– Из-за здоровья, он медкомиссию в такси не прошел.

– В армию он не призывался? – снова задал вопрос Клавдий.

– Нет, – Роза потянулась за «бантиком» с вареньем.

– Он на фото без очков. Не по зрению пролетел. В такси не приняли на работу случаем не из-за такого? – Клавдий покрутил пальцем у виска.

– Клава! – понизил голос Макар.

– Ни-ни, не то… не шизанутый он у меня, – уборщица Роза затрясла головой. – Если б тронутый, то я бы и пропажу его без вести поняла – мало ли шиза штуки откалывает, убегают из дома, прячутся от родителей, бродяжничают. А он нормальный мальчик, правда, родился не очень здоровым.

– А с виду на фотографии он почти богатырь, – похвалил Макар.

Уборщица Роза криво улыбнулась. Снова потрогала синяк на подбородке. Откусила половину «бантика», запила кофе.

– Когда вы сами его хватились? – Клавдий начал выяснять главное.

– Числа двадцать второго мая. Он мне все не звонил, не звонил… Неделю, если не больше. Я сама ему набрала, а он недоступен. Подумала – где-то носит мальца… Занят. Работает же. Позвонила на другой день поздно вечером, когда домой вернулась. Снова недоступен. Потом ночью – то же самое. Утром на работе набрала ему – недоступен. Я все звонила, волноваться начала… Дома в поселке вечером сбегала на квартиру к Пауку. А он мне – сто лет не видел Руслана вашего. Понятия, мол, не имею, где он. В Москве вроде устроился, работу нашел. Посоветовал мне у Локи узнать. Я его искала-искала, не нашла в поселке.

– Кто они – Локи и Паук? – живо поинтересовался Макар.

– Паук – Денис Журов, одноклассник Руслана. А Локи из Вавелей семейства. Максим у него имя, Локи его в поселке кличут, уж не знаю почему. Кто такой Локи? Хрень разная у пацанов. – Уборщица Роза раздраженно пожала полными плечами.

Макар и Клавдий переглянулись.

– Продолжайте, Роза Равильевна, – мягко поощрил ее Макар. – Сока апельсинового вам еще налить?

– Уж пожалуйста… кисленький, приятный… Уж простите меня, обжираю вас совсем бессовестно… Вкусно очень! Не отыскала я Локи, утром побежала в полицию, думала, они меня ждать заставят три дня, прежде чем заявление подавать о пропаже сына. Но они меня выслушали, спросили его возраст и сразу направили к участковому. Он меня мурыжил-мурыжил… Все допрашивал про Руслана. Но заявление мое взял.

– Вам известны конкретные действия полиции по розыскам вашего Руслана? – уточнил Клавдий. В словах уборщицы «про полицию» ему почудилась скрытая неприязнь. Но он пока не знал причины.

– Нет, – Роза покачала головой. – Два месяца прошло. Воз и ныне там. Сынка моего нет. Никто в нашей полиции мне ничего не говорит. Жив он – нет ли… Я сердцем чую – нет его уже на свете. Был бы живой, сегодня, в свой день рождения, мне бы непременно позвонил. Матери своей, рожавшей его, кормившей-поившей, защищавшей…

Заливаясь самыми горькими безутешными слезами, уборщица Роза шумно выхлебала апельсиновый сок из стакана и потянулась за бумажной салфеткой, аккуратно разложила ее на коленях и начала собирать с блюда оставшуюся выпечку.

– Руслан – единственный ваш ребенок, насколько мы поняли? – уточнил Макар.

Уборщица кивнула. Она деловито укладывала в салфетку круассаны, плюшки и булочки с корицей.

– А где отец Руслана? – осведомился Клавдий.

– Он нас давно бросил. Отрезанный ломоть. Умер он десять лет назад, – сообщила Роза.

– Фамилия участкового? – задал Клавдий новый важный для себя вопрос.

– Бальзаминов. Наш он, поселковый. Майор Бальзаминов.

– А поселок ваш называется…

– Скоробогатово, – ответила уборщица Роза. – Русланчик мой там и родился. А я после школы девчонкой из Уфы к мужу туда переехала, мы с ним на макаронной фабрике оба в молодости пахали. Муж с матерью, свекровью моей, в хрущевке свою жилплощадь имел, квартирка двухкомнатная, смежная, я и польстилась, дура молодая. Долго у нас с мужем деток не было, я из кожи вон лезла, к знахаркам обращалась. Потом Русланчик на свет появился, бабка наша, ведьма-свекровь, скончалась. А после уже и мой благоверный от нас с сынком… из квартиры свинтил.

– Извините за бестактность, а сколько же вам самой лет? – спросил Клавдий Мамонтов.

– Сорок семь, полтинник скоро, – весьма непоследовательно ответила Роза. – Старая я кляча… изношенная лоханка…

Макар глянул на приятеля – уборщица выглядела на десять лет старше своего возраста. Если не на пятнадцать. Она аккуратно, но с деревенской жадностью завертывала в салфетку выпечку со стола. Сунула пакет в карман синей робы.

– Спасибо за угощение, – всхлипывая, начала истово, жалобно благодарить. – Нам нельзя даже остатки со столов в ресторане собирать и с тележек, которые официанты возят постояльцам в номера и на виллы. А кто еду ворует с тележек, у того сразу ползарплаты долой. А здесь вкуснотень повара готовят, столько еды остается, аж живот крутит, жрать все время тянет, а нельзя нам, персоналу, есть чужое. Да я и воровать не привыкла.

– Фамилия вашего сына и ваша? – спросил Клавдий.

– Его – Карасев. А моя Сайфулина, – ответила Роза.

– Руслан взял фамилию отца?

– Ага. И глазом не моргнул. Захотел его. Уж я его просила-умоляла. Одумайся, зачем тебе его фамилия? А он плечами дернул, покосился на меня, промолчал. Но я поняла – не желает он мою татарскую фамилию брать, хочет русским быть, с фамилией папаши своего – зверя…

Уборщица Роза осеклась. Поджала губы. Затем низко опустила голову, явно пытаясь спрятать от них свое изуродованное синяком лицо с появившимся на нем выражением ожесточения… Темными тенями прошлого… Клавдий внезапно понял – все ими услышанное не совсем то, чем представляется на первый взгляд. И в рассказе уборщицы, во всем этом деле им встретился лишь самый первый подвох. Появятся и множество других, – если вдруг они решат двигаться дальше и…

– А зачем вам все знать? – глухо пробубнила уборщица Роза, словно подслушав его мысли. Маскируя промельк теней прошлого в своих чертах, она опять начала горько плакать, подвывая от горя. – Полюбопытствовали, ребятки, да? Наслушались меня, матери. Добрые вы, но… чего вам во мне и в Руслане моем? Послушали, покачали головами с умным видом, да? Вроде посочувствовали. Уехали из отеля и забыли. И не вспомните вы меня завтра, ребятки. Сейчас-то вы не в себе еще после ночного загула, амбре от вас… Пили до рассвета. Небось, с девками ублажались… Ну а с утра тепленькие, добренькие… любопытные… Сядете в тачку навороченную, и только вас и видели… А я останусь. Плюшки ваши доедать дома и слезами давиться… Одна-одинешенька! Никто, никто мне не поможет, никто не найдет моего сына единственного… Хоть могилку его безымянную… Хоть тело его бездыханное… Нет мне, матери-одиночке, помощи ни от полиции, ни от кого на свете! А за завтрак ваш щедрый, вкусный – низкий поклон. Если надо ваше благодеяние отработать, дайте адрес ваших хором, где живете. Я приду в выходной, уберусь у вас, все вымою, вычищу. Я свои долги привыкла платить. Я – честная женщина. И гордость имею.

Ее слова были несправедливы, но полны горечи и боли. Они оба молча созерцали ее залитое слезами лицо.

– Роза Равильевна, я вашего сына Руслана постараюсь отыскать. – Макар поднялся из-за стола. Выпрямился, вздернул подбородок. – Я вам помогу. Я вам клянусь.

Клавдий не понял – бурное похмелье взыграло в натуре Макара или же нечто иное? Когда он поклялся уборщице Розе со столь серьезным видом сделать в общем-то неосуществимое.

Отыскать пропавшего без вести совершенно незнакомого парня…

Но Клавдий знал и другое – от своих обещаний Макар, пылкий, безбашенный, запойный алкоголик, его единственный верный друг и работодатель, не отступает никогда.

– Скиньте нам ваши контакты, – хмуро попросил уборщицу Клавдий, хоть и с неохотой, но без колебаний идя на поводу своего друга Макара. – Контакты Паука и Локи – если не телефоны, то хотя бы примерные адреса. Вашего участкового я сам отыщу, потолкую с ним.

– Вы ж сказали – вроде в ментовке раньше служили? – уборщица Роза недоверчиво разглядывала его темными глазами. – Неужель поможете мне? Не шутите? Мне и платить вам нечем. Если только отработкой, уборкой у вас дома.