В комнате воцарилось гробовая тишина. Все четверо детей дона Диего онемели от изумления. Свечи озаряли их растерянные, раскрасневшиеся лица.

Отец поднес реликвию сперва к Диего, потом к Фелипе, потом к Исабель, потом к Франсиско — именно в таком порядке.

— Посмотрите еще раз на пламя, выгравированное на стержне. Оно не кажется вам странным? Вы понимаете, что означают эти три огненных языка? Нет? Глядите: они похожи на три лепестка, растущие из общего основания.

Дон Диего ждал новых вопросов, но дети оторопело молчали.

— Ну что ж, всему свое время. — Дон Диего поцеловал таинственную реликвию. — И наши предки, и те знатные мужи надеялись когда-нибудь вновь переступить порог прекрасного дома. Потому мы и храним ключ.

Немного помолчав, Франсиско тихо спросил:

— И сможем туда вернуться?

— Не знаю, сынок, не знаю. В детстве я мечтал превратиться в одного из тех славных вельмож и отпереть величественные врата.

♦ ♦ ♦

Топот и громкие голоса будят и пугают маленькую Альбу Элену, она заходится плачем. Мать берет девочку на руки. Франсиско Мальдонадо да Сильва пытается подойти к жене и дочери, но стражники держат его мертвой хваткой. Молодая женщина, прижимая к груди дитя, приближается к страшным людям, освещенным лампой Хуана Минайи.

— Не бойся, — только и успевает сказать Франсиско.

— Молчать! — приказывает альгвасил.

Франсиско пытается высвободиться. Солдаты буквально виснут на нем.

— Да не убегу я! — неожиданно властным тоном восклицает задержанный и смотрит им в глаза.

На лицах стражников отражается растерянность. В их очерствевшие души закрадывается сомнение. Они вдруг вспоминают, что перед ними врач, к которому с почтением относятся самые влиятельные особы, зять бывшего губернатора Чили.

Мало-помалу железные пальцы разжимаются, Франсиско высвобождается, расправляет плечи и подходит к своей возлюбленной жене Исабель Отаньес, которая застыла как вкопанная с ребенком на руках. Он вытирает слезы, бегущие по щекам женщины, целует малышку. И боится, что видит их в последний раз. Франсиско уходит на войну, самую несправедливую из всех войн, и чем она закончится — одному Богу известно.

6

Старший брат согласился взять маленького Франсиско на рыбалку. Сначала мальчики решили зайти за Лукасом Гранеросом, другом юного Диего, а потом отправиться на берег реки Техар. Отец Лукаса держал мануфактуру, которая снабжала экипажами и повозками всю провинцию. Дело было поставлено на широкую ногу. У хозяина хватило ума использовать большую часть древесины, добывавшейся в окрестностях Ибатина, для производства отличного гужевого транспорта, которым доставляли грузы с северо-западных нагорий в порт Буэнос-Айреса, а потому разбогател он быстрее, чем иные золотоискатели. На него трудилось сто двадцать чернокожих рабов, а также множество индейцев и метисов, ловко орудовавших долотами и фуганками.

Гранерос построил себе дом в ремесленном квартале, где с рассветом разжигали кузнечные горны и закипала работа в мастерских. Серебряных дел мастер Гаспар Перес, известный на всю округу, делал украшения для алтарей. Сапожник Андрес одинаково хорошо тачал и грубые башмаки, и монашеские сандалии, и изысканные туфли с медными пряжками. Шорник Хуан Кисна чинил упряжь, обтягивал кожей укладки и шил сбруи. Портной Алонсо Монтеро славился камзолами, сюртуками с оторочкой, сутанами для церковнослужителей и платьем для чиновников. Шляпник Мельчор Фернандес изготавливал из толстого фетра головные уборы, в которых щеголяли и капитаны гвардии, и землевладельцы, и коррехидоры^[13]. В жилах почти всех этих умельцев текла и индейская кровь, но они жаждали стать своими в обществе завоевателей, одевались как испанцы, да и говорить старались исключительно по-испански.

Утро обещало быть жарким. Франсиско захватил с собой пращу, которую чернокожий Луис смастерил ему из бычьего пузыря. Мальчику нравилось стрелять по чему попало: по лесным плодам, по цветам на кустах, по камням. Он так навострился, что бил даже быстрых, как молния, ящериц. Свою первую хвостатую жертву Франсиско похоронил с почестями и отметил могилу крестиком из палочек. «Чтобы убить из пращи ящерицу, нужна не только ловкость, но и хитрость», — заметил отец.

В ремесленном квартале стоял густой запах: пахло раскаленным металлом, кожами, красителями, шерстью. Сразу за мастерскими высились два ореховых дерева, которые отмечали вход на мануфактуру Гранероса. Территория была такой обширной, что ее прозвали страной. Вдоль глинобитной стены тянулся навес, под ним стояли верстаки и ящики, полные инструментов, а также медных и латунных деталей. Некоторые повозки уже ждали покупателей, другие пока напоминали остовы доисторических животных. Любопытно, что эти мощные конструкции производились без единого гвоздя, но могли выдержать тонны две, не меньше. Пару на диво огромных колес, больше двух метров в диаметре, со ступицами из сердцевины ствола, соединяла крепкая ось, которой были нипочем любые грузы.

Лукас похвастался, что отец подарил ему на день рождения волчок.

— Вот такой величины, — мальчик растопырил пальцы. — Размером с грушу. Выточили из самой легкой древесины, приделали металлический носик и раскрасили в яркие цвета.

— А можно мне взять эту деревяшку? — спросил Франсиско, поднимая с земли брусок.

— Конечно, — ответил Лукас, проверяя, положил ли он в котомку наживку. — А зачем тебе?

— Смастерю себе волчок не хуже твоего.

Лукас рассмеялся, выбрал брусок покрупнее и направился к группе работников, стоявших неподалеку, чтобы перемолвиться с ними парой слов. Когда братья подошли к приятелю, он уже обо всем договорился: завтра же у Франсиско будет точно такой же волчок.

— Разноцветный! С металлическим носиком! — Малыш запрыгал от радости.

— А пока что можешь запускать мой, — предложил Лукас, и восторгу Франсискито не было предела.

Наконец мальчики двинулись к реке. Оставив позади ремесленный квартал, где надсадно грохотали кузни, они вышли на широкую улицу, затененную раскидистыми дубами, а потом добрались и до северной эспланады. Там толпились торговцы, сновали рабы, били копытами мулы, готовые подставить спину под тюки с товарами. Кругом было полно приезжих: одни выходили из ворот постоялого двора, на стенах которого краснели пятна старой краски, другие спешили в харчевню под кроной рожкового дерева. У широких ворот в городской ограде притулилась часовенка святых покровителей Ибатина. За ней начиналось тенистое, колдовское царство сельвы.

Они вышли на берег реки. Поток журчал в тоннелях зеленых зарослей, прыгал по камням, которые Диего и Лукас считали самым подходящим местом, чтобы расставить снасти.

Пока старшие возились с леской и наживкой, Франсиско принялся играть с волчком Лукаса. Каменистый берег шел уступами, похожими на широкие ступени. Один конец бечевки мальчик намотал на разноцветные бока игрушки, а второй — на свой указательный палец, дернул, и волчок заскользил по камням, высекая металлическим наконечником искры. Сперва он крутился на месте, яркий узор слился в размытые линии. Потом подкатился к краю первого уступа и, не переставая вращаться, спрыгнул на второй. Нерешительно покачался и завалился на бок, точно раненый зверек. Франсиско поднял его, снова обмотал бечевкой и приготовился запустить еще раз, да подальше. Он прикинул расстояние, отвел правую руку назад, выставил вперед левую ногу и сделал бросок. Получилось! Волчок подлетел к краю каменной ступени, перескочил на следующую, затем, все так же резво крутясь, еще на одну. Франсиско радостно закричал и захлопал в ладоши:

— Три ступеньки! Давай, вперед! Теперь на четвертую!

— На четвертую! — вторил ему Лукас.

Волчок преодолел и этот рубеж. Диего не утерпел. Он бросил крючки и подошел взглянуть на игрушку, которая все вращалась, хотя уже и не так быстро. У самого края пятого уступа волчок накренился и опять завалился на бок, продолжая бестолково крутиться, точно сердился на самого себя.