный конь, явно намекая, что и содержимое бутылки способно поднять на дыбы вас, как красивое и свободное животное. Но конь выглядел бледно и плоско. Но эпитет «бледный» остановил мой выбор, явно направив мозги в сторону мистических зловещих всадников. Нет, богохульного возбуждения не возникло, тем более, что сам всадник на этикетке отсутствовал и буквального призыва поддержать скачки я не почувствовал. Бутылку мне вручили, я удалился в своё привычное измерение.

На кухне висел декабрьский календарь за какой-то год, точнее, листок календаря, сопровождающая картинка была криво оторвана, судя по меху на различимом фрагменте, это был милый зверёк. Но явно не рыжебородый солист Зи-Зи Топ, я бы запомнил такое чудо на моей кухне, хотя, зная себя, не факт, что запомнил бы. Сегодня был явно какой-то день из длинной и по-декабрьски полной цепочки цифр моего календаря. Дни недели допускали несоответствия, но привязка дат к дням недели никогда в мои планы не входила. Так что, календарь был вечно свежим, хоть и в общепринятых рамках, не новым.

В подъезде какая-то бабушка поздоровалась со мной, хоть и покачала головой со значением «касааатик». Я ощущал себя чистым «касатиком», так что просто вежливо поздоровался в ответ. Я представлял место, где собираются «касатики», как какой-то молчаливый клуб, где царит приятная тишина, то есть, члены клуба активно беседуют, но шум их эгоистичных мыслей не оглушает и не отвлекает от разговоров. В этот клуб не допускаются шумные мыслями люди, вот, мой ближайший собеседник исследует какую-то морскую водоросль всю свою жизнь. Его переполняют искренние чувства и он много и эмоционально говорит, но я не глохну!

Покопался пальцами в кармане, пытаясь подцепить ключ от двери, но пальцы подсвело крючками – как-то неловко нёс бутылку. И я вслух сказал: «Вот, деревянные!». И опять понеслись мысли про деревянного человечка.

Деревянные движения человека окружающих всегда смешат, они вне привычной нормы, значит, вызывают смех. Мир будет фатально искажаться у всех на глазах, а вокруг будет слышан гогот наблюдателей. Так, ключ из замочной скважины я вынул обратно, так и не повернув. Решил отправиться в тёплое местечко, где можно посидеть и помедитировать. В ближайшем торговом центре была удобная лавочка, рядом с туалетом, куда я обычно удалялся прихлебнуть колдовства, не с пакетом же сидеть, как зашуганный иностранец, лучше по-нашему, среди кафеля и фаянса. Одним словом, Касатик двинулся к туалету за истиной.

У входа в центр был длинный стол-прилавок, на котором метались в поисках смертельного обрыва два робота-пылесоса. Подъезжая к краю они каждый раз прощались друг с другом навек, но инстинкт электронного самосохранения разворачивал их от края стола и они продолжали свою борьбу за чистоту. Жил-был Касатик. И был у него робот-пылесос, и назвал он его Вертерсон, потому что с детства знал только одно подходящее имя для робота. Скоро сказка сказывается, но однажды пришёл туманный лорд (или граф) Алексей Толстой Версия 2.0 и создал свою сказку по мотивам сказки про Касатика и Вертерсона. В его сказке робот был мойщиком окон, звали его Недум-а и цель его была не избавить мир от пыли, а отмыть его светлый лик. А прародителя у Недум-а вообще не было, возник он из пены морской. Будем последовательно размышлять, будем – и я чокнулся с зеркалом. Вышел и сел на лавку уже обогащённый и вдохновленный.

Итак, промышленный робот Пиноккио-про в своё время отбился от рук и затеял собственную игру. Дойдя до последнего уровня, бросил это занятие и вернулся на подзарядку. Как-то так. В какой редакции он стал именно Пиноккио и только ожившей куклой, неизвестно, да и важно ли? Прохожая участь постигла в своё время Колобка, в известной нам редакции его намела и наскребла бабка в амбаре! Вот, что значит, любая дичина зайдёт в народ, главное – уверенная подача, побольше лаптей и рогожи, даёшь древность былинную! А в более ранних версиях Колобок был безымянным клубочком, то есть, проходным таким девайсом.

Настала пора расставания – я бросил в урну пустую бутылку, шёпотом произнеся: "Прощай мой друг Росинант", хотел было завернуть про Буцефала, но не хватило бравурного пафоса. Опять присел на дорожку и моё внимание привлекла пара, мама и девочка лет трёх, мама возглавляла исход из торгового центра, девочка следовала за ней, глядя под ноги. Девочка речитативом повторяла на каждом широком шаге: "Е-що, е-що", я про себя поддержал её ритм, вставляя в промежутке: "У-же, у-же". Я опять порадовался, как удалось легко, не вставая со скамейки, организовать связь прошлого и настоящего. Мама не оборачивалась, но шла медленно, подстраиваясь под темп дочки, видимо, слова девочки были финальным аккордом какого-то противостояния возраста и молодости. Когда настойчивость в тоне окончательно ушла, ребёнок замолк и подошёл ко мне. Глядя в глаза она вложила мне в руку розовую резинку для волос. И побежала догонять маму, которая остановилась в дверях, по-прежнему не оборачиваясь в сторону дочки. Взявшись за руки они вышли.