— Тот-то же… — произнес Няня назидательным тоном. Он снова оглядел помещение кубрика и, не найдя ничего, к чему можно было бы докопаться отправился к выходу.

— Согласитесь, товарищи матросы, что лучше маршировать завтра целый день на плацу, чем до утра выслушивать лекцию о недопустимости нарушения Устава? Я прав?

— Так точно, товарищ сержант! — ответила толпа матросов.

— Товарищи матросы, а теперь все дружно забыли про наш разговор и договоренность про поединок чести. Не подведите меня. Если вы где-нибудь проболтаетесь, то мне хана. Но в этом случае я спрошу с вас по полной, так, что вы никогда не забудете сержанта Турсунова. Это понятно?

— Так точно, товарищ сержант! — вторило наше отделение.

— Тогда всем отбой. Только матрос Бодров идет за мной.

Меня это несколько удивило, но я без разговора последовал за Джоном.

Мы направились в сторону каптерки, которая располагалась недалеко от поста дневального. Каптерка — это и склад личных вещей, хотя эти личные вещи долго не хранились, они разворовывались, и закрома учебного взвода.

Здесь хранилось всё. От обмундирования до спальных принадлежностей, было аккуратно разложено по полкам. Именно там висела парадно-выходная форма и аккуратно заправленные шинели.

В каптерке оказались еще три сержанта и Серега. Его лицо было разбито, а глаз заплыл, он лежал укрытый на шинелях и посапывал. Видно, уснул.

— Вот суки! Кто это сделал? — вырвалось у меня.

— Тише, разбудишь парня. Ты присаживайся, матрос.

Меня усадили на тяжелую деревянную табуретку и налив в кружку спирта, передали ее мне.

— Пей.

Я посмотрел на сержанта Турсунова, который молча кивнул головой.

После того, как я залпом выпил мне протянули закуску. Кусочек черного хлеба с салом. Я сначала его с шумом занюхал, а потом закусил.

— Значит так, мы тебя в это дело не хотели посвящать, но Серёга Шевченко поручился за тебя. Мы сейчас идем на «губу». Там в карауле в наряде наши, — обратился ко мне один из сержантов, которого я раньше не встречал.

— Те, кто это сделал, — он показал на Сергея, — сейчас тоже там сидят. Ты с нами?

— Я с вами, конечно, а как же поединок чести?

— Поединок чести это совсем другая песня.

Я проснулся утром со всеми вместе по команде «подъем». голос дежурного вывел меня из сонного состояния. Солнечный свет заливал помещение казармы.

Парни уже успели повскакивать с коек. Я посмотрел на свои костяшки кулаков.

И тут же вспомнил о событиях прошедшей ночи, успевших выветриться из памяти.

А точнее перекрыться сном о доме и нашей набережной. Я быстро пришел в чувство.

События приятными не назовешь, мы устроили каждому из наших неприятелей темную и хорошенько навешали. Видимо сама судьба решила наказать их тем способом что выбрали сержанты.

После того, как мы покинули здание столовой, друзья именинника все же ворвались в моечную и попытались отыграться за «испорченный» день рождения.

Силы были неравны, и больше всех досталось моему другу, Сергею. Его пытались научить «повиновению», но он стоял, как железный и не уступал.

Вернувшийся с сержантами Турсунов, вызвал караул и поместил всех зачинщиков на гауптвахту.

Нападавшие вели себя борзо, смеялись в лицо, говорили, что они на губе отоспаться и продолжат спокойно праздновать, после того как «проучили матросню из нашего отделения».

Вот и накликали этим свои поведением на себя беду.

На «губе» каждому напавшему на Серегу Шевченко надевали на голову мешок и от души метелили словно боксерскую грушу.

Меня смущал только один момент. Это — Зокоев. Очень не хотелось чтобы он оказался в числе тех, кто напал на Серегу во второй раз.

Насколько я понял в первый раз он пытался заступиться за Шевченко и отговаривал земляков от грубого обращения с ним, но Зокоева никто не послушал.

Тогда он попытался разнять дерущихся в хлеборезном помещении.

Уж не знаю, как так произошло, но Зокоева, парня с которым мы вместе сначала подрались, а потом сдружились, среди арестованных на «губе» не оказалось.

Я от души поблагодарил провидение за это. Как потом выяснилось он отказался идти бить Серегу и его земляки «изгнали» его из своей компании.

Но Зокоев был истинным кавказцем со своими понятиями о чести, благородстве, дружбе, землячестве.

Говорят, что он уже ранним утром хлопотал о том, чтобы у арестантов были сигареты и какая-то еда с «воли». Естественно, что все это было запрещено к передаче.

Но не смотря на то, что в караулах стояли сплошь «наши», а прапора и офицеры даже за упоминание о подобной передачке могли очень серьезно наказать «просителя», эти ребята умудрялись каким-то невероятным образом передавать своим на «губу» курево и еду.

У них имелась какая-то магическая способность договариваться о том, что нельзя, просачиваться сквозь любые преграды и устраиваться на самые теплые и блатные места на службе.

Этим же гадам мы наваляли так, чтобы их не покалечить окончательно и не убить, но я пребывал в уверенности, что больше ни один из них не будет пробовать драться, а уж тем более требовать, чтобы их обслуживали, как «господ».

Когда Турсунов «боксировал» на имениннике, то он через каждую серию из трех ударов, наносимых по груше, спрашивал:

— Товарищ матрос, где господа?

— Господа все в Париже! — орал как потерпевший именинник.

— Товарищ матрос, а где все господа абреки?

— Господа абреки все в Караганде, — именинник продолжал выкрикивать фразу, научную сержантом, — все-все, хватит бить, я понял!

Мне не особо доставляло удовольствие лупить этих недоумков, поэтому я прикладывался вполсилы.

Но вот на ком я пару раз оттянулся и отвел душу, так это на том самом дежурном по столовой, который требовал ребят из моечной пресмыкаться перед компанией, празднующей день рождения.

Хорошо, что им попался Серега. Ведь если бы попался какой-нибудь скромный и стеснительный паренек, то он наверняка выполнил требуемое. Сереги Шевченко конечно разбили лицо, но урок получили все те, кто считал себя «белой костью» и относился к простым парням с презрительным высокомерием, хотя они были точно такими же военнослужащими ничем не хуже и не лучше, чем остальные.

Скорее всего подобные мероприятия в учебке прекратились до прихода следующего призыва.

Всем кому надо, было доходчиво донесено, что землячество дело хорошее, но унижать других никому не позволено. Ни землячествам, никаким другими формам армейских общностей.

Нам же, всем тем, кто участвовал в ночной экзекуции нужно было соблюдать осторожность и держать язык за зубами, чтобы информация о произошедшем не дошла до начальства.

Уважаемые друзья пока ожидаете проду, можно ознакомиться с моим новым циклом, который называется «Скорость»

Читать первый том можно здесь

https://author.today/work/376899

Приключения теневого перевозчика, попавшего из нашего времени в 80-е годы в СССР. Будучи выпускником школы Александр Каменев, он начинает новую взрослую жизнь, достигая успеха во всем, что связано с автомобилями и не только. Осознание того, что у него имеется опыт из прежней жизни приходит не сразу. Прошлое проявляется через сны, неясные воспоминания и озарения. Знания и опыт из прежней жизни в российских автогонках, а затем и в криминальных перевозках дают огромные новые возможности. Александр использует свое преимущество для того чтобы помогать не только себе, но и близким людям. Его поначалу не всегда понимают. Он делает ошибки, падает, но встает и упорно идет к свой цели — он хочет стать одним из лучших гонщиков страны.

Приятного чтения!

Глава 23

Скорее всего подобные мероприятия в учебке прекратились до прихода следующего призыва.

Всем кому надо, было доходчиво донесено, что землячество дело хорошее, но унижать других никому не позволено. Ни землячествам, никаким другими формам армейских общностей.