Ох, если бы Филипп с его умом был более управляемым… Она вздохнула и покачала головой.

— Милорд герцог…

Робин приблизился к Нортумберленду. Это происходило в комнате, где обычно собирался королевский совет и где герцог в задумчивости стоял возле окна.

— Да, Робин… Ты одумался?

— Я говорил с моей сестрой, милорд. Она с удовольствием готова выполнить ваши распоряжения.

— Так я и думал. Кстати, она сама успела сказать мне об этом. Уверен, что ваше недостойное поведение, мой дорогой, было случайной вспышкой. Временным помрачением ума, не так ли?

Робин опустил голову.

— Да, и прошу за это прощения, милорд. На какой-то момент я забыл о своем долге. На меня словно что-то нашло.

Герцог милостиво кивнул.

— Ты прощен, Робин.

— Как здоровье короля, милорд?

— Плохо… очень плохо.

— Заботы травницы не принесли облегчения?

— Ему стало хуже.

— Мы богобоязненные люди, наша семья, милорд, — осторожно сказал Робин, — и не очень верим тем, которые занимаются такими делами, как мистрис Гудлоу. Она пользовала мужа моей сестры, который безвременно умер, как вы знаете, а также занималась лечением самой сестры, после чего у той были неполадки с родами. Несмотря на все старания лекарки.

— Так я и понял. — Герцог пристально смотрел на говорившего. — Однако леди Брайанстон упорно рекомендовала ее.

— Что ж, — уклончиво проговорил Робин, — верить и надеяться может каждый.

— Пожалуй. Леди Пен намекала на то же самое.

— Моя сестра, милорд, как я уже сказал, боголюбива и осторожна. Леди Брайанстон, — он улыбнулся, — намного смелее, и решительнее.

— Ты так считаешь?

— А как еще назвать, милорд, то, что она ввела свою подопечную в спальню больного короля? — Робин помолчал. — Разве это не свидетельствует о смелости и самой дамы, и ее младшего сына?

— Я тоже заметил это, — сухо сказал герцог, глядя в окно, откуда открывался вид на реку, освещенную скупыми лучами солнца.

Робин взглянул на часы, стоявшие на камине. Было около часа дня. Судно, на котором должна плыть принцесса, наверное, уже давно отошло от причала, — до Бейнардз-Касла оно доберется через несколько часов. Робину хотелось удостовериться, что герцог не проявляет повышенного интереса к долгому отсутствию принцессы, и он убедился, что так оно и есть. Впрочем, тот не мог знать, когда именно она отправилась на прогулку.

Решив, что нужно продолжать ковать железо, пока горячо, Робин опять заговорил без всякого нажима, как бы размышляя вслух:

— Муж моей сестры умер, можно сказать, внезапно. Никто этого не ожидал. До сих пор мы не знаем, что с ним было. Сегодня совершенно здоров, а на другой день уже лежит в постели: до самой смерти так и не поднялся, несмотря на все заботы мистрис Гудлоу и его матери, не отходивших от него.

Нортумберленд повернулся к Робину.

— Его жена, полагаю, тоже была рядом?

— Леди Пен чувствовала себя очень плохо в то время. Она была на восьмом месяце. Хотя до болезни мужа тоже ни на что не жаловалась. Видимо, на нее подействовало его состояние.

— Можно понять, — пробормотал герцог, трогая рукой бородку и не сводя пытливых глаз с собеседника. — И что вы всем этим хотите сказать, мой друг?

— Если позволите, милорд, только одно, — не опуская глаз и еще больше выпрямляясь, произнес Робин. — Королю не становится лучше, как вы сами отметили. И многие могут спросить потом, милорд: что здесь делала эта травница?.. И откуда взялась?

— Да, это так.

Пробормотав эти слова, герцог сорвался с места и, едва не задев посторонившегося Робина, проследовал в покои короля, куда имел доступ в любое время.

Не подойдя к постели больного, остался у дверей и поднес к лицу ароматический шарик в тщетной попытке освежить воздух. В спальне находилась только мистрис Гудлоу, держа над зажженной свечой медную кастрюльку. Скосив глаза на герцога, она продолжала бормотать что-то вроде заклинаний.

— Ну и как наш король? — хмуро спросил Нортумберленд.

— Он будет здоров через неделю, милорд, — спокойно ответила женщина. — Если не помешают небесные силы.

Герцог нахмурился еще больше. На что намекал Робин? Уж не хотел ли он сказать, что эта подозрительная семейка Брайанстон подсунула отравительницу в спальню короля? Если так, то что за игру они ведут? На чьей стороне и какова их цель, каков выигрыш?.. Трудно поверить во все это, но проверить не мешает. А женщина эта скорее всего просто обманщица. Шарлатанка.

Он подергал свою ухоженную бородку, повернулся к дверям и крикнул;

— Стража!

Шестеро стражников прибежали, гремя оружием. Нортумберленд ткнул пальцем в сторону мистрис Гудлоу.

— Допросить ее по поводу смерти лорда Филиппа Брайанстона, — приказал он.

Несчастная побледнела и чуть не выронила из рук кастрюльку со снадобьем. Она хотела что-то сказать, но герцог повторил:

— Подвергните ее допросу, а также пошлите за королевскими врачами, пускай они постараются исправить вред, причиненный этой женщиной.

«Если Господь даст им силы и захочет совершить невозможное», — добавил он мысленно.

— ..Я не понимаю, — не в первый уже раз говорила принцесса Мария, обращаясь к Пен, сидевшей в каюте напротив нее с ребенком на коленях. — Откуда он вдруг взялся, этот мальчик, и как мы будем с ним путешествовать едва ли не через всю страну?

Тоже не в первый раз Пен терпеливо отвечала ей:

— Не думаю, чтобы ребенок мог помешать нашим планам, мадам.

Новоявленный Филипп не издавал при этом ни звука, только с интересом смотрел вокруг темными, широко открытыми глазами с длинными, как верно заметила Пиппа, ресницами. Он, видимо, свыкся с Пен и поэтому больше внимания уделял принцессе и двум ее придворным дамам, Сьюзен и Матильде, находившимся здесь же.

Если бы общая ситуация была спокойнее, дамы наверняка бы куда больше ахали, охали и расспрашивали Пен о мельчайших подробностях того, каким образом у нее на руках оказался этот темноглазый ребенок. Но они совершили побег и уже более часа находились на пути в неизвестность, не ведая, что с ними может случиться в каждую следующую минуту, и потому их мысли не могли сосредоточиться на чем-то одном.

Сьюзен и Матильда все же выразили свои чувства в коротких фразах, воскликнув одна за другой:

— Значит, шевалье сумел помочь вам найти ребенка? Какое чудо!

И еще:

— Как могут рождаться на свет такие монстры, как ваша свекровь!

А принцесса Мария примолкла, вспомнив, как ее собственный отец, король Генрих VIII, объявил в один прекрасный день, что она, его дочь Мария, должна считаться с этой минуты незаконнорожденной, а его брак с ее матерью недействительным. Он лишил девушку титула принцессы и определил в услужение к сводной сестре. Мало того: распорядился, чтобы питание ее было скудным, покои не отапливались, даже запретил свидания с матерью. А когда Мария заболела — сама она и ближайшие сторонники считали, что ее пытались отравить, и боялись, что наступил ее смертный час, — отец и тогда не допустил к ней родную мать. В тот раз Мария выздоровела, но здоровье ее осталось подорванным, что сказывается до сих пор.

— Да, твой шевалье, по-видимому, человек весьма изобретательный, — проговорила наконец принцесса. — Будем надеяться, он поможет и в теперешнем моем положении.

— Не сомневаюсь, мадам, — не вполне уверенно подтвердила Пен.

— Знает ли он, что ты взяла с собой ребенка?

— Нет, — призналась она, опуская голову.

— Как же вы собираетесь утвердить законные права малыша? — спросила Сьюзен, касаясь худенькой руки ребенка.

Прикосновение заставило его вздрогнуть, но, как и прежде, он не издал ни звука.

Пен невольно взглянула на принцессу, прежде чем ответить.

— Надеюсь, моя мать и лорд Хью сумеют помочь в этом, — сказала она. — Но должна признаться, что главным образом я рассчитываю на ваше одобрение и помощь, мадам.

Принцесса горестно покачала головой.