– Это как?
– Ну, какой же ты непонятливый! – девчушка досадливо поморщилась. – Работа у нее такая! Дедушка вот лешим работает, бабушка Ягой. И другая бабушка тоже Ягой. И третья.
– Вот оно у вас как, – покачал головой Ваня. – Вижу я, надо мне с твоей бабушкой поговорить.
– Ишь, чего захотел! – рассмеялась Настя. – Бабушка сама с тобой поговорит. Если захочет. А не захочет или не понравишься ты ей – так съест. Знаешь что?
– Что?
– Эх, – она махнула рукой, – полюбился ты мне, Ваня. Жалко мне тебя! Вдруг и вправду съест? Ты вот что, – Настя протянула Ване колечко, – ты колечко мое на палец надень и не сымай. Пока оно с тобой – никакая беда-опасность в лесу тебе не страшна будет. И бабушка за родного примет. Понял?
– Понял, – Иван осторожно взял крохотное колечко. Думал, что не налезет, но попробовал – будто само на палец наделось. – Спасибо тебе, Настенька.
– Не за что. – Она улыбнулась. – Вот только от всадника Темной Ноченьки ничего защитить не может. Поспешать надобно…
Прибавили шагу. Солнце уже стало кроваво-красным и готовилось вот-вот закатиться. Настя поминутно оглядывалась, прислушивалась к чему-то. Вот раздался стук копыт, тотчас обогнал их красный всадник на красном коне. Не улеглась еще пыль, поднятая копытами коня, как солнышко зашло. Медленно сгустились сумерки. Настя нервничала, спешила, хватала Ваню за руку и тащила за собой. Приходилось волей-неволей переходить почти на бег. Вот уже и совсем стемнело. Настя посмотрела на небо.
Раз! Зажглась первая звезда, и тут же позади стал нарастать неясный гул. Девчонка взвизгнула, ухватила Ванину руку и помчалась вперед. Два! Еще одна звезда! Гул стал явственнее, вот уже и стук копыт раздался. Не разбирая дороги, сквозь колючие заросли, по траве, мхам, кочкам бежали Ваня с Настенькой, а всадник все ближе, ближе, вот-вот нагонит. Но тут показалась впереди полянка, на полянке маленькая избушка, а в окошке ярко горел огонь. Со всех ног бросилась Настя к избушке, не отпуская Ванину руку.
– Бабушка! Бабушка! – чуть не ревела уже девчушка. – Ой, бабушка миленькая!
И только успели на крыльцо подняться, как промчался мимо черный всадник – сам в черных одеждах, конь черный и сбруя тоже черная. Только пыль взметнулась. Еще стук копыт вдали не смолк, как спустилась на лес тьма. Но Иван с Настей уже были в избушке.
– Бабушка! – Девочка с визгом повисла на шее у древней старушки, которая, увидев гостей, отложила вязание и согнала с колен черного кота. – Бабушка! Ой, как же мы испугались!
– Здравствуй, внученька, – старушка заулыбалась, – чай, соскучилась, милая? Ну давай рассказывай, как там у дедушки, все ли в порядке?
– Ой, бабуль, а что я тебе принесла! – Настя вспомнила, спрыгнула с колен и подняла с пола брошенный ею у порога кузовок. – Это я собирала! Сама!
– Вот ты умница у меня какая! Будет с чем нам чаек попить, а захотим – и вареньица сварим. А это с тобой кто? – Тут старушка так строго посмотрела на Ваню, что у него мурашки побежали по телу.
– А это, бабушка, Ванечка! Мой друг, – гордо заявила девчушка, – он к тебе по делу.
– По делу? Ну, раз по делу, это хорошо. А чего ж ты, добрый молодец, в избу вошел, а молчишь?
– Здрасте! – запоздало выпалил Ваня. – Простите, пожалуйста, я что-то совсем…
– …потерялся, – закончила за него старушка, – ну ничего, друг мой, бывает. А теперь давай все дела свои забудь, утро вечера мудренее. Мы сейчас чайку попьем, почивать пойдем, а завтра и потолкуем.
Чай у Бабы-яги оказался на редкость ароматным и вкусным. Ваня выпил три чашки и смущенно наливал четвертую. Старушка ни о чем не расспрашивала его, зато сама охотно отвечала на вопросы.
– А что, бабушка, правда Настенька говорит, что вы тут… ну… – Иван не мог подобрать слов, – правда, что вы будто бабой Ягой работаете?
– Правда, милок, правда, – старушка вздохнула, – а что? Пенсии маленькие, сам понимаешь, не на производстве всю жизнь работала, без трудовой книжки. Чародейство оно разве стаж дает? То-то и оно… Ну вот, от государства помощи ждать не приходится, вот на старости лет Ягой заделалась. А ты что хотел? Выкручиваемся, как можем, привередничать не приходится. Хорошо еще молоко получаю на кота. За вредность.
– А кот у вас тоже волшебный? – усмехнулся Ваня.
– А то ж! – лениво протянул кот, и Иван от неожиданности уронил почти полную чашку. – Ддругих не держим! Ты бы лучше коту, – тут котяра нахально запрыгнул Ване на колени, – налил сметаны на блюдечко.
– Эх ты, – Баба-яга укоризненно покачала головой, – сирота казанская! А сам-то чего, хворый, что ли?
– А я, может, – кот возмущенно засопел, – я, может, живу в лесу, заботы не вижу никакой! Неужто, – слезливо затянул он, – и позаботиться о сиром да убогом котике некому? Сметаны не нальют, за ушком не почешут!.. Сами пирогами облопались, а от кота уже кожа да кости остались!
Аргумент насчет кожи да костей не прокатил, и кот прекрасно это понял, ибо толщины был непомерной. Но, несмотря на это, явно войдя в роль, кот, обливаясь слезами, сполз с Ваниных колен и, переваливаясь на толстых лапах, пошел обижаться в угол. Баба-яга досадливо хлопнула себя по бедрам, взяла крынку со сметаной и понесла коту.
– На уж! Баловник…
– Не буду, – упирался кот, однако уже облизывался в предвкушении еды.
Посидели немного, выпили еще по одной чашке чая, и Баба-яга стала убирать со стола. Настя помогала ей, Ваня тоже все порывался отнести какие-то тарелки, но его со смехом сажали обратно, говоря, что он гость. Наконец, Баба-яга взяла свечу и велела Насте отвести Ваню в горницу на кровать. Сама она улеглась на печке, и долго еще было слышно ворчание кота, который жаловался на тесноту.
– Он всегда такой, – сообщила Настя Ване, – все говорит, что бабушка ему часть положенного пайка не выдает.
Иван сонно кивал. Был он сыт, долгий день совсем утомил его – даром что спал, все равно глаза закрывались сами собой. И стоило только голове коснуться мягкой подушки, как он провалился в глубокий сон.
Давно и Красно Солнышко, красный всадник, и чуть позже всадник белый, в белоснежных одеждах, промчались прямо перед окнами Бабы-яги, а Ваня все спал да спал. Старушка, посмеиваясь над городским чудаком, как она сама его окрестила, уже, не стесняясь, гремела чашками и тарелками, собирая на стол, а Иван спал как убитый. Наконец Настя не выдержала и одним рывком стащила с него одеяло. Тут же стыдливо взвизгнула и бросилась к бабушке: Иван ночью, мучаясь от нестерпимой жары, снял с себя все. Яга только головой покачала.
Наконец сели за стол. Иван, немного смущенный утренним происшествием, все больше помалкивал. Настя краснела, но беспрестанно болтала, спрашивала о жизни за лесом, рассказывала о своем житье-бытье. С изумлением узнал Ваня, что лес это заповедный, и птицы, и звери стараются обходить его стороной. А уж если кто решит остаться да поселиться здесь – волей-неволей должен принять здешние нравы да обычаи. Стоял Горе-лес прямо посреди двух земель – Ваниного родного края и страны удивительной, неведомой, до которой и на самолучшем коне не доскакать, на орле не долететь, по морю на корабле не доплыть. Что за страна, что за земля – этого Иван так и не понял, единственное узнал достоверно, что не случайно он тут оказался, потому как не было здесь места незваным гостям. И раз уж послали ему Проводника, пусть и самого дурного из всех, кто был, значит, и в самом деле ждали Ваню. А вот зачем ждали, ни Баба-яга, ни Настя не знали.
Горе-лес был слишком далеко от всех мирских событий, жизнь текла здесь размеренно; единственное, чем занимались местные жители, – хранили свой покой и покой обеих земель. Такой приграничный край был выгоден обеим сторонам, и они щедро платили тем, кто стоял на страже порядка. Бабу-ягу, в то время еще бабу Маню, нашли не случайно, подсобила сестра, которая оказалась здесь еще давным-давно. А уж как, отчего – хранила в секрете. Что до бабы Мани, то ничего она до поры до времени не знала и не ведала. Потомственная колдунья, как величала себя она сама, была магом средней величины – умела заговорить рану, остановить кровь, знала толк и в целебных травах. Из того, что посложнее – вернуть кому жену, кому мужа; совсем уж сложное дело – вызвать сантехника из ЖЭКа, да так, чтобы приехал в тот же день и денег не взял. В клиентах не было недостатка, но из бабы Мани был плохой бухгалтер; на еду кое-как хватало, а вот чтобы купить себе хотя бы сапоги – об этом и речи не было. Да что там сапоги, проходила бы старушка и в валенках, да только нечем было уже платить за квартиру.
