Нам же, всем тем, кто участвовал в ночной экзекуции нужно было соблюдать осторожность и держать язык за зубами, чтобы информация о произошедшем не дошла до начальства.

* * *

Серега ]Шевченко постепенно восстановился. Жизнь в кубрике наладилась. Мы все больше становились похожими на слаженную и дружную команду.

Я понемногу привык к службе и армейскому быту. Как-то перед окончанием учебки меня вызвали к полковнику Нечипоруку.

Я бегом метнулся в штаб, постучал в дверь его кабинета, услышав громогласное «войдите» вошел и отрапортовал о своем прибытии.

В кабинете вместе с полковником сидел офицер.

— Бодров вот, по твою душу. Из самой столицы за тебя просят, не знал, что ты важная птица. Ты, выходит, у нас «блатной»?

— Никак нет, товарищ полковник!

Я стоял вытянувшись по стойке смирно и смотрел прямо перед собой.

— Ну ладно, нет так нет. Оставлю вас с Михал Романычем. Переговорите

— Подполковник Александров, вольно, — представился офицер.

На вид ему было лет под сорок, светлый, сухощавый с острыми чертами лица и тонкими усами.

Подполковник задал мне пару вопросов о службе в учебке, спросил — знаю ли какие-нибудь иностранные языки.

Я ответил, что учил в школе английский со словарем. Тогда он задал мне пару несложных вопросов на английском.

— Говорят вы имеете стаж погружений, товарищ матрос? Так я понимаю?

— Так точно! Имею, товарищ подполковник, на гражданке в спасательной службе работал.

— Пойдешь к нам в водолазы, Бодров?

— Если Родина прикажет, хоть на Северный полюс полярником пойду, товарищ подполковник.

— Это хорошо, тогда решено. Я твою батю знал. Вместе служили вот получается сына друга к себе забираю.

Эта информация была несколько неожиданна для меня.

— Разрешите обратиться, товарищ подполковник?

— В водолазы или в боевые пловцы?ё

— Скоро все узнаешь.

Видимо, вопрос о моем переводе к другому месту службы уже давно был решен без меня.

Оставшиеся недели перед окончанием учебки моим делом занималась куча народа.

Особист оформлял на меня какие-то бумаги, я с несколько раз ездил с прапорщиком Шматко в госпиталь на медкомиссии.

При этом с меня не стали требовать меньше, чем с других, даже наоборот.

Теперь мы всей ротой, бегали с нагруженными вещмешками. К слову сказать теперь бегать было намного легче, чем в начале, я уже и не чувствовал, что бегаю в сапогах.

А бегаем ни много ни мало по двадцать килиметров день.

После физухи мы отправлялись в учебные классы, изучали там различные виды вооружений, морского и водолазного оборудования, теорию тактики боя, работали с картами.

Серегу определили в саперы и его забирали в класс инженерной подготовки.

Там они занимались инструкторами взрывниками, разбирая и устанавливая макеты мин.

Вечерами он рассказывал, как они изготавливали заряды самых разных типов.

Они учились минировать мосты, дороги, корабли и катера. Инструктора категорически запрещали им записывать любую информацию, поэтому им приходилось все заучивать наизусть.

Вечером со мной он повторял усвоенное, поэтому можно сказать, что я тоже изучил теорию взрывного и саперного ремесла.

Великая Отечественная дала нашим сапером очень много опыта, Немецкие историки, говоря о войне с СССР, любил повторять, что русские в военном деле оказались прекрасными учениками и превзошли своих учителей — солдат и офицеров Вермахта.

Серега рассказывал, что в годы войны незримое противостояние немецких минёров и советских сапёров происходило не только на фронте, но и в тылу.

Отступая, вермахт оставлял за собой сотни смертельных «сюрпризов» с часовым механизмом, которые предстояло найти и обезвредить.

Инженерная служба вермахта даром хлеб не ела. Немцы устанавливали такие мины, используя химические и часовые взрыватели и сотни килограммов взрывчатки.

В результате мины замедленного ждали не просто своего часа, а дня.

И ждать могли долго, не срабатывая до месяца. Вред от них был огромный.

К примеру, на передовой противник применял такую хитрость: во время наступления советских войск мог оставить без боя одну линию траншей, уходя в другую.

Наши занимали немецкие окопы, а дальше начинались адская серия взрывов.

Вместе с Шевченко я изучил различные типы взрывных устройств, плотность и физические свойства материалов, наиболее уязвимые места строительных конструкций и различной техники.

Вся эта информация так здорово плотно засели в голове, что даже потом, спустя месяцы, я абсолютно не напрягаясь все вспоминал.

Так как я шел отдельным списком, мой перевод затянулся. Почти весь мой мой призыв уже убыл в части к месту постоянного прохождения службы, в том числе и Серега Шевченко.

Мы пообещали друг другу не теряться и обязательно встретиться на гражданке после завершения срока службы.

Некоторые остались на учебу в сержантской школе.

Я же стоял, как мне сказали в штабе, за штатом и уже думал, что про меня совсем забыли.

В конце концов мне объявили перевод, на меня пришли недостающие документы и резолюции и я готовился к переезду к новому месту службы.

Я все же немного переживал.

Что ждет меня там? Интересная служба? Мытарства? Дедовщина?

* * *

И снова мне пришлось вливаться в новый для себя коллектив. Многие в первых же день мои сослуживцы заметили, что я набрал хорошую форму в учебке.

В первое же утро меня еще не переодетого в новую форму в моей застиранной хэбэшке и сапогах погнали на пробежку.

Я бежал получше остальных, а в конце, когда пришлось максимально ускориться, я рванул так, что за мной стояли тучи пыли.

Понял сразу, что бежится мне намного легче, чем остальным водолазам, я словно перышко порхаю и не чувствую усталости.

Легкие работают, как кузнечные меха? ровно пропускают воздух, ноги настолько привыкли к большим нагрузкам, что утренняя пробежка в пять кэмэ для меня — что разминка.

Спасибо отцам командирам в учебке. Теперь как никогда хорошо понимаешь смысл фразы тяжело в учении — легко в бою.

Те самые пятнадцать-двадцать километров бега в день были вовсе не лишними, и готовили матросов к таким нагрузкам.

Сразу после завтрака наш мичман, новый заместитель командира отправил меня в каптерку получать новую флотскую форму.

Никаких разномеров, все по фигуре, в отличии от учебки. ё

А больше всего мне понравились невесомые короткие хромовые ботинки.

Старую форму разрешили оставить. Она потом отлично пригодилась во время несения нарядов, а мои яловые сапоги не раз спасали мои ноги.

Мне помогли с черной пилоткой, которую нужно было особым способом хорошенько помять, подсказали, как и куда пришивать нашивки.

Теперь я выглядел, как все и это тоже помогало адаптироваться в коллективе.

Я пришел в самую младшую группу позже всех. Все знали, что я пришел по «блату». Но никто не задевает, не подшучивает, не строит козней.

Я привыкаю к ним, они ко мне. Просто присматриваемся друг к другу.

Нас десять человек. Ребята все с одного призыва, практически все прибыли из специализированной учебки.

Больших взводов нет, вместе с командиром, его заместителем и двумя радистами нас четырнадцать.

Нас, десять молодых бойцов, называли «карасями». Мы проходили боевое слаживание и программу обучения флотских водолазов-разведчиков.

В подразделении полагалась разбивка по парам и наш командир вечно экспериментировал, то разбивая старые пары и объединяя новые.

И это давало свой результат. Некоторые пары были эффективнее в в ориентировании на местности, но совсем не здорово взаимодействовали на полосе препятствий.

Или отлично перемещались ползком, но на кроссе приходили последними.

Хоть я и надеялся, что меня пронесет, но в один из дней у меня случился конфликт с сослуживцем из группы.