Осколки, кровь, чьи-то следы. За какие-то полчаса все это настолько въелось в асфальт, будто кто-то нарочно топтался здесь ногами. Тернер указала безликим на ткань, и те услужливо потянули с двух сторон и обнажили, так сказать, содержимое.

– По предварительным данным, этот человек пытался взломать систему и установить соединение с источником на стороне. Если бы ему удалось, «АрКейн» получил бы доступ к звонкам министерства, ко всем межведомственным сообщениям, поступающим напрямую от руководства. Они бы узнали о всех наших передвижениях, перестановках в армии, защитных механизмах.

Я не услышал и половины из того, что она сказала. Я не мог заставить себя воспринимать что-то, кроме Фила и его растекшегося по асфальту тела. На мгновение я почувствовал себя отделенным от всего, что происходило вокруг. Но то была лишь секунда. Мгновение пустоты, в котором не было печали или боли.

Я просто стоял и ждал, как стою и жду каждое утро автобус. Жду, а он не приходит или отстает на пару минут. Это неважно; оно перестало быть важным очень давно. Я не знаю, когда смерть стала для меня обыденностью. Когда я успел отделить своего лучшего друга от тела, лежащего передо мной? И был ли он вообще мне другом? Или же я стал слишком далек от людей, будучи постоянно «в них»?

Теперь понятно, почему отец отправил именно меня и что за разговор нас ждет по окончании.

Да, это твоя лучшая шутка, Фил…

– Я сказала что-то смешное, Юкнайт?

– Нет, извините.– Я подавил смешок и прикрыл рот рукой, чтобы не смущать ее улыбкой, которую никак не мог убрать. – Я с самого утра допрашиваю людей, так что не воспринимайте мою реакцию всерьез.

Тернер оправила опавшие на лоб волосы и тяжело вздохнула.

– Как я сказала, он пытался установить сигнал со сторонним источником. В этот момент сработала система безопасности. Безликие, находящиеся в радиусе одного километра, были направлены в министерство для устранения угрозы. Уже пару минут спустя от начала тревоги в здании находились по меньшей мере восемьдесят моих сотрудников. Все это время виновный не покидал этажа и, если так можно выразиться, не отходил от рабочего места.

Последние слова она произнесла особенно резко, будто хотела выгнать их из себя, как не прижившуюся в животе пищу.

– …Как только Коллинз увидел безликих, он открыл окно и спрыгнул вниз. ННТ конфисковали компьютер. Они попытаются установить местоположение источника, куда должен был поступить сигнал. Если Фил допустил просчет при взломе системы, то мог оставить и другие следы своей деятельности.

– Вы сомневаетесь?

Она восприняла вопрос, как издевку, и ответила с еще большей холодностью, чем в начале нашей встречи:

– Это наша с тобой работа – во всем сомневаться.

– Конечно. Что насчет других связистов? Они не пострадали?

– Нет. Мы собрали весь шестой отдел в одной комнате для проведения допроса. Конечно, у Коллинза могут быть сообщники и в других частях министерства, но пока остановимся на первых свидетелях и, если ничего не найдем, дадим делу широкий ход.

– Сомневаюсь, что они видели многое, раз никто не подал тревогу до взлома.

– Они могли растеряться. Мы с тобой знаем, как пугают многоликие.

– Вы серьезно? Человек с расщеплением не может контролировать себя. Тем более целенаправленно прыгать в окно.

– Я это хорошо понимаю. Но, если выбирать между просчетом «АрКейна» и расщеплением, я склоняюсь ко второму. «АрКейн» действует, лишь полностью уверившись в успехе своего дела. Они бы не пошли на такой риск, если бы не знали, как преодолеть защитный протокол. И они бы точно не доверили это второсортному специалисту. Лично мое мнение, в ошибке Коллинза виноват разрыв.

– У Фила не было проблем с КПД.

– Откуда такая уверенность? Мы еще не получили данные из Благосостояния.

– Он бы мне рассказал…

Последние слова стоило придержать, учитывая ситуацию, но Тернер едва обратила на них внимание.

– Идем.

Она махнула рукой и направилась к центральным дверям.

Все входы и выходы в министерство заблокировали. По словам Тернер, даже самые стойкие, услышав сигнал тревоги, помчались к выходу. Не без труда безликим удалось уговорить связистов вернуться на места и продолжить работу. Для многих «АрКейн» существует лишь на словах и в телепередачах.

Никто не может воспринимать угрозу чего-то, пока не столкнется с ней напрямую; пока не почувствует ее близость, ее последствия. И дело здесь не в недостатке воображения, а в невозможности ощутить опасности в состоянии безопасности. Как невозможно узнать вкус блюда, не попробовав его. Сегодня эти люди почувствовали присутствие «АрКейна», кто-то больше, кто-то меньше, но им одинаково страшно.

На шестнадцатом этаже Тернер одернула меня за рукав и указала на стеклянную дверь в левой части коридора.

Наше появление не было внезапным. Но для испуганного человека, малейший хлопок двери, равносилен вою сирены. Все разговоры тут же стихли и повисла тишина. Десятки глаз смотрели на нас с одинаковым нетерпением. Этим людям не нужны ответы. Не так сильно, как возможность высказаться самим.

Едва Тернер переступила порог, и недовольства посыпались на нее сплошным потоком.

– …Когда нас выпустят!?

– …Почему нас держат отдельно от всех!?

– …Этого ублюдка уже поймали?!

– …Скажите нам хоть что-нибудь!

Тернер дождалась, когда основной поток ругани стихнет , и указала пальцем на меня.

– Прошу вас воздержаться от резких высказываний. Мистер Юкнайт введет вас в курс дела, а заодно расскажет о дальнейших действиях.

Чтобы не разделяло людей в этой комнате – статус, заработок, КПД. Именно сейчас они одинаково ненавидели нас; ненавидели ситуацию, в которой оказались; ненавидели любое слово, сказанное мной. Даже их молчание сквозило враждебностью.

– Меня зовут Доран Юкнайт, я чтец министерства Правды. Для тех, кто еще не знает – а таких я уверен, здесь немного – вы стали свидетелями преступления, произошедшего примерно час назад. И как любой свидетель вы подлежите допросу. Собственно, поэтому вас и собрали в одной комнате. Условия допроса просты: не лгите и уйдете раньше, чем захотите посмотреть на часы. Ваше начальство распорядилось об учреждении внепланового выходного для шестого отдела. Так что время, потраченное вами на разговор со мной, не нарушит регламент. Опережу ваши вопросы насчет КПД…Вам сделают надбавку в качестве компенсации, и вы сможете покрыть недостающие часы.

Напряжение заметно спало, но, как и их молчание, имело временный эффект. Допрос страшен для всех, даже для тех, кому нечего скрывать.

– …Ко всему добавлю. Если попытаетесь солгать, разговаривать мы будет уже в другом месте и под прямым присмотром безликих. Это понятно?

Я достал из кармана планшет и открыл полученный от Аккерман список.

– Ваше руководство предоставило мне список сотрудников шестого отдела. Я буду вызывать вас по очереди. Очередность определял не я. Так что наберитесь терпения те, кому предстоит быть последними.

Я переслал список безликим и вышел из комнаты. Кабинет, выделенный для допроса, находился в другой части этажа. Коморка для швабр, на первый взгляд. Коморка для швабр, при детальном разглядывании. Лампа едва светит, а вытяжка фонит, будто приоткрытое окно. Стол кажется здесь лишним, в отличии от забытого ведра в самом углу. Лучше, чем ничего – первая мысль. Лучше бы не было ничего (уже не относится к кабинету).

Связисты заходили один за другим, садились за стол и протягивали руку. Никто из них не лгал, или же я задавал недостаточно точные вопросы, чтобы поймать их на лжи. Я никогда не сомневался в себе как в чтеце, но, вспоминая Фила, все, в чем его обвиняют и в чем я никогда его не подозревал, я чувствую себя обманутым. И, хуже того, я чувствую себя полной бездарностью. Неудавшимся другом, неудавшимся чтецом, неудавшимся сыном. Я не заметил неладное, только потому что передо мной не стояла такая задача. Я позволил себе расслабиться, позволил чего-то не услышать, не увидеть, о чем-то не спросить.