Бомолох⁴ – шут, паяц

Ночь Северной Звезды и Первое Утро Года⁵ – новогодний праздник в землях Эйланда, отмечающийся с вечера последнего дня осени до полудня первого зимнего дня, и объединяющий светское и религиозное празднования.

Альтунарский кофе⁶ – кофе из южной провинции империи эледов, отличающийся сильным выразительным ароматом и удивительной бодрящей крепостью.

Вехотка⁷ – мочалка.

Даану пришлось немало покружить, петляя по городским улочкам, чтобы найти уединенное место, где он смог бы переоблачиться. Город жил своей жизнью: люди шли по делам, разговаривали, продавали – в целом, у кого-то сегодня день был рабочий, а у кого-то праздничный. Музыкант старался не привлекать к себе слишком много ненужного сейчас внимания, и даже ски- нул свой яркий расшитый дублет. Важно было уйти подальше от «Золотого трилистника», но в этом Даан уже порядочно преуспел. Он достаточно приблизился к центру Восточного Астер де Торонисса, чтобы оценить праздничные приготовления зажиточных горожан. Многие дома были украшены венками – куда более помпезными, чем тот, что висел на дверях «Трилистника», а фигурки лебедей разных размеров были выставлены то у дверей, то на подоконниках, то украшали ограды. Иногда казалось, что кое-кто из жителей хочет переплюнуть соседей, показывая свою обеспеченность, и на некоторых домах изображений лебедей было чересчур много.

В другое время и при других обстоятельствах Даан, возможно, заглянул бы на огонёк именно в такой, излишне украшенный дом, чтобы исполнить там несколько баллад и получить заслуженную оплату, но сейчас у него была совсем иная задача. И путь свой музыкант держал мимо всех этих домов и лавок. К городскому парку.

Ему однажды довелось выступать в этом парке на открытом концерте, посвященном середине лета. А еще дважды в нем назначали Даану свидания. Поэтому молодой человек с уверенностью мог сказать, что знает там все укромные уголки, дальние скамейки и самые густые высокие кустарники. Что сейчас было как нельзя более кстати.

С невозмутимым видом прошествовав за каменные, с высокими чернеными решетками, ворота, Даан быстро сошел с главной аллеи на небольшую дорожку слева, и углубился в самое сердце зеленых насаждений. Посетители парка мало обращали внимание на посторонних, увлеченные беседами со своими спутниками или спутницами, созерцанием розовых кустов или собственными мыслями. Поэтому довольно скоро Даан совсем скрылся из виду в буйной зелени.

И уже через полчаса по главной аллее легко и горделиво вышагивал стройный, подтянутый, изысканно одетый молодой господин. Его наряд из шикарной голубой ткани с изящной золотой отделкой, королевская осанка, прямой и открытый взгляд выдавали в нем по меньшей мере высокородного лорда. Гу- стые тёмно-каштановые кудри блестели от специальной золотистой пудры для куафюра, чтобы казаться светлее¹⁴, и были зачесаны и убраны в небольшой хвостик на затылке. Молодой господин улыбался и вежливо кланялся всем встречным, получая ответные улыбки и поклоны. Словом – впечатление производил самое приятное.

Кое-что, впрочем, в его образе было немного странно: слишком запыленные, хоть и новые, сапоги, своим видом и фасоном придающие всему наряду некой пикантности, да довольно простой для всего общего великолепия футляр с музыкальным инструментом, что господин нес в руке. Но мало ли какие могут быть причуды у господ?

Впрочем, стоять на бархатных коврах парадной сцены перед родовитыми господами, да и, вообще – зайти в бальную залу в дорожных сапогах, а не лёгких туфлях, было бы непростительным нарушением всяческих приличий и модного этикета. Потому молодой щеголь остановился в двух кварталах от парка, у одной из небольших и весьма неброско украшенных к празднику лавок, явно принадлежащей не самому известному в столице сапожнику. Около лавки сидел мальчуган, и листал какую-то книгу и ветхом переплёте, весьма похожую на учебник. Примечательно, учитывая то, что на дворе стояло яркое лето, и до начала учебы в местных школах оставалось несколько месяцев. И ещё более примечательно, что даже такому башмачнику-подмастерью было доступно образование. Впрочем, чему удивляться? Эледы испокон веков называли себя «просвещённым народом», а значит, грамоте мало-мальски обучен будет любой житель империи. Тем более в самой столице!

Тем временем, мальчишка увидел подошедшего знатного господина, вскочил, и низко поклонился.

– Не угодно ли милорду заглянуть в нашу лавку? Вы можете заказать себе новые сапоги или башмаки. Или купить из готовых, но…

Господин лёгким жестом руки прервал его речь.

– Милорду угодно. Покажи-ка, юное дарование, всё, что есть из обуви самой дорогой и ладной! Пусть наряда из самого Киннара какие попало туфли и не достойны, а мы всё равно попытаемся отыскать лучшее из доступного, и смело обыграть в образе! Мальчишка, проникнувшись этой речью – или просто сделавший вид, что всё понял – шустро юркнул в лавку, и через несколько мгновений явился с охапкой башмаков.

Милорд в изысканном камзоле осмотрел добычу критически.

– Мда. Ничего как-то и не подходит. Это слишком грубое, то – слишком тёмное. А вот у этих носы туповаты. Да и велики они мне…

– Ну… – подмастерье замялся. – Правда ваша. И, признаюсь, есть у нас башмаки ещё одни – и светленькие, и кожа тоненькая, и пряжки на них со стекляшками под хрусталь… Да и если так, на глаз, впору вам будут…

– Так не на глаз бы нам, а на ноги. И что ж ты их сразу не принёс?

– Ну, господин, вы понимаете… – мальчишка оглянулся по сторонам, словно опасаясь, что его услышат соседи. – Они на заказ пошиты. На свадьбу одному нашему заказчику, постоянному. Дорогие.

– Уж не думаешь ли ты меня ценой напугать? – прищурился франт. – Готов поспорить, я предложу за них втрое больше – лишь бы подошли.

– Ох, не знаю, – засомневался паренёк. – Как решать такое без отца – он к кожевнику поехал…

Его собеседник, словно потеряв терпение, вытащил кошель с деньгами, и потряс им перед лицом мальчишки, звеня монетами. Тот махнул рукой – была ни была – сгрёб не подошедшую обувь, и, снова сбегав в лавку, принес пару действительно ладных башмаков. Щеголеватый господин примерил один, и тот оказался ему вполне по ноге – если затянуть пряжки потуже – так и совсем хорошо сидел. Дело оставалось за малым – купить эти башмаки у сомневающегося парнишки-сапожника.

– Ну, малец, признавайся – сколько вам за них заплатили?

– Отец говорил, два сильганта…

– Вот тебе пять… А, да пусть даже восемь! – расщедрился франт, и снова зазвенел монетами. – Ты ведь, я вижу, парень умный и начитанный. Говоришь хорошо, и считать – я уверен – не хуже умеешь. Понимаешь же, что восемь серебряных лучше, чем два!

– Лучше, – согласился мальчишка. – И учиться – учусь. И в школе, и у отца. Он лавку нашу хочет перестроить, и мастерскую, и башмаки шить тем, кто побогаче – вот и следит, чтобы я говорил складно, как положено…

– Раз всю лавку перестроить хочет – значит, восемь сильгантов лишними в семейной казне не будут, – подсказал теряющий терпение франт, обутый в разные башмаки. – Решайся уже, пока я не ушел!

Паренёк постоял, хмурясь, повертел в пальцах каждую из серебряных монет, и, наконец, решился:

– А, была не была! Авось отец не запорет. Не завтра эти башмаки на свадьбу-то нужны…

– Вот и славно, – просиял знатный франт, – ну-ка, помоги переобуться!

Подмастерье помог, шустро завернул покупку в бумагу, и, сунув в льняную торбу, протянул щедрому покупателю.

– А скажи-ка вот ещё что, юное дарование, – поинтересо- вался тот, забирая мешок. – Чистите ли вы обувь здесь?

– Бывает, что и чистим, – кивнул паренёк. – За медный сорран¹⁵ – мигом.