– Я в порядке. Сама дойду.

Пришлось немного задержаться.

Лишь оказавшись в ванной комнате, куда я отпросилась у желающего меня срочно накормить полковника, я смогла понять, что он имел в виду. Я посинела и опухла, как… как не знаю, кто! То, что вчера казалось царапиной, сегодня на моём лице превратилось в катастрофу.

«Страх божий! И как Максу на глаза такой показаться?» – думается мне, пока я пытаюсь умыться и сходить в туалет.

Приходится себя постоянно одёргивать. Слишком много места в моих мыслях занимает младший Лядов. Чувства всё ещё живы, но появился он в самый что ни на есть неподходящий момент. И я понятия не имею, что теперь со всем этим делать.

Закончив любоваться собой и заодно утренние процедуры, я иду на запах дымного мяса. Он витает в воздухе просторного, даже огромного, как по мне, дома.

Нахожу источник изумительного аромата на кухне. В большом тазике на кухонном столе возвышается гора аппетитных колбасок. Неподалёку над столом колдует Николай Петрович, с одобрением подглядывающий на меня, которая уже этот тазик мысленно в одно лицо умяла.

– Давайте я помогу. – с трудом отрываю взгляд от объекта своих желаний и подключаюсь к приготовлению, как выясняется, обеда.

Я, наивная душа, всерьёз полагала, что только утро. Но сильно я не огорчаюсь. Это ожидаемо. Я всё время больше бредила, вертелась и проваливалась в тревожные сновидения, чем отдыхала и полноценно спала.

Справившись с сервировкой, мы наконец-то садимся за стол.

– Как ты относишься ко лжи, Анют?

Вздрагиваю. Сердце замирает.

Неужели он обо всём догадался?

–…видишь ли, – как ни в чём не бывало продолжает он, – Нужно будет сказать, что ты у меня подрабатывала. Помощницей по хозяйству, например.

Сердце тревожно ноет и пускается вскачь.

– Зачем? – шёпотом интересуюсь я.

– Если говорить очень прямолинейно, Анют, то тебя здесь быть не должно. Ты по-прежнему несовершеннолетняя. В доме, где на данный момент живут двое мужчин. Оба при погонах. Добавляем сюда вчерашнее происшествие и можно крутить и вертеть эту ситуацию под любым углом и светом. Понимаешь?

Кажется, понимаю.

– Я могу просто уйти. – тихо отвечаю я. – Я не хочу, чтобы у вас были из-за меня проблемы.

– А куда ты пойдёшь, дитя? – грустно усмехается Николай Петрович, щедро накладывая мне в тарелку дымных колбасок. – Мы же с Максимом себя изведём, думая, как ты и где ты. Нет уж. Всё. Ты теперь под нашей защитой и наша ответственность, Анют. А помощница мне и в самом деле не помешает. Клининг приезжает два раза в месяц. Что-то убрать или помыть, будет мне очень в помощь. Опять же, может, старика чем побалуешь из вкусного. Помню, как жена моя картошку жарила… – лицо полковника тут же меняется. Он мечтательно прикрывает глаза и будто светится изнутри. – Ни у кого такой не пробовал. Корочка такая золотистая. Не горелая. Не сварившаяся в сковородке. Такая… знаешь, вредная и хрустящая.

Мои губы невольно трогает улыбка.

– Я могу попробовать, но не обещаю. – интригующе произношу я.

– Не сейчас. Вот как на поправку пойдёшь, как весь этот кошмар закончится, тогда тебе и все карты в руки. Сейчас эта работа… номинальная. Захочешь, потом отработаешь. Не захочешь, никто не станет на тебя обижаться. Все разумные люди.

Я холодею. О чём он говорит? Что я должна отрабатывать и каким образом?

– Отработаешь? – всё, на что меня хватает.

– Ну ты же девушка, Анют. – ещё больше нагоняет на меня страха отец моего любимого человека. – Деньги, что ты копила, изъяли. Там экспертиза, кровь, отпечатки. Ещё не понятно, когда отдадут. Телефон твой тоже изъяли, но уже по другим причинам. А девушке же нужны деньги… на всякое…такое. Вот я тебе авансом буду выделять какую-то денежную сумму. Не может же человек жить без денег. А ты чего так побледнела?

Господи, как бы под стул провалиться? Знал бы Николай Петрович, что я о нём подумала, ни в жизнь не стал бы мне ни в чём помогать.

Итак, «ошибка номер 2» – стоило оставить больше денег на электронном кошельке. Вряд ли тех пяти тысяч мне хватит банально на обезболивающие и всякие препараты для обработки швов и ран.

Жизнь холостяка, оказывается, сказывается на его холодильнике. Или это всё погоны?

Николай Петрович отъехал, а я, оставшись в чужом доме в полном одиночестве, пошла на разведку боем. Точнее, кухней.

Сдалась мне та жареная картошка? Нет, почистить её мне вполне удалось, как и вымыть. Даже нарезать. А вот задействованные приборы, разделочную доску и прочее помыть не удавалось, как я только не корячилась.

Уже жарится, слава богу. Стыдно, конечно, вроде хочу как лучше, а получается, что только работы мужчине добавляю.

В холодильнике находится обветренный кусок сыра и два лотка яиц. Не задумываясь, ставлю вариться яйца. Натираю на тёрке сыр, добываю молодой чеснок в огороде и… ещё пачкаю посуду, помыть которую я не в состоянии.

Должно быть, это что-то нервное. Даже параноидальное. Мне жизненно необходимо занять себя. Найти занятие, которое не бросит на меня тень подозрения. Что-то очень обыденное и несложное. Вот, пожалуйста, колдую над сковородкой. Даже не заметила, как нафаршировала яйца сыром с чесноком и убрала в холодильник.

– Майонеза, конечно, не хватает. – едва слышно шепчу я, борясь с тишиной пустого дома.

Внезапно взгляд выхватывает в отражении кастрюли, что я оставила остывать на плите, не рискуя одной рукой тащить её в раковину с кипятком, мужской силуэт. Образ дрожит.

– Пришёл? – лишь после того как мужчина провалился к стене большого, но такого пустого, холодильника, я убеждаюсь в своих подозрениях.

Макс двигается в мою сторону. Его голос звучит весело и непринуждённо:

– А как ты меня увидела?

Отвечаю честно:

– В отражении кастрюли. Яйца варила.

– Ты уверена, что тебе стоит этим заниматься? Мы можем заказать что-то из еды. Я могу и сам приготовить. А отец, кстати, где? – голос раздаётся слишком близко.

Я вынуждена обернуться.

– Не знаю, сказал ли тебе Николай Петрович… – сбивчиво начинаю, тут же повернувшись обратно. Вспоминаю, как выгляжу, и чувствую, что щёки пылают адским огнём. Кое-как беру себя в руки и продолжаю: – В общем, он предложил мне вроде как работу. Помощницы по хозяйству. Он сказал, так и для следствия будет лучше. Только нужно будет солгать. Ну, сказать, что я здесь работала до… до вчерашнего дня. Чтоб у вас из-за меня ещё больше проблем не было.

Мужчина всей моей жизни хмурится. Я не хочу ему лгать, оттого перевожу разговор в другое русло:

– Картошка почти готова. Ещё я там яйца с сыром и чесноком сделала. Только майонеза не было. Если ты голоден… – кровь снова приливает к щекам.

Подумать только, я готовила для Лядовых и сейчас буду кормить Макса своей стряпнёй.

– Ничего себе ты ловкая. – мне кажется, что нотки сомнения пробираются в его голос.

– Не такая уж и ловкая. Тем, у кого имеются две работающие руки, придётся мыть после меня посуду. Я как-то сначала об этом совсем не подумала…

– А я хваловал отца на посудомоечную машину. Он всё был уверен, что она ему без надобности.

Вот ещё. Из-за моей глупости и недальновидности покупать ненужную человеку вещь? Как Макс вообще это всё совместил?

На моё счастье или беду, раздаются приближающиеся шаги.

Поразительно, что я совсем не слышала в доме этого ужасного скрипа ворот. Звукоизоляция?

– Запах изумительный, Анют, но, боюсь, твои труды нас не дождутся. Если ты, конечно, прислушается к моему совету.

Николай Петрович входит в кухню широкими шагами. Я благодарна за комплимент своей картошке, потому что вижу неподдельное любопытство на его лице. Ну и ещё трепещущие крылья носа.

– Почему я должна не прислушаться к вашему совету? – искренне изумляюсь я.

Стараюсь не выказывать беспокойства, но тело подводит. Ладони и лоб мигом становятся мокрыми. Злюсь сама на себя, не сводя взгляда с человека, принёсшего непонятные вести.