– Поэтому Роза Сайфулина до сих пор на свободе, но в роли главной подозреваемой в убийстве сына? – усмехнувшись, спросил Клавдий.

– С пропажей парня не все ясно и не все однозначно, – ответил Бальзаминов. – Мало ли кто в поселке желал ему вред причинить?

– Нам сказали – Руслан не был конфликтным, не дрался, не хулиганил, – продолжал Клавдий. – На фотографиях – он вполне обычный, слегка полный, вроде не хилый, крупный, физически довольно сильный. Правда, нас с Макаром удивило – друзей у него почти нет в поселке, только Локи с Пауком. Обычно в маленьких городках пацаны кучкуются…

– Его многие чурались, – Бальзаминов сломал зубочистку.

– Почему? – спросил Макар.

– Молва людская, идиотские суеверия. Его в поселке называли….

– Как? – Клавдий подался вперед.

– Приносящим беду. Считали нечистым созданием.

– Поясните, пожалуйста, нам подробнее, – Макар тоже проявлял живейший интерес.

– Маразм полный, – участковый снова принялся за свой шашлык. – В Скоробогатове у людей крыша едет порой. Руслана избегали. Считали: появляется он где-то – жди несчастья. Заведет с кем-то тары-бары, законтачит – у собеседника разные неурядицы начнутся потом… проблемы… Темный народ стал, одичал. Что у него в головах клубится? Раздражение копится, страх за будущее, черные невеселые думы, а срывается стресс на окружающих. Порой дикие формы принимает людская злоба. Бредовые суеверия.

– В интернете я прочел легенду про купца – хозяина фабрики по прозвищу Иуда, по фамилии Бородин. Он хлеб бородинский на своем заводе пек, да? И массово доносил на соседей – помещиков и земских деятелей, даже на родного брата. Его собственная мать прокляла за подлость. Он повесился на осине, да? – Клавдий смотрел на участкового.

На загорелом морщинистом лице Бальзаминова отразилось недоумение. Он нахмурился.

– Бородин-Иуда превратился в местное пугало? Чудовище-вампира, пронзенное осиновым колом? – не унимался Клавдий.

Макар глянул на друга: рисунок Августы явно не дает ему покоя. Подобное происходило и раньше, в их прежних расследованиях. Однако участковый был крайне озадачен.

– А, старинная наша… легенда. Страшилка городская. При чем здесь вообще она? – Бальзаминов наконец-то с усилием соединил ускользающие концы. – Я вам дело говорю, парни, а вы байками городскими, словно дети малые, забавляетесь.

– Но имелась ведь некая причина, заставляющая местных жителей верить в способность Руслана Карасева приносить беду? – настойчиво спросил Макар. – На пустом месте подобные суеверия не возникают.

– Родной папаша Руслана в детстве пытался его убить. Считал исчадием, выродком. Здешним это представлялось неким знамением, – ответил участковый Бальзаминов.

– Муж Розы?! Убить сына хотел?! – Макар привстал.

– С пьяных глаз. Ужрался в лом Карасев-старший в ту ночь. Я лично выезжал к ним на вызов, – ответил Бальзаминов. – Я только перевелся тогда в Скоробогатово по семейным обстоятельствам. Городок еще новым мне казался. Тихой заводью. А тут такое… Карасев-старший работал на хлебозаводе, тесто месил, сволочь… Розу он в ту ночь до полусмерти избил. Она чудом вырвалась. А Руслана семилетнего он выволок из постели и лупил головой об стену. И пытался нанести ему раны… изувечить. Я папашу еле тогда от мальца оторвал, скрутил. А он, когда мы его к дежурной машине волокли в наручниках, все орал на всю улицу: «Выродок! Родила выродка! Отродье! Беса сука родила! Беду он приносит! Меченый он!»

Макар и Клавдий внимательно слушали участкового.

– У людей в нашем поселке память длинная и недобрая. Папашу Карасева посадили на десять лет. Коньки он откинул в тюрьме. А здешние все помнят: и ночь расправы его над сыном, и вопли его безумные. – Бальзаминов умолк. И закончил: – Туго узелок завязался.

У Клавдия появилось стойкое ощущение: услышанное – лишь часть истории, многое им майор Бальзаминов недоговаривает.

– В ту ночь их квартиру кровь Руслана и Розы залила. Малец в больницу попал с травмами, – продолжил участковый. – И может статься, следы крови, замытые, старые, сохранились в их доме с тех самых пор. Поэтому гражданка Сайфулина для меня хоть и на подозрении, но не главная в происшедшем.

«Фамилию взял своего папаши – зверя…» – вспомнил Макара слова уборщицы Розы.

– Руслан, несмотря на нападение в детстве, взял фамилию отца, не матери, – заметил он. – Как же это понимать? Он простил своего отца, да?

Бальзаминов лишь криво улыбнулся.

– К родственникам папаши он податься не мог, их просто не существует, – ответил он. – У Розы осталась дальняя татарская родня в Уфе, но она с ними с момента переезда в Скоробогатово отношений не поддерживает. Исключено – затевать в Уфе его поиски. Он ведь даже фамилию русскую демонстративно себе в паспорт записал. Я потолковал с двумя его бывшими одноклассниками – с ними он вроде общался больше, чем с остальными.

– Пауком и Локи? – вставил Клавдий.

– Общение Руслана с Максом Вавелем-Локи я еще могу объяснить, Вавель сам не подарок. И семейка у них неблагополучная. Мамаша его с шестнадцати лет рожала от разных мужиков. Рожала и пила-гуляла. Многодетная мать! Деток в семье семеро. Двое старших сестер благополучно срулили из Скоробогатова, окончив школу. Макс тоже сразу после выпускного съехал из родной квартиры, одна из его сестер – инвалид детства, он их содержать не хочет, матери материально не помогает. Его мамашу пару раз за все безобразия пытались родительских прав лишить, но не стали. Правда, у самого Локи с головой все в порядке – без блата в институт поступил, учится, подрабатывает. Машину себе купил развалюху за гроши и в своем автосервисе довел ее до ума, починил.

– Сварщик он классный, – заметил Макар.

– И собой красавчик. Девчонкам шибко нравится, – хмыкнул Бальзаминов. – Но с Хвосто… с Русланом Карасевым он общался, снисходил до него. А вот второй из их прежней компании – Паук – Журов Денис, он сын завуча школы. Вряд ли его мать одобряла дружбу с обоими пацанами. Но он к ним все равно лип. Точнее, к Локи и…

Бальзаминов умолк. Подошедший к ним хозяин шашлычной поздоровался, спросил его – все ли нормально, вкусно? Пожелал хорошего аппетита. А у Клавдия вновь возникло чувство: Бальзаминов выдает им информацию строго дозированными порциями. За всеми его откровениями скрывается нечто иное – возможно, гораздо более мрачное и странное…

– Теперь мой спрос с вас, волонтеры, – заявил Бальзаминов. – Колитесь, ну! В чем на хрен интерес вам в этом гиблом деле?

– Я же вам уже объяснял – мы решили помочь Розе Равильевне в поисках сына. Полиция же его до сих пор не нашла. А мы попробуем. Мы же вам стараемся помочь, Михал Михалыч, – пылко ответил Макар.

– Ни в жисть не поверю, – Бальзаминов покачал головой. – Колитесь до седалищного нерва…

– Щас, кинулись, – в тон ему ответил Клавдий Мамонтов.

– Ага! Косвенное признание. Выходит, интерес шкурный все ж имеете, – Бальзаминов глядел на них жестко и недобро. Победно.

– Сейчас заведешь оперативную шарманку: не вы ли Руслана и прихлопнули, да? И явились внаглую узнавать – нарыла ли полиция улик насчет его пропажи. – Лицо Мамонтова стало непроницаемым. – А вы ни черта не нарыли за два месяца. Ты, Михал Михалыч, нам еще благодарен останешься – не только за обед и за обещание пристроить тебя после пенсии на хорошую работу. Но и за помощь в розысках уже не одного, а двух человек. Я плюсую и вторую вашу пропавшую без вести – девочку, бывшую одноклассницу.

Макар пока не вмешивался – умеет Клавдий беседовать с бывшими коллегами с наличием профессиональной деформации. Ставить их на место.

– Настоящий опер никому и никогда не верит. Особенно доброхотам. Особенно волонтерам-альтруистам. Особенно героям без страха и упрека, – щерясь в улыбке, парировал Бальзаминов. – А я мент неплохой. Свое дело знаю. Ты, – он обернулся к Макару, – все на мой рот пялишься.

– Не смотрю я на ваши зубы, – Макар внезапно покраснел. – Сдались они мне.