— Подайте инвалиду войны! — человек смотрел на Домета. Кролик — тоже.

Домет полез за деньгами, но в эту минуту подошел толстый полицейский, схватил инвалида за шиворот и вырвал у него гармошку.

— Я тебе говорил: еще раз увижу здесь твою поганую рожу — в участок заберу.

— Так я ж, герр вахмистр… — начал было инвалид, хватая клетку с кроликом.

— Герр вахмистр, — вмешался Домет, — он не нарушал порядка. Он же — инвалид войны.

— Да какой, к черту, войны, — полицейский посмотрел на странного господина. — Напился как свинья, вот ему трамваем ноги и отрезало.

Вахмистр свистнул в свисток, и появился другой полицейский. Вдвоем они резко подняли инвалида. Тот выпустил клетку, она упала на землю и раскрылась. Кролик осторожно выглянул наружу, понюхал воздух, выскочил из клетки и в два прыжка оказался под ногами у прохожих. Длинные розовые уши мелькнули еще раз, и Домет потерял его из виду.

Тоска сдавила горло.

«Сходить к проституткам? Еще чем-нибудь заразят…».

Пообедав, Домет вышел из ресторана и пошел к метро. Остановился перед афишной тумбой. «Премьера в театре Лессинга: „Смерть по заказу“. В главной роли — Эльза Вольфганг».

«Эльза! Как же я раньше о ней не подумал?»

Чтобы не таскаться по городу с новыми ботинками, он отвез их домой. Посмотрел на часы — рано. Хотел было почитать, но в голову ничего не лезло. Лег на диван и предался воспоминаниям о ночи, проведенной с Эльзой. Когда Домет спохватился и опять посмотрел на часы, он вскочил как ужаленный: опоздал на спектакль! Он быстро сменил сорочку с галстуком, побрызгал на себя одеколоном и помчался в театр. По дороге купил хризантемы, а когда добежал до театра, спектакль уже кончился, и актеры выходили со служебного входа. Вот она!

В котиковой шубке нараспашку, с распущенными волосами, Эльза была необычайно хороша.

— Эльза!

— Азиз! Не верю своим глазам!

Домет протянул ей цветы. Эльза поцеловала его в щеку и понюхала хризантемы.

— Азиз! Куда же вы подевались? Может, вам у меня не понравилось?

— Ну что вы! — Домет чуть понизил голос. — Я вспоминал каждую минуту, проведенную с вами. Просто с тех пор столько всего произошло. Вы ослепительны!

— Приятно услышать. А где вы на Новый год?

— Еще не знаю.

— Тогда я вас приглашаю к моей подруге. Там соберется наша актерская братия, будет ужасно весело. Договорились?

— Договорились.

Эльза взяла его под руку и посмотрела в глаза.

— Я тоже вспоминала каждую минуту.

27

Вешалка завалена женскими шубами и мужскими пальто. Из комнат доносятся хохот, пение, звуки рояля.

Сбросив шубку, Эльза осталась в серебристом платье, переливающемся, как чешуя. «Взяла у нас в костюмерной!» — доверительно шепнула она Домету и, прищурившись, осмотрела его с ног до головы, не скрывая своего одобрения: в сером двубортном костюме Домет и впрямь выглядел импозантно. Смуглое лицо среди белокожих немцев напоминало об экзотических странах.

В этот момент в прихожую выскочила стройная блондинка с широко поставленными голубыми глазами.

— Эльзи!

— Тилли!

Женщины расцеловались.

— Азиз, это — моя ближайшая подруга Матильда! А это — драматург Азиз Домет. Я тебе о нем рассказывала, помнишь?

— А как же! — подмигнула Матильда.

Домет церемонно поцеловал руку хозяйке дома и спросил, куда поставить шампанское.

— Эльзи, отнеси на кухню, — сказала Матильда и повела Домета в гостиную.

Домет узнал сидевшего за роялем Вернера Крауса. Как не узнать! После блистательного исполнения главной роли в нашумевшем фильме «Еврей Зюсс» он получил звание «народного артиста Германии». В углу стояли хорошенькие женщины, которых он где-то видел. Ну, конечно, в свите Геббельса на приеме в американском посольстве, будь оно неладно. Матильда представляла Домета гостям, а он любезно кланялся и говорил «очень приятно». В разноцветных колпачках, завязанных тесемками под подбородком, гости толпились вокруг большой наряженной елки со свастикой вместо рождественской звезды, стояли в коридоре, сидели на диване. Бросалось в глаза, что все друг друга давно знают и собираются вместе не в первый раз. К столу еще не садились. Дым от сигарет стоял столбом.

На столе — бутылки, блюда с салатами, с колбасами, с заливным, маринады и соленья, а посреди них — жареный поросенок с глазками из маслин и с бумажным гофрированным воротничком вокруг шеи.

Когда сели за стол, Эльзина нога прижалась к ноге Домета.

— Что вам положить, Ази? — игриво спросила Эльза.

— Может, сначала выпьем, Эльзи? — в тон ей отозвался Домет.

— Господа! — подхватил сосед Домета. — Что ж мы сразу за еду принялись, давайте выпьем за нашего великого фюрера.

Гости вскочили с мест.

— За фюрера! Ура!

Усевшись снова, все набросились на поросенка, и вскоре на блюде остался только гофрированный воротничок.

Напротив Домета кто-то рассказывал анекдот о евреях, слева сплетничали о директоре театра, справа спорили о ценах на золото, патефон наигрывал «Лили Марлен».

Второй тост подняли за великий рейх, третий — за новые победы Германии, четвертый — за скорое окончание войны, ну, а дальше — за хозяйку, за гостей, за тех, кто на фронте, и за что попало.

Домет не пропускал ни одного тоста, и лицо Эльзы то приближалось к нему, то отдалялось.

Матильда потащила Домета танцевать.

— Эльзи рассказывала, что в нашем театре у вас приняли пьесу. Почему же ее не включили в репертуар?

— Я не разрешил. У меня были разногласия с директором по поводу ее трактовки.

— Жаль! У нас очень хороший театр. А вы напишите для нас еще какую-нибудь пьесу.

— К сожалению, сейчас я очень занят. Но, может, когда я освобожусь…

— Вы так хорошо танцуете, — похвалила Матильда.

— Вы мне льстите. Чудесно танцуете вы.

— Потанцевала, и хватит! — Эльза разняла их и обхватила Домета, продев руку под пиджак. — Мой кавалер — мне с ним и танцевать. А ты найди себе другого.

— Подумаешь! «Мой кавалер»! — передразнила Матильда подругу. — Вот Альфред приедет в отпуск, вы тут все от зависти умрете!

— Альфред — жених Тилли, — пояснила Эльза, не отрываясь от Домета. — Он в Польше.

— В Польше?

— Да, — с гордостью подтвердила Матильда.

Музыка прервалась, Домет оставил дам и, подойдя к столу, налил им шампанского, а себе — коньяку.

— А что ваш жених делает в Польше? — спросил Домет у Матильды.

— Командует ротой охраны в каком-то лагере. Пишет, скука страшная, ни танцев, ни вечеринок — только работа. Ой, Эльзи, ты же еще не видела, что он мне прислал к Новому году! Идем в спальню, покажу.

Подруги подошли к двери спальни, из-за которой доносились приглушенные стоны. Матильда приложила палец к губам и резко рванула дверь. Раздался женский визг, ругательства, и полуголая парочка выскочила в коридор. Подруги вошли в спальню, Матильда заперла дверь и достала из нижнего ящика комода саквояж.

— Смотри!

У Эльзы дух захватило: в саквояже лежали жемчужные ожерелья, золотые кольца, золотые цепочки, золотые серьги, золотые монеты и даже золотые коронки.

— Откуда это? — выдохнула Эльза.

— Я же тебе сказала, Альфред прислал к Новому году. А это тебе от меня, — и она вынула из саквояжа золотое колечко с бриллиантиком. — Бери, ты же давно такое хотела.

— Ой, это мне?! Я сейчас умру! Тилли! — Эльза бросилась Матильде на шею, потом надела колечко и не могла от него оторваться. — Красота! А откуда у Альфреда такая куча драгоценностей?

— Не знаю. Говорят, в Польше все безумно дешево. Один из его офицеров в отпуск приехал и привез. А это для родителей.

Матильда показала на коробку, набитую серебряными безделушками.

— Ну, конечно, твой Альфред — доктор искусствоведения. Кому как не ему знать толк в красивых вещах, — сказала Эльза и снова посмотрела на колечко.

— Ты пока спрячь в сумочку, — велела Матильда, — чтобы наши не пялились. Ну, иди, иди к своему арабу!