Annotation
Про мальчика Буканова, который всё время засыпал, и на уроке в школе, и в летнем лагере. И как ребята пытались его отучить, и что из этого вышло.
Рисунки М. Штерн.
Николай Алексеевич Заболоцкий
I
II
III
notes
1
Николай Алексеевич Заболоцкий
Букан
I
Однажды, когда я пришел в школу, в раздевалке меня встретил Мишка Горохов.
— Видал, как нашего Букана продернули? — спросил он тихо.
— Нет, а где?
— А в стенгазете. Пойдем-ка, посмотрим!
Я разделся, схватил ранец, и мы побежали в верхний коридор. Там на стенке красовалась наша газета «Будь готов!» Горохов показал мне заметку под названием «Стыдно!», и я стал читать. В заметке было написано вот что:
«У нас в классе „Д“ ученик Буканов почти что каждый день спит на уроках. Все в классе работают, а Буканов не желает. Он, как пионер, должен служить примером для остальных, а он только мешает работе. Стыдно, Буканов! Надо подтянуться».
Под заметкой стояла подпись «Комар».
— Это кто же такой: Комар? — спросил я.
— Этого уж я не знаю, — тоненьким голоском сказал Горохов и, состроив рожу, подмигнул мне левым глазом.
— Да ведь это ты! — воскликнул я.
— Может — я, а может — нет, — сказал Горохов, — сказано «Комар», и все тут.
— А все-таки ты это напрасно, — сказал я, подумав, — Букан-то, может быть, больной.
— Ого, больной! — засмеялся Горохов, — а ты видал, как он кашу уминает за обедом? Я таких только двоих и знаю: Букан да дворник наш Кузьма.
Но тут раздался звонок, и мы побежали в класс.
Букан сидел на своем месте и смотрел в книгу. Ребята собрались кучками, о чем-то разговаривали и смеялись. Но вот в класс вошел Андрей Иваныч. Начался урок.
Я стал наблюдать за Буканом. Сначала он, широко раскрыв глаза, внимательно слушал учителя. Так он просидел с полчаса. Потом вдруг веки у него начали смыкаться, он клюнул носом и испуганно посмотрел вокруг себя. Мы засмеялись. Букан выпрямился и стал смотреть на доску. Три урока прошли благополучно. Ни разу не заснул Букан.
Пришла большая перемена. Мы сидели в столовой и завтракали. Вдруг прибежал Горохов и говорит:
— А Букан-то, ребята, опять храпуна задает!
Мы побежали в класс. На задней парте сидел Букан. Положив голову на руки, он мирно похрапывал. Мы сразу окружили Букана.
— Вставай, Букан, с постели, — запел Горохов тоненьким голосом.
— Оладьи поспели!
— Суп сварился! — запищала Катюшка.
— Чай вскипятился!
— Кукареку-у!
— Халат, халат! — заорал Горохов.
— Чайники паять, чайники паять!
— Кукареку-у!
— У Букана-дурака отлежались все бока! — запел Колька.
— Наш Буканка — остолоп! — крикнул я.
— Получай, Буканка, в лоб! — заревел Горохов и щелкнул Букана по лбу.
Букан вздрогнул, открыл глаза и снова зажмурился — от света. А нас точно подбросило: скачем вокруг Букана, хохочем, орем. Такой кавардак подняли, прямо пыль столбом!
Букан поднялся из-за парты и смотрит на нас. Глаза у него большие, серые, круглые. Стоит Букан и смотрит. Мы подумали — сейчас выругается или чернильницей запустит. А он — ничего. Притихли мы и ждем, что дальше будет.
— Ты пожалуешься, Букан? — тихо спросил Горохов.
Букан покачал головой и вдруг заплакал.
Мы растерянно посмотрели друг на друга и пошли вон.
II
В конце мая наш девятнадцатый детский дом отправился в деревню на лето. Мы поселились на самом краю села в старом помещичьем доме.
Большие — в два роста — окна выходили на длинную веранду. За верандой шла лужайка, а дальше — обрыв к реке. А внизу, под обрывом, сначала тянулись луга, а дальше речка блестела — Васильевка.
Вот собрались мы однажды вечером и читаем книжку. Книжка попалась интересная, «Том Сойер». Читаем ее, читаем. Букан говорит: — «Интересно, прямо дух захватывает!» — Только добрались мы до того места, где Том Сойер в пещере заблудился, вдруг сзади:
— У-пфуу, у-пфуу.
Обернулись мы, видим — Букан! Забрался на кровать под одеяло и храпит во весь нос.
Тут Горохов погрозил нам пальцем, чтобы мы тише сидели, подошел к Букану на цыпочках и давай его соломинкой щекотать. Спит Букан, только губами пошевеливает. Горохов — дальше-больше, — прямо в нос Букану заехал со своей соломинкой. Чихнул Букан, перевернулся на другой бок и опять спит. А Горохов не унимается.
— Стой, — говорит, — ребята, тащи иголку с ниткой.
Ребята догадались, притащили ниток.
Вот тут и началось! Накрыли Букана одеялом вместе с головой, ноги у него бечевкой связали и давай одеяло к матрацу со всех сторон пришивать. Пришили ребята одеяло, а Горохов и говорит Кольке:
— Берись, Колька, за тот край, тащи Букана на свежий воздух.
Вытащили они Букана вместе с кроватью па веранду, — спит Букан, ничего не слышит.
— Надо дальше тащить, — говорит Горохов, — тут Любовь Николаевна увидит.
А Любовь Николаевна — это завхоз наш.
Вытащили Букана на траву — опять неладно, — будет кровать на самой дороге торчать. Решили ее в кустики отнести подальше.
— Ребята, — кричу я, — не носите далеко: еще в обрыв слетит!
— Ладно, — говорят ребята, — без тебя знаем.
Ну знаем, так знаем. Ребята вернулись, посмеялись мы все вместе над Буканом, и опять за книжку засели. И так зачитались мы Томом Сойером, что не заметили, как и ужин подошел. А про Букана и забыли совсем.
Сели мы ужинать, а Любовь Николаевна спрашивает:
— А что же Буканова не видно, ребята? Тут мы и вспомнили все сразу, Наташа Байкова охнула и покраснела вся. А Горохов как поглядит на нее — Наташа так и поперхнулась.
— А он удилище вырезать пошел, — говорит Горохов, — вы не беспокойтесь, Любовь Николаевна, он сейчас придет.
— Это что же за беспорядки такие? — говорит Любовь Николаевна. — Ужинать — так — всем ужинать, не могу же я вас поодиночке кормить.
Вот сидим мы, ужинаем. А в столовой у нас светло, окошки открыты, и по стене зайчики бегают солнечные. Солнышко уже садиться стало.
И вдруг мы подскочили, словно по команде. На улице кто-то крикнул раз, другой, потом вдруг — глухо, протяжно, и опять все смолкло.
— Букан… — сказал я не своим голосом. И тут уж мы все — без шапок, в чем были — бросились в дверь.
— Стойте, куда вы? — кричит Любовь Николаевна.
А мы — через порог, через классы, на веранду, по крыльцу и туда, в кусты — бежим, торопимся, а сердце так и замирает.
— Неужели упал, неужели упал, неужели…
И вдруг остановились мы, как вляпанные. Около самого обрыва лежала на боку кровать — одна без матраца. Букана не было.
— Так и есть, — кричу я, — слетел! Ах вы, черти, — убили человека! Скорее вниз!
А вправо дорога идет вниз, к речке, — пологая.
Мы — туда! Видим лежит в траве серая кучка, неподвижная совсем, словно неживая.
Подскочил я, рванул за одеяло, затрещали нитки, и к моим ногам вывалился наш Букан — неподвижный такой, на лице ни кровинки, и глаза закрыты.
У нас и ноги подкосились. Поняли мы, что наделали, да уже поздно.
Что было дальше — помню плохо. Завертелось у меня в глазах что-то, искры полетели во все стороны, сел я на траву и сижу, как дурак. И как сквозь сон помню: прибежали Андрей Иваныч, Ольга Михайловна, Евдоким-сторож и еще кто-то, взвалили Букана на матрац и понесли домой.
