– Он не один! – воскликнул Темнополк и сделал шаг вперед. – Я встану с ним плечо к плечу и буду биться с тобой до темной ночи, когда уже ни ты, ни кто-либо другой не сможет сравняться со мной в силе.

– Я буду с тобой, брат! – выступил Ярополк. – И в часы заката не будет воина, который сможет бросить мне вызов!

– И я с вами, братья, – раздался незнакомый голос, зычный и раскатистый.

На мгновение показалось, будто солнце спустилось на землю – до того яркий свет струился от одежды всадника на белом, как снег, коне.

– Святополк! – улыбнулся Пересвет. – И ты здесь?

– Здесь, – кивнул белый всадник, – когда братья мои в беде, не след оставаться в стороне. – Тут он грозно посмотрел на сумеречного владыку. – Что скажешь теперь, Еруслан? Кому равняться со мной при свете дня? Кто сравнится с нами, тремя вестовыми всадниками, которые будут оборонять родную державу от всякого зла?

Еруслан посмотрел на Рогнеду, та была изумлена не меньше его и что-то быстро шепнула ему на ухо. Он немного постоял, словно раздумывая, наконец, усмехнувшись, сказал, обращаясь к Пересвету:

– Твоя взяла, царевич. Мне не одолеть тебя без крови и сечи.

– Не одолеть, – ответил приободренный Пересвет, – кому, как не тебе, знать, что ныне наши силы равны!

– Равны, – задумчиво проговорил Еруслан и вдруг рявкнул: – Выбирайте поединщика!

– Поединщика! – хором подхватило сумеречное войско. – Поединщика для владыки Еруслана!

– Это что значит? – тихо шепнул Ваня на ухо Весте.

– Если силы равны, то по закону от каждого войска нужно выбрать по одному воину. Они должны будут сразиться, и тот из них, кто победит, решит исход войны. Войско побежденного воина должно будет отступить, – объяснила волчица.

– Поединщика, – повторил Еруслан и усмехнулся: – Или среди вас нет настоящих воинов?

В рядах медного войска произошло смятение. Воеводы, ротные, пешие, конные – никто не хотел брать на себя ответственность за исход войны. Большой прятался за среднего, средний за меньшего, а от меньшего и ответа нет. Наступила такая тишина, что слышно было, как, тихо шепчет царица Рогнеда что-то Еруслану на ухо и как усмехается Еруслан, покусывая черный ус.

Ваня оглядел войска, нашел взглядом Пересвета, но и Пересвет молчал. Темнополк, Елисей, Яга, Ярополк, Святополк – все стояли тихо, не показывая вида, что им страшно, но и не делая и шага вперед. Все боялись царя Еруслана. Иван посмотрел на Весту. Улыбнулся ей одними глазами и, выхватив меч из-за пояса ближайшего воина, смело выступил навстречу сумеречному владыке.

– Я буду биться с тобой!

– Ты? – расхохотался Еруслан. – Опомнись, мальчишка! Неужто в обоих царствах не найдется мне достойного супротивника?

– Я буду биться с тобой, – повторил Иван.

Улыбка сползла с лица царя, он понял, что Ваня не шутит.

– Ну, будь по-твоему.

– Ты что задумал? – истошно закричала Яга и рванулась было к Ивану.

Темнополк мягко, но решительно удержал ее за руку:

– Не торопись. Все идет так, как и должно идти.

Иван же спокойно стоял напротив страшного Еруслана. Он не доставал царю и до плеча, но без страха смотрел в его темные глаза, без страха сжимал в руке рукоять меча. Только раз оглянулся Иван, еще раз взглянул на волчицу и услышал, как она шепчет: «Ничего не бойся. Если веришь…» Ему почудилось или Веста и вправду добавила: «Если любишь»? Но времени на раздумья не было. Рогнеда, холодная и спокойная, вспыхнувшим вдруг перстом очертила на земле круг, который, зашипев, засиял ярким голубым светом, поднимающимся вверх на целую сажень.

Еруслан провозгласил:

– Биться будем по-старинному, так, как бились в нашем царстве издревле, так, как бились мои предки. В смерти нет проку – победит тот, кто заставит противника коснуться земли трижды – плечом, грудью и коленом. Круг сделает бой честным, он испепелит любого, кто выйдет за его границы. Итак, начнем.

– Начнем, – кивнул Ваня, отведя руку с мечом чуть в сторону.

Рогнеда раскрыла руками светящиеся стены круга и, холодно улыбаясь, предложила Ивану войти первым. Он замешкался, ища глазами Весту, не нашел и, потупив голову, вошел внутрь круга. Следом за ним уверенно вступил усмехающийся Еруслан. Круг закрылся. Бой начался.

Несколько минут Еруслан стоял и молча смотрел на Ваню насмешливым взглядом. В руках у царя был двухаршинный меч с эфесом, оплетенным шнуром, и обоюдоострым клинком, по которому тонкой вязью были начертаны какие-то письмена. Ваня покрепче сжал свой меч, эфес которого тоже был оплетен шнуром, но зато сам клинок был короткий и однолезвийный. С сожалением Иван подумал о чудесном кладенце, но решил, что здесь уж ничего не попишешь. Он дерзко посмотрел на своего противника:

– Чего ты ждешь, Еруслан?

– Молодость твою жалею, – коротко хохотнул сумеречный владыка, – или ты думал, что сможешь выстоять против меня? Убить я тебя всегда успею, дай хоть насмотреться на тебя вволю!

Ваня побелел от злости и воскликнул:

– Невместно делать смотрины посередь боя да в гляделки играть – скрестим мечи в честном поединке!

– Вот ты какой! – покачал Еруслан головой. – Ну, если так…

Он всем телом подался вперед и попытался перерубить Ваню надвое длинным острым клинком, но Иван ловко метнулся ему под руку, ушел вправо и сумел захлестнуть самым концом своего меча руку Еруслана. Тот, недоумевая, как Ваня ускользнул от удара, подался слегка назад, со свистом рубанул мечом, разрезал воздух крест-накрест и схлестнулся с Ивановым клинком. Меч едва не вырвался из Ваниных рук, спас только толстый шнур, по которому не скользила ладонь. Иван, сжав зубы, попытался нанести удар Еруслану пониже груди, но промахнулся, и клинок только прошелся по кольчужной юбке, не нанеся царю особого вреда. Еруслан снова поднял меч, на этот раз он целил Ване в шею, но тот, будто почуя, каков будет следующий шаг, припал к земле, перекатился по траве до самой светящейся границы, вскочил на ноги и выставил вперед руку с мечом, принимая Ерусланов удар. Царь охнул, рука будто провалилась вперед, но он быстро сообразил, что к чему, и, перехватив меч на обратный хват, наметился прямо Ивану в грудь. Ваня сумел увернуться и вновь замахнулся своим клинком…

За пределами круга движения поединщиков казались замедленными, будто бы они двигались во сне. То, что для Вани происходило в один миг, вне круга длилось четверть часа или больше. Меч, вращающийся в руках Еруслана так быстро, что становился сияющим кругом, для зрителей извне был почти неподвижным. Удивительнее всего было то, что выражения страха или боли, гнева или торжества на лицах поединщиков застывали едва ли не на целую вечность. Веста, дрожа, жалась к ногам Яги, несколько раз закрывала глаза, но спустя мгновение вновь напряженно смотрела на Ваню, который то зависал в воздухе, то лежал без движения на земле. Ей отчаянно хотелось помочь, но она знала, что сейчас все зависит только от самого Ивана, от его силы и, самое главное, от его веры в себя. Ване казалось, что он пробыл в круге полчаса от силы, но время там шло по-иному, а за сияющими границами день шел своим порядком. Давно уже наступил полдень, солнце светило по-прежнему жарко, так что воинам в тяжелых доспехах пришлось нелегко, но они не смели ослушаться приказа царя Еруслана и покорно ждали победы или поражения.

– Дерзкий мальчишка! – прохрипел царь, метя клинком по Ваниным ногам, но тот шустро увернулся, сделал обманный выпад, и что есть силы ударил Еруслана в спину.

Страшный удар прорубил панцирь, но меч в руках Иван не удержал, повалился на сторону, сбитый могучим ударом царского кулака. Еруслан словно и не чувствовал боли, без устали снова и снова работал мечом, не давая Ване и секунды на то, чтобы самому пойти в атаку, – все силы Ивана были теперь направлены только на отражение ударов. А это было нелегко, меча в Ваниных руках больше не было, и он ловко ускользал в последний момент из-под опускающегося клинка, но ответить ударом на удар не мог.

– Мальчишка! – повторил Еруслан, презрительно скривив губы. – Дерзкий, дерзкий…