Тогда паренёк встал и направился к нему. Посетители таверны затихли, внимательно наблюдая за горячей головой. Бузотёр остановился, уперевшись ладонью в столешницу и навис над Бессом.
― Думаешь, тебе всё дозволено? ― спросил он с вызовом.
Бесс не ответил. Разумеется, он был свободен во многих действиях. Глупо было озвучивать и без того очевидный факт.
― Ты жестоко убил моего отца, лучшего кожевника в деревне, просто без всякой причины! ― лицо парня приобрело пунцовые оттенки от гнева и крика. ― Когда я пришёл в его лавку, всюду была кровь, ― его голос стал глуше, начав дрожать. ― Но люди мирятся, они всегда мирятся с вашими бесчинствами. И молча смывают кровь водой вперемешку со своими слезами. Я устал от этого дерьма!
Он ударил кулаком по столу, так что стакан Бесса опрокинулся, и содержимое разлилось, начав капать на пол. Бесс ощутил слабый укол совести. Он не помнил, как убивал отца этого несчастного бедолаги. Воспоминание было утрачено в качестве платы за убийство кого-то другого. Потому ему оказалось нечего сказать в ответ на все эти обвинения.
― Можно мне ещё воды, ― обратился Бесс к официанту.
Безразличие Убийцы взбесило паренька. Он схватил нож с чужого стола и приставил к горлу Бесса.
― Тай, остановись! ― вопрошал один из его друзей. ― Твоя мать будет рыдать, если ты обречёшь себя на худшее из-за жажды мести.
Интересно, каково было наказание для однёрок, покусившихся на жизнь Убийцы? Хотя толка от этого выпада и было немного.
― Убитые мной не ценили свои жизни и не боялись смерти, ― заявил Бесс, в стремлении придать чужому горю причину и осмысленность.
Тай опешил. Его глаза расширились. Рука с ножом опустилась.
― Что за бред? ― возмутился он. ― Мой отец не ценил жизнь? Чушь! У него есть спутница и сын, которых он любил. А кто есть у тебя? Измеряешь всё важностью собственной шкуры? Тц. Ты просто ничтожество, никому ненужная жалкая душонка.
Бесс сжал руку в кулак и встал. Друзья Тая, пытавшиеся его утихомирить, мигом попятились от товарища. Все занятые места вокруг бузотёра опустели. Люди поспешно пересели или вовсе покинули таверну.
Тай был ниже Бесса ростом, но ровно держал спину, а под грубой рубахой прочерчивались мускулы. Этот человек явно с ранних лет занимался физическим трудом, в отличие от Бесса, что отдавал все силы учёбе. Они двое были из совсем разных миров, не только потому что второй являлся призванным.
― Считаешь себя лучше Убийц? ― ровно поинтересовался Бесс. ― Но для нас ты букашка, которую мы можем раздавить с минимальными последствиями, затем просто забыв об этом.
Лицо Тая снова стало пунцовым от злости. Он стиснул зубы, но больше не кидался никого убивать.
― Ты прав, ― выдохнул тот сдержанно. ― Но я изменю это. Сделаю всё, чтобы изменить. Я не остановлюсь!
Он развернулся и вышел из таверны, хлопнув дверью. Бесс потёр виски и сел обратно на стул. Официант принёс новый стакан воды, заменив опрокинутый. Речь Тая звенела у Бесса в ушах. Прежде он почти не замечал однёрок и уровень их бесправности. Это действительно заходило настолько далеко. И любой Убийца мог сделать что угодно с людьми, которые находились ниже их в иерархии Долины. Почему Госпожа допустила подобное?
Но от чего-то Бессу совсем не было их жаль. Он залпом осушил стакан и вышел во двор, завалившись в первый попавшийся сарай. Внутри пахло сеном и лошадиным навозом. В стойле отдыхали два коня, что посмотрели на вошедшего, неопределённо фыркнув. Утомлённый Бесс снял кинжалы и положил на пол сумку. А сам расположился в одном из стогов, растянув ноги.
Сквозь доски прорывались лучи заходящего солнца, до ушей доносились отголоски деревенской суматохи. В воцарившейся тишине Бесс постарался очистить голову от мыслей и отогнать любые волнения. Расслабившись, он медленно погружался в дрёму, в сны, где он ещё не покинул дом. Там были знакомые улыбки и смех, семейное тепло и забота.
Отдавшись во власть сна, Бесс бродил по его туманным закоулкам, безнадёжно цепляясь за прошлое, как вдруг начал задыхаться. Он пробудился, в попытке сделать глубоких вдох, болезненно закашлялся. Едва открытые глаза заслезились от дыма. Кожу обожгло жаром огня. Сарай был охвачен пламенем. Лошади метались в стойле, не в силах спастись. Хозяева не пришли к ним на помощь, значит, пожар дело рук Убийцы.
Бесс вскочил, забросил сумку на плечо и схватил кинжалы. Он прикрыл нос вышитым платком и бросился к выходу. Даже сильный толчок не распахнул забитую с другой стороны дверь. Бесс разглядел острия гвоздей, торчащие из досок. Он едва о них не поранился. Как же Бесс не услышал стук молотка? Что-то подмешали в воду? Но почему не смертельный яд? Вновь болезненно закашлявшись, Бесс разглядел свежие капли крови поверх засохших на ткани. Значит, яд тоже…
Он почти достал кинжал, чтобы попытаться разрезать доски, как в лицо пыхнуло пламя. Бесс отшатнулся. Испуганное ржание лошадей коробило его сильнее скорой возможной кончины. Раньше он уже видел обугленные головешки в Медвежьем углу и пока не забыл Агату, давшую обещание его убить.
У Бесса закружилась голова от дыма, а может ещё и от яда. Силы покидали тело. Он осел на грязный пол, чувствуя, как его волосы плавились от наступающего огня. Перед глазами всё плыло. Боль наложилась на его апатию.
― Как же бесит, ― проворчал Бесс и сделал над собой усилие, чтобы подняться.
Он открыл стойла. Лошади ринулись наружу, сквозь огонь, окончательно пробив полуразрушенные стены. Бесс двинулся следом, пока пламя полностью не перекрыло проход. Холодный воздух обдал ночной влагой обожжённую кожу Бесса. Он вновь закашлялся, выплюнув на землю кровавую мокроту, и вытер рукавом губы.
Мучимый жаждой, заковылял в сторону колодца, еле передвигая ноги. Потрескивание дров и запах гари заполнили спящую деревню, где в самом деле вряд ли кто-то спал. Шорох лёгкой поступи мог бы остаться незамеченным, если бы Бесс не обратился в голый слух. Он взмахнул кинжалом, что словно и не перенял слабость отравленного тела и разил цель без промаха. Крошечное тело рухнуло к ногам Убийцы замертво. Бесс даже не взглянул на неё, он добрался до колодца и жадно пил из не до конца осушенного ведра.
Где-то в нескольких метрах угасал обратный отсчёт, пока Бесс разглядывал звёзды. Яд сжёг его кишки, а дым лёгкие, но он был все ещё жив.
«На вашей совести одна новая смерть. Всего девять совершённых убийств. Вам добавлена одна новая жизнь. Всего десять жизней», ― бездушно оповестила система.
[13]
Когда один из Убийц оказался повержен, из домов повылезали местные жители. Они принялись организованно тушить пожар. Один из стариков приблизился к Бессу.
― Девчушка стала Убийцей слишком рано, ― посетовал он. ― Она не покидает Медвежий угол, потому что юна и беззащитна. И каждый раз устраивает пожар. Что же делать? ― старик раздосадовано покачал головой.
Бессу не было дела ни до деревенских, ни до Агаты. Он не понимал, почему этот человек вообще заговорил с ним. В конце концов никто из этих людей не предупредил его о западне. Для однёрок кончина любого из Убийц, даже временная, являлась благом. В них не было сочувствия к тем, кто подписал договор со Смертью.
С самого появления в Долине Бесс пытался приспособиться: узнавал мир и его законы. Но впервые почувствовал себя запертым здесь, будто в тюрьме. Он тряхнул головой, отворачиваясь от старика. Нет, он не позволит себе предаться отчаянию и уподобиться Арлану.
Подняв левую руку с навсегда впаянным в неё наручем, Бесс сжал ладонь в кулак и оглядел пепелище. Возня деревенских напоминала копошение муравьёв, вынужденных то и дело восстанавливать муравейник, чьи стены сносило садистское недолюбленное дитя.
«Вы накопили десять жизней. Доступен выбор фамилии», ― всплыло окно, перекрывая вид на пожарище. Наверняка, как и в случае с именем, у него была всего одна попытка. И в этот момент в голове Бесса промелькнула дикая непокорная мысль, что пронзила его от макушки до пят.
