Саня Тамарин, наш главный герой, подталкиваемый не иначе как волей бога рока, а именно рок Саня и собирался играть, буквально скатился на припорошенный свежим снежком перрон и едва удержался на ногах. Устояв, выпрямился и огляделся, смутно ощущая, что что-то здесь не так. Что-то в этом столичном вокзале было не так. Но спросонья никак не мог сообразить, что именно.

Но самое первое, что Саня ощутил, так это то, что от чего-то холодрыга была такая, как будто бы он никуда из дома не уезжал. Эти санины мысли были недалеки от истины. А одет Саня был не очень тепло – пуховик был тонковат, и подштанники совсем не имели начеса, и потому он сходу замерз. Все же ехал Саня не в самые холодные края, и поэтому надел одежду полегче.

Через пару минут замерзли ботинки, которые и вовсе были демисезонными по местным меркам, и заскользили по утоптанному снегу получше любых лыж. Несколько мгновений Саня честно пытался устоять, размахивая руками и айяйяйкая, но таки растянулся во весь рост. Понаблюдав немного за звездами, приплясывающими вокруг него по часовой стрелке, Саня собрался с силами и поднялся. Не с первого раза конечно, ибо, как было чудовищно скользко, так и осталось.

На ноги он поднялся, крепко держась за перила перрона, до которых еще пришлось доползти, причем через три пути, и, оглядевшись наконец-то понял, что попал, но совершенно не туда, куда надо. А просто попал, точнее конкретно попал. Кругом были снег и темнота. Не было фонарей на многие километры, кроме одного единственного над входом в запертый на ночь вокзал, поэтому с трудом угадывалось, что совсем рядом, за березовой рощей, оккупировавшие пологий холм, центр небольшого городка. Хотя в тот момент Саня был уверен, что его высадили в чистом поле. Вот бы узнать, почему его высадили? А главное кто? Вот бы тогда он задал жару этому негодяю, иди негодяйке.

Пытаясь припомнить последние события, Саня приставным шагом пробирался вдоль перил. Вспомнить не получалось – голова как будто была набита ватой. Но при этом смерть через обсосуливание ему представилась как никогда отчетливо. Можно было бы сказать, что он похолодел от этой мысли, но это было бы лишь игрой слов, да и куда уж дальше-то холодать? Дальше и градусник-то не всякий показывал.

Сане стало страшно. Жизнь, все без малого тридцать лет замелькали перед глазами, оставляя беднягу в недоумении, чего это ему на своей съемной квартире не жилось. Музыкантом известным стать? Певцом популярным? Медийной персоной, которую зовут за денежки участвовать в различных телевизионных шоу и прочих мероприятиях? В свете маячившей впереди смерти сие не казалось достойной целью.

Уняв истерический страх, сдавивший горло и еще кое-что, Саня прислушался и, услышав далекий вой собаки, направился в том направлении, понимая, что в такой мороз живая собака может быть только рядом с домом человека. О том, что это могла быть не собака, Саня даже и не подумал. Он, подобравшись и поправив тощий баул на загривке, припустил по скользкой хрустящей тропинке прочь от неприветливой коробки вокзала, который он и вовсе не заметил, во все лопатки. Воздух был таким ледяным, что парню казалось, что вот этот вот самый вздох будет последним в его жизни, так как еще немного и он просто замерзнет еще и изнутри.

Шаг за шагом Саня измерял своими заледеневших ногами протяженность дороги, которая так пока и не привела его никуда. Она петляла между какими-то кустами и деревьями, между которыми иногда виднелся страшного вида забор. Уводила она кажется куда-то все дальше в лес, и только приближающийся вой подсказывал, что Саня на верном пути. К одному собачьему голосу добавился второй, затем третий. Между кустами стали попадаться бледные светлячки окон и на душе у Сани потеплено. Но только на душе. Все остальное кажется замерзло окончательно.

Когда медленно приближающиеся огоньки окон скрылись за чередой заборов самого разного вида, Саня уже настолько замерз, что ему казалось, ноги вот-вот покроются сеточкой трещин и рассыплются, если он вдруг запнется и упадет. Заборы изогнулись углами и теперь преодоленное расстояние измерялось именно ими. Да еще и стало совсем уж скользко и ноги то и дело разъезжались. Это не говоря о том, что он их и не чувствовал даже.

Доковыляв до следующего угла, Саня едва справился с юзом, боднул столб и, решив, была не была, рванул через раскинувшийся перед ним перекресток. Ну, он-то рванул вперед, собираясь как можно скорее проскочить перекресток, так как за последние несколько лет, живя в довольно крупном городе, привык преодолевать перекрестки именно бегом. Да и вообще он в последние годы пешком почти не ходил – все бегом да бегом. Еще сильнее повысившаяся скользкость дороги увеличила скорость Сани многократно. Но зато так было теплее, и поэтому Саня решил не останавливаться. Заборы бодрее замелькали по сторонам. И кажется там, в той стороне, куда неведомая улица вела, было светлее. Значит там огни домов и фонарей, и люди.

То, что люди должны быть и за этими заборами, если конечно это улица, а не промзона, Саня как-то не задумывался. И о том, что это не улица, тоже не задумывался. Глухие разномастные заборы были неприветливыми, а вот свет где-то за ними вполне.

Может именно поэтому Саня и не приметил крадущуюся за ним тень.

Саня, как не местный, хотя тут даже житель этого неизвестного населенного пункта заплутал бы в потемках, не подозревал, что то, что еще можно назвать улицей скоро свернет в сторону, огибая лесопарк. Но зато огни центра города “Н” оказались такими близкими.

Зато тень, крадущаяся за человеком, знала. Еще она знала, что человек непременно решит срезать. Конечно и здесь, на окраине города, не было свидетелей, но все же в любой момент могла проехать машина и все испортить. Хотя и здесь, конечно, есть тихие и уютные подворотни, где можно было бы уединиться.

Выйдя на поворот, Саня увидел впереди такие манящие огни, пусть небольшого, но все же города. Не думая ни о чем, он припустил вперед по довольно широкой хорошо натоптанной тропке в глубь каких-то насаждений.

Тень поспешила следом.

Прижавшись к стеклу, Лекс Владимиров провожал взглядом редкие огоньки неизвестного но явно маленького, или даже скорее крохотного городка, в котором остался завоевывать вершины шоу бизнеса и покорять сердца будущих фанаток незнакомец Саня. На лицо мерзавца наползла самодовольная улыбка. Дело сделано, и все оказалось проще, чем он предполагал. Свалившийся вдруг на голову конкурент преждевременно обезврежен.

Хохотнув, Лекс вошел из тамбура в вагон. Проходя мимо купе проводницы, щелкнул ключом в замке, отмыкая его, и зашагал к своему месту. Нижняя полка напротив теперь была пуста, и еще долго будет пуста, если получится водить проводницу и ее сменщицу за их славненькие носики.

– Ну вот и хорошо, – пробормотал Лекс, укладываясь на бочок. – Теперь до самой столицы оба места мои. И главное никто не будет мешать. Никогда. И уж точно не этот… Саня.

Он сладко зевнул и опустил голову на подушку. И почти сразу уснул, так как предыдущую ночь толком не спал, решая для себя важный вопрос, быть или не быть, а точнее ехать или не ехать, а решившись, покупал билет, что тоже стоило немалого количества нервных клеток. А потом он весь день до самого отъезда был на ногах.

То, что снилось Лексу, приятным назвать было нельзя. Все во сне начиналось вполне удачно, в смысле – его карьера певца, музыканта и композитора, а главное удачливого человека. Продюсеры с миллионными контрактами кидались к нему под ноги, фанатки – на шею, деньги с многими нулями – в кошелек и на многочисленные счета. Пачками. И те и другие, и третьи. Залы рукоплескали, пластинки раскупались, ролика на ютюбе лайкали, и они мелькали на каждом девайсе независимо от вкусов владельца. Но потом в сон вплеталось нечто незначительное, мелкое совсем, но неприятное…

В то утро Лекс встал еще затемно, что зимой в общем-то и не удивительно. Ему предстояло решить несколько дел, забрать кое-что с бывшей работы, пройтись по магазинам, собрать вещи в дорогу, хотя он должен был бы сделать это еще накануне, но накануне он еще никуда не собирался. Ну и еще, естественно, нужно было сесть в поезд. Встал Лекс в семь часов утра, а поезд отправлялся в пять часов пятнадцать минут вечера. Сделал Лекс все, что запланировал, он такой – все и всегда делает лучше всех, но в итоге с троллейбуса к вокзалу, и далее к поезду бежал, высоко задирая коленки. Правда в итоге прибыл до того, как поезд отъехал, и даже с десяток минут в запасе у него оставалось, и он даже успел отдышаться до отправления поезда. А иначе и быть не могло! Ведь он все и всегда делает лучше все – даже бегает к поезду, когда опаздывает, лучше всех.