У нее не было особых иллюзий в отношении своей притягательной силы как женщины. Тем более что сама она не испытывала потребности привлекать мужчин. Не то что ее младшая сестра — та была записной кокеткой, и мужчины липли к ней, как мухи к горшку с медом. Пен знала, что всегда считалась достаточно привлекательной, однако не блистала красотой, это ее вполне удовлетворяло. Филипп сразу влюбился в нее и жаждал, чтобы она принадлежала ему, но он никогда не слыл женолюбом или ловеласом и мало разбирался в женщинах, в их красоте и прочих достоинствах. И она сразу ответила ему взаимностью. Ими обоими владели любовь и страсть, но и то и другое в умеренных пределах, без взлетов и порывов, уж не говоря об одержимости.

Так почему же все-таки человек такой породы, как Оуэн д'Арси, заинтересовался ею? Аристократ, воин, с несомненным жизненным опытом, в том числе и по женской части; вполне возможно, с авантюристической жилкой. Человек, который числит среди своих хороших знакомых содержателей таверн, превосходно владеющий оружием и, быть может, умеющий хладнокровно убивать… Все это было похоже на головоломку…

Мысль о том, что ее можно попробовать разрешить, будоражила.

Открылась дверь, и Пен, вздрогнув, повернулась. Вошел Оуэн с подносом в руках. Весело пожелав доброго утра, он опустил поднос на столик.

— Доброе утро. — Она постаралась ответить ему в тон.

Он выглядел как на званом вечере, как будто вся его одежда была только что сшита или, во всяком случае, выглажена.

— Как видите, принес вам завтрак. Вы, наверное, страшно голодны.

Пен всерьез задумалась над этим предположением и пришла к выводу, что он совершенно прав.

— Пожалуй, да, — призналась она. — Но еще хуже, что у меня все болит и я ужасно выгляжу.

Она убрала волосы с лица и подумала, что особенно ужасным должен казаться ее вид в сравнении с ним — таким опрятным и свежим, несмотря на отвратительную ночь. С его стороны, подумала она, это просто неприлично.

— Согласен, у вас не самый лучший вид, — не слишком любезно подтвердил Оуэн. — Но чему тут удивляться? Вам отрезать ветчины?

Можно было бы и солгать немного ради вежливости, подумала Пен, еще больше раздражаясь на него, и со всей холодностью, на какую была способна, произнесла сквозь зубы:

— Будьте настолько любезны.

Поднявшись с кровати, она с удивившей ее самое живостью подошла к столу, налила немного пива из кувшина и с жадностью выпила. После чего спросила более приязненно:

— Вы совсем не спали?

— Немного, — ответил он, добросердечной улыбкой показывая, что нисколько на нее не в претензии за то, что она лишила его возможности спать на постели.

— Зато у вас такой вид, — решилась она тоже сказать ему правду, — как будто вы спали всю ночь на пуховом матрасе и проснулись в выглаженной одежде.

— Вид может быть обманчивым, мадам, — ответил он и перешел к делу:

— Я отправил Седрика, чтобы он нанял лодку для переправы. Полагаю, о вас уже начали беспокоиться.

— Надеюсь, принцесса решит, что я осталась в доме у Брайанстонов.

— Это одно из предположений, — заметил Оуэн.

— Конечно, — согласилась Пен с легкой гримасой. — И не самое приятное для меня.

С куском хлеба и ветчины она подошла к окну, открыла ставни. В комнату хлынул свет яркого морозного дня, повеяло холодом; Оголенные ветви деревьев темнели на фоне белесого неба. На реке даже в это время суток было много судов.

Запивая пивом бутерброды с ветчиной, Оуэн смотрел в окно, но больше на Пен. Ему нравились ее густые каштановые волосы, разметавшиеся по плечам, точеный профиль. Он заметил, что на ее шейной повязке проступили следы крови, и, указывая на них, сказал:

— Следовало бы, думаю, сменить повязку, мадам. Заодно посмотреть на рану.

Она поднесла руку к горлу.

— Тут как-то все тянет… сковано. Но пульсации, как вчера, нет.

Он подошел к ней вплотную, взял в ладонь прядь шелковистых волос, отвел от шеи.

Пен стояла неподвижно. В этом прикосновении было намного больше интимности, чем даже во вчерашнем поцелуе в полутемном коридоре. Другой рукой он развязал бинт, снял с раны прокладку, пропитанную бальзамом.

— Так чем же я так заинтересовала вас? — вдруг спросила она.

Его рука остановилась. Эту женщину не возьмешь льстивой ложью.

— Не знаю, — ответил он. — Не хочу вас обидеть, но честно говорю: не знаю.

— Я вовсе не обижена, — искренне сказала она.

В самом деле, разве может человек каждому своему поступку дать резонное обоснование?

— Я и думал, что вы не обидитесь, — снова заговорил он. — Это, возможно, одна из причин, отчего меня потянуло к вам. Вы не такая, как многие, Пен Брайанстон. Посреди этого коварного мира обмана, лжи и притворства вы удивляете своей честностью и прямотой.

Пен посмотрела ему прямо в глаза, хотя это мешало окончательно снять повязку.

— Откуда вы можете знать? Где вы узнали об этом, когда преследовали меня на пути в библиотеку?

— О, тогда меня, наверное, толкало предчувствие.

Эта полушутливая фраза не понравилась ей, и она дернула головой.

— Осторожно! — прикрикнул он. — Я могу причинить вам боль… Теперь сами придерживайте волосы, я наложу новую повязку.

Их пальцы встретились, когда она поднесла руку к волосам, и снова дрожь прошла у нее по спине.

— И куда же этот интерес заведет вас, шевалье? — спросила она самым светским тоном, наклоняя шею под его умелыми пальцами.

В его голосе таился смех, когда он ответил:

— Это в большей степени зависит от вас, мадам. Если вы проявите согласие…

— И бдительность, — закончила она его фразу в том же шутливом тоне.

— О, конечно. — Он завязал бинт двойным узлом и отошел в сторону, как художник, любующийся своей картиной. — Теперь, когда вернетесь к друзьям, не будете пугать их пятнами свежей крови.

— Она заживает? — спросила Пен про свою рану и отняла руку от волос, которые снова упали на лицо и плечи.

— Слава Богу, и очень быстро. Думаю, даже не останется шрама… А теперь нам нужно отправляться в путь, Седрик наверняка уже нанял лодку и ожидает нас.

Он подал ей плащ, Пен накинула на голову капюшон. Воротник плаща был разорван, придется скреплять булавками.

— Я помогу вам, — сказал Оуэн и, взяв булавки из ее рук, умело сколол воротник.

Это выглядело так же просто и естественно, как если бы на его месте находился Робин, ей были приятны дружеские манеры этого странного чужого человека. Сейчас слово «чужой» казалось не относящимся к нему, хоть он таковым оставался. Как и десятки других ее знакомых из числа придворных обоего пола. Но с Оуэном ее связывали переживания этой страшной ночи, которая уже начинала казаться далеким и не вполне реальным прошлым.

Она не стала надевать украшения, а сложила их в кошелек, еще раз ощутив прикосновение и шелест листа бумаги, на которую возлагала столько надежд.

Захочет ли Оуэн д'Арси помочь? Он поверил ей. Но последует ли за этим помощь?

Видимо, она глубоко задумалась, опустив руки и прикусив нижнюю губу, потому что он сказал:

— Что с вами? Идемте!

Она медленно ответила:

— Я подумала, поможете ли вы мне раскрыть, что произошло с моим ребенком?

— Как я могу это сделать?

Она выдержала его настороженный взгляд.

— Вы говорили, что следует отправиться в Хай-Уиком и поспрашивать там у людей…

— Да, — согласился он, — я предлагал это как один из способов.

— И вы могли бы сами?.. — спросила она напрямик, не сводя с него глаз.

— Я подумаю об этом, — уклончиво произнес он.

Она предпочла бы более прямой ответ. В этом человеке, она чувствовала, ее единственная и, быть может, последняя надежда.

— Что ж, благодарю вас, сэр.

Она уже направилась к двери, но остановилась, вынула из кошелька серебряную монету, помедлила, прежде чем положить ее на стол. Не обидит ли его это? Быть может, не следует вмешиваться в его денежные отношения с хозяевами?

— Я хочу отблагодарить мистрис Райдер за гостеприимство, — сказала она неуверенно.