– Настоящее вино должно быть выпито в компании, – сказал я вслух, безразлично разглядывая бокал.
Я поставил его обратно на стол, не допив. Глубоко вдохнул, хотя это не было необходимо, и закрыл глаза.
Перед моим мысленным взором снова встал тот день. Мой дом. Высокие стены, картины, серебряные канделябры. Рабы спешат с подносами, обеденный стол ломится от еды. А я сижу во главе, обсуждая с гостями литературу, музыку, политику.
Это казалось настолько реальным, что я почти услышал их голоса. Смеющиеся, спорящие, наполненные жизнью.
Но стоило мне попытаться сосредоточиться на деталях, как образ распался. Лица гостей стали размываться, голоса – затихать.
Я открыл глаза. Только куб. Только пустота.
Я откинулся на стуле, сцепив руки за головой. Воспоминания всегда играли со мной в эту жестокую игру. Они приходили, заставляя меня верить в их реальность, а затем исчезали, оставляя только горечь.
– Я теряю их, – прошептал я.
Каждый раз, когда я пытался восстановить образы из прошлого, они становились всё менее чёткими, как картины, которые слишком долго держали на солнце.
Я встал, оттолкнув стул. Он остался стоять неподвижно, идеальное воспоминание, воплощённое в кубе. Я медленно подошёл к прозрачной стене и посмотрел наружу.
Мир снаружи жил своей жизнью. Вдалеке, в стороне леса, мелькнула фигура животного. Может, олень. Или просто моё воображение.
Я поднял руку, словно хотел прикоснуться к этому существу. Но между мной и ним, как всегда, стояла непреодолимая преграда, и это было далеко не расстояние.
– Я бы отдал всё, чтобы хотя бы на мгновение почувствовать, что значит быть частью этого мира, – произнёс я.
Каждый день я ждал, что что-то изменится. Может, в стенах появится трещина. Может, кто-то придёт. Или я проснусь, и всё это окажется сном. Но дни текли, как вода сквозь пальцы. Солнце вставало и садилось. Луна, как старая подруга, каждую ночь светила мне своим равнодушным взглядом.
В какой-то момент я перестал пытаться считать дни. Какая разница? Один и тот же рассвет, один и тот же закат. Всё стало бесконечно однообразным.
Я сидел на полу, глядя на горизонт. Он был невыразимо прекрасным: багровое небо, мягкий свет уходящего солнца, облака, медленно растворяющиеся в сумраке. Но мне было всё равно.
И вдруг я почувствовал это. Как маленькая иголка, колющая где-то внутри. Непонимание. Раздражение. А затем оно стало расти. Сначала медленно, как вода, поднимающаяся в сосуде, а потом всё быстрее. Беспокойство, злость, страх – они наполнили меня, будто лавина, накрывающая горную деревню.
– Какого чёрта?! – вырвалось из меня.
Я вскочил на ноги, не чувствуя под собой пол. Грудь сжалась, дыхание стало прерывистым. Словно кто-то разжигал во мне пламя, горячее и неуправляемое.
– Почему ты молчишь?! Кто ты?! – Я бросился к стенам, яростно ударяя кулаками.
Удары раздавались громкими хлопками, но не оставляли даже следов. Никакой реакции. Ничего.
– Слышишь меня?! ВЫПУСТИ МЕНЯ!!!
Я кричал до хрипоты, бил кулаками, пока костяшки не стали мокрыми от крови. В какой-то момент я схватил один из воссозданных предметов – деревянный стул – и с размаху швырнул его в стену. Стул разлетелся на куски, но куб оставался таким же неподвижным и холодным.
Это было началом конца.
Я не останавливался. Всё, что было вокруг, становилось оружием в моих руках. Посуда, книги, созданные мною вещи – всё летело в прозрачные стены. Раз за разом. Как если бы они могли почувствовать мой гнев. Как если бы это могло хоть что-то изменить.
Дни сменялись ночами, недели сливались в месяцы. Я боролся с тишиной, с холодной, непроницаемой пустотой, ломая всё что создавал, пока не понял: ничего не поможет.
Первая зима, которую я встретил в этом аду, пролетела незаметно. А затем пришла ещё одна. И ещё. Лет через десять я бросил все попытки. Усталость сменилась безразличием, а бессилие – ледяным принятием.
– Ты победил, – прошептал я, лёжа на полу.
Всё вокруг погрузилось в абсолютную тишину. Только моё дыхание нарушало её, еле слышное, словно чужое.
Я начал забывать, как дышать. Все казалось таким… пустым. Я больше не смотрел на природу, не смотрел на небо – или на то, что я думал, что оно было. Внутри меня не было времени. Его больше не существовало, как не существовало и мира. Были только стены. Бесконечные стены. Я не знал, сколько лет прошло.
Мои попытки выбраться становились всё более отчаянными и нелепыми. Я ловил себя на мысли, что забываю, как управлять кубом, ведь я не двигался уже несколько лет. Сперва это было странным – ощущение, что ты потерял что-то важное, но потом оно исчезло, как и всё остальное.
Временами мне казалось, что я даже не помнил, как выглядел мир за этими стенами. Я знал, что был человеком, знал, что когда-то был богат, важен, что мой мир был большим, полным, но это всё теперь стало таким же удалённым, как и свет, что когда-то проникал сюда через невидимые щели.
Я сидел на полу, облокотившись на стену, с пустой бутылкой в руке. Мой взгляд блуждал по комнате, но я ничего не видел. Лишь пустота.
Было легче пить. Я чувствовал, как алкоголь пропитывает меня изнутри, как каждый глоток забирает у меня остатки разума и оставляет лишь туман. И хотя я знал, что это не может быть выходом, хотя я понимал, что не уйду от этой пустоты с бутылкой в руке, я не мог остановиться. Я пил.
В минуты наибольшей остроты отчаяния, когда алкоголь не мог затмить боль, я пытался бороться с этим миром. Я лез на стену, разбивая, всё что создавал, снова и снова, но уже не пытался пробить её, не пытался найти за ней выход. Я пытался просто вызвать ответ. В пустоте. В этой тишине, которая казалась более болезненной, чем любой звук.
– Может, ты меня слышишь? – спрашивал я, глядя в угол, находясь в полном бреду. Но ответа не было. Я знал, что не получу его. Всё, что я слышал, – это мой собственный голос.
Не знал, как двигаться. Мои мысли блуждали. Я осознавал, что я просто… здесь. Пребываю в каком-то временном промежутке, что ничего не имеет ни смысла, ни выхода. Моё тело было беспомощным, как и мой разум. Я стал тенью, при том незримой. Слишком долго я пытался выбраться, что забыл, что вообще могу что-то сделать. А теперь и сил уже не было. Я сидел и пил.
– Почему? – я шептал раз за разом, но даже эти слова казались лишними. Они умирали на языке, не доходя до моего сознания.
Я забыл, как управлять кубом. Я забыл, что когда-то мог создавать вещи, манипулировать пространством. Я не помнил, что я мог просто захотеть чего-то и оно появится. Единственное, что создавалось, уже машинально, это крепкий алкоголь, это было не осознано, что-то на уровне рефлексов. Чувство, что всё возможно, которое некогда царило во мне – оно исчезло, как будто оно никогда и не существовало. Мои руки стали беспомощными, и в них не было силы. Я не был уверен даже в том, что когда-то был тем человеком, что жил полную и насыщенную жизнь, мечтая только об одном, чтобы жизнь никогда не кончалась.
Я выпивал. Забывая. Забывая, что было раньше. Забывая, как это – жить. Однажды я осознал, что забыл, как быть живым. И тогда я понял, что уже давно умер. Я просто не знал этого.
И вот я снова стоял, не зная, как и почему, не зная даже причины того, почему это происходит. Это было настолько естественно, что я даже не удивился. Конечно, я мог двигаться, всегда мог. Но я не думал об этом давно. Я мог перемещаться, двигать куб, и он подчинялся мне так, как мне хотелось. Я мог идти в любую сторону, мог выбирать путь, и это было, как всегда, просто часть меня. Не было ничего удивительного в том, что я начал двигаться.
Я сделал шаг. Нет, даже не шаг, а движение, как будто некое чувство усталости от бездействия вдруг заставило меня действовать. Как будто мои руки, мои ноги сами по себе начали двигаться, и я позволил себе идти. Просто шёл. Я не осознавал, что делаю это в полной пустоте. Я не знал, что меня ждёт за пределами этой белой, безликой изоляции, уже не то, чтобы куба, а моего разума. Я был всё так же человеком с помутнённым разумом, но что-то внутри меня толкало вперёд.