Так что в целом я чувствую себя чуть лучше, чем вчера. Ничего не решено, но мы как будто сделали первый шаг.

Это лучше, чем ничего.

Мне даже удается кивнуть, когда я утром вижу его на другой стороне лагеря. Слегка улыбнуться ему. Он не подходит и не заговаривает со мной, но его лицо смягчается в очевидной манере. От этого мое сердце сжимается.

Первые несколько часов проходят в такой же лишенной событий тягомотине, что и вчерашний день, но я по какой-то причине на нервах. Наверно, это эмоции, связанные с Кэлом, но такое чувство, будто мои нервные окончания пылают, как это бывает, когда назревает кризис.

Может, мое тело запуталось и убеждено, что этот сдвиг в отношениях является чрезвычайной ситуации.

Как бы там ни было, я еще настороженнее, чем обычно, пока мы с Гейл ведем караван по скалистой горной тропе в Западной Вирджинии. Это более неровная местность, чем наш регион Кентукки. Более угрюмая. Более устрашающая с каменистыми уступами и глубокими темными впадинами. Мы передвигаемся медленнее, чем вчера.

В таком ландшафте могут притаиться монстры.

Мы с Гейл уезжаем чуть вперед, когда тропа описывает глубокую петлю, а затем сужается между двумя высокими выступами скалы. Мы обе резко останавливаемся, когда поворачиваем и обнаруживаем, что дорога преграждена огромным упавшим деревом.

Первое, что я замечаю — дерево не вырвано из земли с корнями. Его срубили.

А значит, это ловушка.

Я выстреливаю из пистолета в небо, чтобы предупредить остальную группу позади нас, и мы с Гейл выполняем резкие U-образные развороты, чтобы вернуться охранять остальных и припасы. Но из ниоткуда раздается выстрел, пробивший переднюю шину Гейл. Она успевает спрыгнуть прямо перед тем, как ее мотоцикл заносит в сторону.

Ее байк вскользь задевает мой, катясь по земле и выбивая меня из равновесия. Поскольку я это предвижу, я тоже соскакиваю с мотоцикла прежде, чем он падает, но плохо приземляюсь на свою слабую лодыжку — ту самую, которую я повредила, когда чуть не замерзла насмерть. Она подворачивается, и я чуть не падаю.

Внезапная боль так обжигает, что первые несколько секунд я даже не осмысливаю ее. Я бегу за Гейл. Она несется обратно к нашему каравану и стреляет в направлении стрелков, которые заняли высокие позиции на защищенном утесе над нами.

На моем пятом шаге случается сразу две вещи. Мучительная боль в лодыжке наконец-то накрывает меня будто приливной волной, и я вижу, как Гейл подстреливают.

Пуля попадает ей в грудь или в плечо (слишком много всего происходит, чтобы я могла оценить точное место ранения), и она падает передо мной.

Потом не остается ничего, кроме боли. Паники. И еще чего-то темного и отчаянного. Сродни абсолютному одиночеству.

Моя больная лодыжка подкашивается, и я тоже падаю, едва сумев пригнуться за несколькими упавшими камнями, которые могут предоставить мне минимальное укрытие.

Они до сих пор стреляют по мне. Пули рикошетят от камней, за которыми я прячусь. То, что они в меня не попадают, кажется чудом.

Но я в ловушке. Я никогда не выберусь из этого маленького укрытия живой. Я даже не могу достаточно приподняться, чтобы безопасно выстрелить в ответ. Гейл, возможно, мертва, а я никогда не сумею вернуться к остальным своим друзьям. К Кэлу.

Я их потеряла. Навеки. Я знаю это с сокрушительной уверенностью.

Для меня все кончено.

Стрельбы становится больше. Остальные члены моей группы, должно быть, образовали защитный фронт против стрелков.

Я даже не знаю, кто эти нападающие. Они могут оказаться кем угодно. Незнакомцами, которые хотят то, что есть у нас, и готовы убивать ради этого.

Мой разум погрузился в болезненную дымку. Если бы можно было что-то сделать, я бы сделала. Думаю, я до сих пор способна передвигаться, хотя никак не смогу перенести вес на лодыжку. Однако я едва могу поднять голову так, чтобы не превратиться в мишень для стрелков, так что остается лишь затаиться и ждать.

Я начинаю слышать голоса. Торопливые крики. Мне требуется около минуты, чтобы узнать в них своих друзей. Моих людей. Я слышу, как Грант выкрикивает приказы остальным. Он всегда берет на себя руководство в кризисных ситуациях. Затем я слышу, как Джексон кричит о том, чтобы прикрыть ее, вытащить ее, и каким-то образом я понимаю, что он говорит про Гейл.

Может, она не мертва. Может, она сумела вернуться к остальным.

Надеюсь, что так. Конечно, остальные тоже могут не выбраться, но с ними у Гейл хотя бы будет шанс.

Хотя бы она не в ловушке, травмированная и одинокая, как я.

Затем раздается еще один голос. Такой знакомый. Хрипло кричащий. Так громко, что он эхом отражается от отвесных скал.

— Где, бл*дь, Рэйчел? Где Рэйчел?

— Она бежала сразу за мной, — это Гейл. Живая, но говорящая слабым голосом.

— Мы вытащим ее сразу же, как только сможем, — снова Грант, всегда пытающийся надзирать за операцией. — Питер, сдвинься влево вон туда. Кэл, подожди! Кэл, нет! Ты не можешь просто…

Я вижу все происходящее как тусклый, расплывающийся фильм, и я знаю, что именно сейчас происходит. Вопреки здравому смыслу, стратегии и безопасности Кэл идет за мной.

Его убьют. Ужасающий, но неизбежный исход. Я пытаюсь приподняться в тщетной попытке остановить его, но тут пуля свистит прямо над моей головой.

Так что я снова распластываюсь и повторяю отчаянные мысленные молитвы, обращаясь к любому, кто может услышать.

«Пожалуйста, не дай этому упрямому засранцу угробить себя».

Стрельба возле меня снова возобновляется. Это из-за Кэла. Я точно знаю. Затем он внезапно оказывается почти на мне, ныряя в укрытие за те же камни, которые я использую для защиты. Он, наверное, даже не знает, что я здесь. Он просто пытается укрыться, как это сделала я.

— О бл*дь! — он здесь. Каким-то образом он здесь. Большой, тяжело дышащий и спешащий. — Бл*дь, малышка. Я тебе навредил? Ты пострадала? — он старается держаться пониже, но в то же время ощупывает меня везде, явно ища травмы.

— Я в порядке. Только лодыжку подвернула. Очень сильно.

Он издает беспомощный гортанный звук, затем стискивает меня в свирепом объятии, пока мы оба до сих пор растянулись за камнями.

Я обнимаю его несколько секунд, но мое облегчение из-за его присутствия длится недолго.

— Ты чем думал, черт возьми? Пришел за мной сюда. Тебя могли убить! — я отстраняюсь достаточно, чтобы видеть его лицо, и замечаю кровь на его левой щеке. Издав сдавленный звук, я ощупываю его волосы и нахожу источник кровотечения. Пуля, должно быть, задела его вскользь. — Ох, бл*дь, Кэл! Тебе чуть башку не снесли! Чем ты вообще думал?

Его ладони обхватывают мое лицо. Вовсе не нежно.

— Я уже говорил тебе раньше. Если тебя ранят, то лишь потому, что со мной уже разделались. Если ты умрешь, я уже мертв. Это никогда не изменится.

Я на мгновение расклеиваюсь, и он снова крепче стискивает меня в объятиях. Мы вместе лежим за камнями, и вокруг столько стрельбы. Крики. Я понятия не имею, что вообще происходит.

Только то, что Кэл здесь. Здесь, со мной.

— Нам надо выбираться отсюда, малышка, — говорит Кэл через пару минут. — Будь они умными, они бы удерживали высокие позиции, но похоже, они двигаются в эту сторону. Мы будем легкими мишенями. Нам лучше бежать.

— Я не могу бежать. Прости. Моя лодыжка слишком повреждена. Но ты иди. Может, выберешься. Я могу попробовать хотя бы прикрыть тебя, — я начинаю опять приподниматься в сидячее положение, но Кэл меня останавливает.

— Ни за что. Бл*дь, да я скорее лягу и помру, чем оставлю тебя здесь одну. Я понесу тебя.

— Нет! Ты не сможешь…

Я не заканчиваю свое мучительное возражение, потому что Кэл уже действует. Встает на колени. Затем на ноги. Наклоняется, чтобы взять меня на руки.

Затем он делает это. Он реально делает это. Он выбегает под пули без оружия и защиты. Он несет меня обратно к остальным.

Стрелки определенно изменили положение. Иначе у нас не было бы ни единого шанса. Должно быть, они теперь сосредоточились на караване. Но как только мы минуем поворот, и остальные оказываются в поле зрения, мы тоже становимся мишенью.