– Но как он может не понимать, – снова взорвался Пересвет, – что времена изменились и старые союзы распались!

– Так и не понимает, – лениво проговорила Веста, – а я не понимаю, почему это так тебя удивляет. Ты, кажется, участвовал в захвате Серебряного царства. И неужели ты счел, что Далмат себе более ясно представлял грядущую опасность? Я уверена, что он и сейчас воображает, будто царь Елисей выдумал какую-то забавную игру. А чего ты хотел? Елисей, Далмат и Кусман жили в мире и дружбе едва ли не полвека, по-приятельски ездили друг к другу в гости, даже детей и тех переженили: Ходан, сын Далмата, женат на Светолике, дочери Елисея, а у Кусмана и вовсе двое сынов взяли в жены Елисеевых дочерей. Подумай, какого подвоха могут они ожидать от собственного свата?

– Никакого, – поник головой Пересвет, – но все же я думал… я надеялся…

– Зря надеялся, – отрезала Веста, – сам видишь, как все выходит. Это нам беды мало: только бы яблоки молодильные да живой воды кувшинец о двенадцати рылец получить и – ау, царь-батюшка! Не пора ли нам пора, в том смысле, что надо и честь знать.

– А как вы думаете пробраться к царю Далмату?

– Проберемся как-нибудь, – беззаботно ответила волчица, точь-в-точь как Иван.

Пересвет понял, что особого сочувствия он не добьется и с досадой бросился на траву.

– Не рассиживайся, – тут же строго сказала ему Веста, – день на исходе, пора нам уже потихоньку двигаться.

Пересвет рассеянно кивнул, взобрался на коня и стал молча наматывать на руку поводья. Волчица же потянулась, сладко зевнула, продемонстрировав Ване целую пасть белоснежных зубов, встряхнулась и сказала:

– Садись, поедем.

Иван сел. Тронулись в путь.

Ехать было недалеко, и вот уже впереди замаячил знакомый лес.

– Хороший лесок, – одобрил Пересвет, – у нас таких нет. Все больше елки да сосны, а чтобы вот так все зелено – такого нет.

– Зато у вас грибов, наверное, пропасть, – возразил Ваня, – а здесь я одни сыроежки встречал, да еще маслята кое-где.

– Грибы – это да, – Пересвет серьезно кивнул, – грибы, ягоды. Черники – той вообще тьма-тьмущая, как осень, так из лесу ведрами ее приносят. Часть на варенье, часть в подвалы, на лед, а там уж как пойдет, – и на пироги, и так, сырой. Вкусно! Но и приедается тоже за зиму.

– Давно я черники не ел, – мечтательно проговорил Иван, – магазинная – это одно дело, а чтобы так, свеженькая…

– Это как – магазинная? – не понял Пересвет.

Ваня махнул рукой, мол, долго объяснять.

Тем временем волчица уже подходила к тому самому месту, где так удачно утром встретились с Настенькой. Иван успел спрыгнуть прежде, чем Веста его сбросила, с удовольствием потянулся и огляделся по сторонам. Солнышко уже из ярко-белого шара обратилось в краснеющий диск на горизонте, по небу разливалось алое зарево. Судя по всему, лесовица должна была вот-вот прийти.

– Ну и где твоя Настенька? – обратилась волчица к Ване.

Тот развел руками:

– Не знаю. Должна быть. Только она не моя.

– Твоя, твоя, – усмехнулась Веста, – ты же с ней дружбу ведешь.

– А тебе что, жалко? – хихикнул в свою очередь Ваня. – Или ты ревнуешь?

Волчица будто смутилась, но тут же ответила прежним тоном:

– Мне-то не жалко, однако же не каждому лесовица помогать будет.

Иван задумался над тем, что бы такое ответить, но тут из-за небольшой осинки вынырнула сияющая Настя.

– Здравствуй, Ванечка! – Она широко улыбнулась Ивану, бросилась к нему, приобняла и тут же подбежала к Весте с Пересветом.

– И тебе, белая волчица, здравствовать! – сказала лесовица с важностью. – А тебя, витязь, я не знаю, как и звать!

– Пересвет, – улыбнулся он, – а ты, знать, Настена?

– Настасья! – наставительно сказала лесовица. – Но можно и Настенька. Здравствуй, Пересвет!

– Здравствуй, Настасья, – поклонился Пересвет вежливо, – много о тебе наслышан и очень рад встрече!

Настя улыбнулась ему и снова подошла к Ивану:

– Поймала я твоих лошадок, Ванечка! Тебя дожидаются вон за теми березами.

И она показала рукой на несколько березок, сиротливо жмущихся друг к другу. Ваня просиял и, забыв ее поблагодарить, со всех ног помчался к ним.

Кобылицы и правда оказались за березами. Стояли они смирно, убежать не порывались, да и не могли – ноги их были крепко связаны тонкими ивовыми прутьями. Видно было, что Настенька творчески подходила к процессу поимки лошадей и даже постаралась их украсить по-своему. В золотые гривы она вплела цветы, да такие, перед которыми Ванин букет казался жалким веником. Горели тут и огненные жарки, и синий барвинок, и мелкие белые колокольчики, и такие цветы, каким и названия не было, какие знала одна только лесовица. Хвосты были увиты душистым горошком, хмелем и вьюнком, а за уши кобылицам Настя пристроила по паре тигровых лилий. Еще краше стали лошадки с таким убранством.

Ваня огладил кобылиц, наконец-то рассмотрел их как следует при дневном свете. Обернулся к подбежавшей лесовице:

– Спасибо тебе, милая! Что бы я без тебя делал!

– Не за что! – заулыбалась Настя и покраснела.

Ваня вспомнил про цветы и бросился к полянке.

– Эй, ты куда? – крикнула лесовица ему вслед.

Иван быстро нашел оставленный на земле букет. Заметив, что цветы примялись, расправил их слегка и побежал обратно к Настасье.

– Это тебе! – Он протянул ей цветы и остановился в нерешительности, ожидая, что она скажет.

– Ой, – опешила лесовица, – мне? Отчего же?

– Ну… – замялся Ваня. – Понимаешь, у нас принято дарить цветы!

– Зачем?

– Просто так, – окончательно смутился Иван. Настя рассмеялась и схватила букет:

– Ну, раз принято, тогда ладно! Спасибо тебе!

Она сделала пару шагов назад, посмотрела направо, налево и вдруг, вскинув вверх руки, прошлась колесом один раз, второй… А на третий в том месте, где только что была лесовица, оказался вдруг большой пень.

Ваня протер глаза, понял, что ему не показалось, вздохнул.

– Это и есть царские кобылицы? – спросил тихо подошедший Пересвет. – Хороши!

– Хороши, – согласился Иван, – только как нам теперь их отвести к царю? Снимем путы, а вдруг прочь убегут?

– Не убегут, – покачал Пересвет головой, – давай-ка так: ты верхом на одну сядешь, я на другую, а третью и коня моего в поводу поведем.

– А как же… – начал было Ваня, но вдруг с изумлением понял, что он не боится больше ехать верхом. То ли сказалось вчерашнее зелье, то ли просто привык ехать на спине волчицы, но страха совсем не было. Он отважно кивнул.

– А ты как думаешь? – обратился Пересвет к волчице.

– А что я? – хмыкнула та. – Не мне же верхом ехать, а вам!

– Тогда решено, – сказал Пересвет и лихо вскочил на спину кобылице.

– А с путами что делать? – полюбопытствовал Ваня.

– С путами, – замялся Пересвет, – леший их ведает, вдруг и правда, когда развяжем, сразу дадут деру. Может ты, Веста, перегрызешь?

– Еще не хватало, – фыркнула волчица, – чтобы я и к лошадям! Ну ладно, – неохотно добавила она, – сделаю.

– Вот и хорошо, – успокоился Пересвет, – а на третью лошадку я узду со своего коня прилажу.

Он спрыгнул, снял со своего коня сбрую и надел на одну из кобылиц. Та попробовала было взбрыкнуть, но покосилась на оскалившуюся Весту и мигом притихла.

– Вот и все! – потрепал Пересвет ее по холке, взобрался на другую лошадь и крепко намотал поводья на руку. – Ваня, где ты там?

Ваня стоял в раздумьях. Царские кобылицы были, знамо дело, неоседланные, стремян не было и в помине, поэтому как взбираться на такую лошадку – загадка. Наконец Иван сообразил встать на пень, подтянулся кое-как и с грехом пополам очутился у кобылицы на спине. Та почуяла неопытного наездника и недовольно вскинулась, но Веста ее быстро успокоила. Затем она перегрызла ивовые прутья и освободила ноги лошадей. Тронулись потихоньку.

– Хранимир! – крикнул Пересвет коню. – Ступай за мной!

Конь заржал и покорно двинулся следом, настороженно поглядывая на волчицу. Прошли лес, поле; кобылицы уже не порывались убежать на вольные луга, шли тихим шагом, низко опустив убранные цветами головы.