– А правда, что у вас в море синем у самого дна плавают?

Ваня медлил с ответом, и Настя вся так и подобралась, задрожала от нетерпения.

– Так правда?

– Правда, – и даже не стал уточнять, как именно.

Девчонка засмеялась, да так весело, будто услышала что-то необычайно забавное.

– А правда, что у вас могут жить брат с сестрой, как муж с женой?

Тут уж даже многоопытный Иван не нашелся, что сказать, и решил сам выступить в роли вопрошающего:

– А кто ж его знает… Ты мне лучше скажи, Настенька, куда мы идем?

Девочка была явно не удовлетворена таким ответом, но тут же хитро улыбнулась:

– Как куда? К бабушке моей.

– К бабушке? А кто она?

Настя подошла к Ване вплотную и пытливо заглянула в глаза:

– А то ты не знаешь…

– Не знаю.

– Она, – девочка откинула голову назад, – она такая… такая… Она может все!

Ничего путного от нее Ваня так и не добился, но зашагал почему-то более уверенно. Настя и минуты не могла прошагать спокойно рядом, то убегала куда-то в сторону, то возвращалась назад, собирала цветы и на ходу плела венок.

– Это тебе! – Она со счастливой улыбкой увенчала шею Ивана цветочной гирляндой.

Ваня на миг задохнулся от густого цветочного аромата, но тут вспомнилось что-то далекое. Что-то неведомое и в то же время до боли знакомое. Быть может, так цветы пахли в раннем детстве, когда ты еще не мог ни говорить, ни мыслить связно и лишь внимал красоте окружающего мира.

Лес становился все гуще, ветви едва ли не переплетались над головой. Тропинка совсем скрылась в густой траве, ступать становилось все тяжелее, то и дело ноги по колено проваливались в липкую жижу. Ваня с четверть часа шагал в мокрых насквозь ботинках и подумывал о том, не снять ли их совсем и не пойти ли босиком. Вот Настена шагает себе, и горя ей мало. Но одно дело – ее привычные к ходьбе ножки и совсем другое – изнеженные ступни офисного работника.

– Погоди-ка, – Настя резко прыгнула в сторону и зашуршала в кустах, – тут уж недалече, а я бабушке еще собрать полон кузовок ягод обещала. Сам пройдешь чуток, не собьешься?

Ваня согласно кивнул, хотя не был уверен. Солнце было уже высоко, день близился к полудню, но у Ивана было такое чувство, что с момента, когда он расстался с Проводником, прошло не более пары часов. Есть не хотелось, но начала одолевать жажда. Спросить бы у Настюшки, где тут напиться можно, да только ищи ее!.. Небось убежала в самую чащу и аукается там с какими-нибудь кикиморами. Ваня сорвал пучок сочной на вид травы, попробовал, та оказалась слишком вязкой и клейкой на вкус. Солнце палило все сильнее, проникало даже сюда, в лесные заросли. Иван в короткое время взмок так, как будто бежал стометровку.

Настя не появлялась. Мало-помалу Ваня прямо на ходу стал погружаться то ли в какую-то неясную дремоту, то ли просто начал грезить наяву, но мыслям сразу стало легко и просторно. Думал Ваня преимущественно о Светлане, но потом как-то незаметно для себя задумался обо всей своей жизни в целом. И зачем, право, надо было вообще что-то делать? Зачем готовить проекты в срок, зачем засиживаться на работе допоздна или, наоборот, убегать из офиса пораньше? Зачем напиваться на дружеской тусовке до отвращения к самому себе? Минутные радости? Или ожидание чего-то большего? Жить, надеясь? Он и надеялся, и ждал, и дождался – пришла она, любовь и нежность, красота и покой. И что он сделал? Сломал ее собственными руками, такую хрупкую, такую долгожданную, взлелеянную и взращенную. Зачем?

Ответа не было. Зато впереди густые ветви деревьев будто раздвинулись, и показалось вдали маленькое лесное озерцо. Иван прибавил шагу и через некоторое время уже стоял на берегу. Озеро было крохотное, сплошь затянутое зеленой ряской, из которой, словно языки пламени, тут и там выглядывали неведомые цветы. Были они ярко-желтые, похожие чем-то на водяные лилии, но гораздо крупнее, с махровыми лепестками. Ваня постоял немного, полюбовался на огромную, просто-таки громадную жабу, сидящую на камне посреди озера, подумал. Понял, что сильно устал, и решил немного отдохнуть. Тут-то впервые и пригодился плащ Проводника. Ваня расправил его, постелил прямо на мшистый бережок и прилег под одинокой березой. Сначала решил просто немного полежать, но потом и сам не заметил, как задремал. Было тепло, ветви дерева не пропускали разящие солнечные лучи, от воды приятно тянуло прохладой. Тишина стояла в лесу, только какая-то неугомонная птица все выводила одну и ту же трель уже с полчаса. Уже, чай, охрипла, пожалел ее Ваня и не успел вспомнить, у какой же птицы такой голос, как провалился в глубокий сон.

Из чащи леса вышла лисица, совершенно белая, от кончика носа до кончика хвоста. Осторожно обнюхала спящего человека, сразу потеряла к нему интерес и тут же на берегу поймала мышку.

Долго спал Иван, давно уже перевалило за полдень, спала дневная жара, тени стали длиннее. Проснулись то ли кузнечики, то ли сверчки, запели, застрекотали на разные голоса. Стрекозы, звеня разноцветными крылышками, беззаботно летали над озером, рискуя попасть на обед к одинокой жабе, которая так и сидела на камне. Было ей лень и плавать, и мошек ловить, вздыхала только тяжко и надеялась, что рано или поздно еда сама свалится на голову. Наверняка до сих пор так и получалось, потому что жаба совсем не выглядела голодной и изможденной. Давно вернулась и Настя, потерявшая Ивана, полюбовалась на него, спящего, побоялась будить и тоже прикорнула на бережку. Рядом с ней стоял туесок, доверху наполненный сочной ягодой, и вились над ним две осы.

Проснулся Ваня оттого, что Настя тянула его за ноги – с места не сдвинула, зато умудрилась стащить ботинки вместе с носками.

– Вставай! Ну что же ты! – Она обиженно шлепнула его по колену. – Вставай, Ванечка, путь не близкий, скоро солнышко сядет. Не в добрый час мы с тобой задремали, не ровен час, всадник Темная Ноченька на дорогу выедет!

Ваня долго протирал глаза, не понимая, где он и что с ним. Потом вспомнил сегодняшнюю ночь, Проводника и решил, что чудный сон продолжается.

– Наконец-то! – Настя счастливо улыбнулась, вскочила и тут же снова повалилась на траву. – Ой, ногу отлежала!

Прыгая на одной ножке, девчушка искала по кустам, где один Ванин ботинок, где другой отыщется, никак не могла найти второй носок и сильно ругалась на саму себя. Наконец и она, и Ваня были готовы. Настя подхватила кузовок, съела пригоршню ягод, другую протянула Ване. Ваня полакомился твердой земляникой, отогнал веточкой надоедливую осу и подумал, что сон довольно приятный. Зашагали по тропинке. На этот раз Настя не отходила от Ивана ни на шаг, без конца обо всем расспрашивала, слушала и не верила. Наконец, утомившись, завела какую-то песенку. Ваня послушал-послушал и невольно стал подпевать, благо слова были простые. Девчонка захлопала в ладоши, от всей души поцеловала Ваню в локоть – выше не достала – и с громким криком бросилась вперед. Иван, улыбаясь, едва за ней поспевал.

Шли долго. По небу уже растеклось, развернулось закатное зарево, повеяло свежим ветерком, видно, где-то рядом была река. Лес жил своей жизнью, деловитой, непонятной случайному путнику. Мелкие зверушки рыскали в густой траве, ничуть не боясь людей, охотилась лисица, птицы гонялись за мошкарой. А высоко на сосне сидел неугомонный дятел и весело колотил по стволу.

Настя отчего-то взгрустнула, молча шагала рядом, даже кузовком больше не размахивала. Иван тоже молчал. Хотелось есть – земляника была хоть и вкусная, да разве наешься одной горсточкой? А попросить еще Ваня стеснялся.

– Ох и заругает меня дедушка, – покачала головой девчушка, – сказал же отвести тебя к бабушке, и сразу назад! А я, вишь ты, с тобой заговорилась, прикорнула – теперь к ночи не успею. Придется у бабы ночевать.

– А кто она, твоя бабушка? – заинтересовался Иван.

– Бабушка-подружка! – запела Настя. – Бабушка-ягушка! Ягушка-ягушка, бабушка-старушка!

– Баба-яга? – изумился Ваня. – Ничего себе…

– Ну, так ее прозвали. А зовут ее баба Маня. Яга – это про… – Настя запнулась, – пру… про-фес-си-я! Во, профессия!