Ваххабитские летописцы и Ф. Манжен возвращение Ибн Абд аль-Ваххаба в Неджд относят к 30-м гг. Их сведения подтверждает и хиджазский историк XIX в. Ибн Зайни Дахлан. Он пишет, что Ибн Абд аль-Ваххаб начал свою проповедь в Неджде в 1730/31 г.¹⁴

Летописи ваххабитов стали известны большинству европейских востоковедов уже после выхода в свет «Энциклопедии ислама». В ее новом издании статья А. Ляу, посвященная вероучителю, основана на хрониках Ибн Ганнама и Ибн Бишра¹⁵.

Утверждение, будто Ибн Абд аль-Ваххаб стал ханбалитом во время путешествий, да еще в одном из центров шиизма – Куме, не выдерживает критики хотя бы потому, что большинство богословов оазисов Неджда, в том числе предки Ибн Абд аль-Ваххаба, были ханбалитами. Кроме того, в его сочинениях нет следов ни знакомства с Аристотелем, ни изучения суфизма.

Автор рукописи «Блеск метеора» был настроен враждебно к ваххабитам. Поэтому можно предположить, что даже если он и был современником Ибн Абд аль-Ваххаба, то не находился в его непосредственном окружении и получал сведения о его жизни из вторых рук.

Однако сообщения недждийских летописцев о пребывании вероучителя в Нижнем Ираке и Восточной Аравии действительно очень скупы. Не исключено, что энергичный и пытливый молодой богослов мог добраться с караванами и до Багдада, и до ближайших городов Ирана, и до Сирии. О такой возможности пишет, в частности, скрупулезный историк первого государства Саудидов Мунир аль-Аджляни¹⁶.

В «Блеске метеора» мы читаем, что какое-то время после возвращения в Неджд Ибн аль-Ваххаб провел в Иамаме, где его проповедь вызвала враждебность. Однако у вероучителя было семь-восемь черных рабов, купленных в Мекке, и четверо двоюродных братьев, так что его недоброжелатели предпочли его изгнать, не доводя дело до вооруженного столкновения¹⁷. Но это сообщение другими источниками не подтверждается.

Долгие путешествия Ибн Абд аль-Ваххаба и упорные занятия богословием оказали решающее воздействие на формирование его мировоззрения. У него была возможность познакомиться с культами и верованиями Аравии и соседних стран, определить свое отношение к ним, изучить богословские науки, толкование Корана, хадисы и комментарии к ним и почерпнуть аргументы для создания своего учения. Оно стало выразителем определенной линии в развитии ислама, наложенной на конкретные условия социально-политической и духовной жизни Ближнего и Среднего Востока в целом и Центральной Аравии в частности.

В средние века религия была господствующей формой идеологии. Политические и социальные течения принимали религиозную форму или прикрывались религиозной оболочкой. Поиски новых идеологических форм, новых идеологических одежд для выражения нового общественного содержания – дело сложное, долгое и неблагодарное. Этим, как правило, сопровождались лишь крупнейшие из исторических переворотов. Мелкие социально-политические движения вынуждены были довольствоваться старыми идеологическими одеждами. Чаще всего они использовали ту религию, которая была в наличии. Для истории мусульманских стран это было еще более характерно, чем для истории христианских.

Ислам зародился в хиджазском обществе первой трети VII в. Он отражал, в частности, и примитивное социальное расслоение. Религиозная система арабов, выраженная сначала лишь в Коране, не могла удовлетворить запросы гораздо более развитого общества в странах, завоеванных ими. Появилась потребность придать исламу характер, более соответствующий этому обществу. Поэтому появились многочисленные предания о жизни и деятельности пророка (хадисы), которые определили кодекс поведения и сумму взглядов, основанные якобы на поведении и взглядах пророка, для всех случаев жизни. Этот кодекс получил название «сунна».

Составление преданий было закончено приблизительно к X в., примерно через три столетия после появления ислама.

Число преданий было огромно. Даже в собранном и принятом ортодоксальным исламом виде они содержали массу неясных мест и противоречий. Да и ясные места трактовались по-разному в интересах различных слоев и групп, в соответствии с конкретными условиями места и времени. Впоследствии каждое религиозное течение искало и находило предания, оправдывавшие его установки. В таком же плане использовался и Коран. Поэтому с точки зрения эволюции богословия можно повторить вслед за венгерским исследователем И. Гольдциером: «История религии… это в то же самое время история толкования писания»¹⁸.

В сунне воплощалась закостеневшая традиция. Но с изменением условий жизни должны были меняться обычаи, а вслед за ними и традиции. Приспособление ислама к изменяющейся действительности осуществлялось посредством религиозного освящения новых традиций, доказательством их соответствия сунне. Эта операция проводилась путем согласованного решения богословов (иджма) или через аналогию (кияс).

«Новшество», «нововведение», которое не находило прецедента в правомерных преданиях (хадисах), называлось «бида». «Новшество», пока оно не освящено путем иджма, – это полная противоположность сунне. Оно означает мнение, вещь или действие, которые раньше не были известны или не практиковались. Таким образом, освящение бида и превращение его в хадис было ответом мусульманской религии на изменение общественно-экономической и духовной жизни, реакцией на окружающую действительность, приспособлением к требованиям места и времени.

По вопросу об интерпретации сунны, главным образом по отношению к бида, внутри ортодоксального ислама (суннизма) образовались четыре правоверные школы, или толка (мазхаба). Самым гибким и терпимым в этом плане считался ханифизм, самым жестким – ханбализм, который стоял на позиции полного отказа от бида. Ханбалиты считали, что с точки зрения религиозной практики только то законно, что предписано Кораном и сунной, и только в таком виде, как это предписано. Конечно, ханбализм охватывает широкий круг вопросов внутри ислама, его расхождения с другими правоверными толками затрагивают разные области, но в отрицании бида – его наиболее существенная черта.

Оставаться, однако, на позициях такой непримиримости, начисто отрицать возможность приспособления ислама к требованиям жизни чрезвычайно трудно. Ваххабизм (эта, как мы увидим, крайняя форма ханбализма) будет вынужден одобрить радио, телефон, телевизор, кодекс о труде, социальное страхование. Но отрицательное отношение к бида тем не менее превратило ханбализм в самую негибкую форму ортодоксального ислама, что и привело к его очень незначительному распространению.

Воинствующие ханбалиты оставались маленькой группой перед лицом других школ ортодоксального ислама именно потому, что выступали против них с позиций «сверхортодоксальности». В то же время различные сектантские учения, ереси неоднократно служили теми отдушинами, через которые прорывалось недовольство: сектантская идеология нередко становилась знаменем движения угнетенных.

Одним из «новшеств», вошедших в ислам, был культ святых. Если для усиления идеологического воздействия на верующих вновь присоединенных территорий римляне просто включали в свой пантеон местных богов, то уже христианство пошло по пути создания «районных» святых. Поклонение местным божествам сменилось поклонением христианским праведникам, которое впитало в себя, соответствующим образом трансформировав, прежние культы. По такому же пути пошел и ислам. Культ святых в исламе – в основном местного, доисламского происхождения; но прежних божков или христианских святых заменили исламские проповедники, сподвижники пророка, выдающиеся теологи. Включив в себя эти культы, ислам стал массовой религией, близкой широким социальным группам различных районов.

Распространение культа святых оказалось тесно связанным с деятельностью мистиков ислама – суфиев. Они приписывали святым способность творить чудеса, привлекая к себе массы верующих. Суфии утверждали, что постичь божественную истину можно лишь благодаря интуиции, различными способами доводили себя до состояния экстаза, предавались аскетизму, чтобы добиться «слияния с божеством». Они проявляли, особенно на первых порах, презрение к условностям общества, равнодушие к канонической мусульманской обрядности.