Звук голоса Тылювии совершенно утратил локализацию, и мы перестали связывать его с тем определенным местом на левой стороне, где сидела шаманка. Большей частью он казался исходящим из независимого центра, находившегося приблизительно посредине потолка, потом облетал полог справа налево и слева направо, кружился над нашей головой, бился об стены.

Голос Тылювии становился все громче и громче, стук колотушки превратился из частой дроби в непрерывный грохот. <…> “Приди, приди, приди!.. — взывала Тылювия. — А-яка-яка-якай!” <…>

Из противоположного угла полога послышались такие странные неожиданные звуки, полузадыхавшиеся, проникнутые неизъяснимым хрипением, которые, конечно, могли принадлежать только духу. <…> Голос <…> несмотря на свою сверхъестественность, имел довольно заметное сходство с голосом Тылювии. <…>

Вслед за ним явился последовательно целый ряд духов, представших перед нами в бесконечном разнообразии звуков.

Хриплое карканье ворона начиналось чуть слышно вдали и, постепенно приближаясь, врывалось в полог, как буря, налетало на бубен с громким хлопаньем крыльев <…> и уносилось в ночную даль. Волчий вой доносился из глубины земли, потом становился ближе, раздавался в самом пологе и <…> в свою очередь, уносился в вышину. Невидимый пес являлся на зов шаманки и с такой силой отряхивался над бубном, что стены полога вздрагивали и тряслись. Самые неестественные голоса прилетали с различных сторон, гремели, хрипели, ворчали и выли в разных углах полога, блуждали взад и вперед, произносили отрывистые фразы на непонятном языке и опять улетали в пространство. <…>

Иные из духов проявляли проказливость нрава. Они швыряли и перетряхивали посуду, плескали водой из котла <…> выдергивали из-под нас постели и даже кидали в нас неизвестно откуда взявшимися поленьями. Один раз невидимая рука совсем приподняла полог над нашей головой, и мы на мгновение увидели тусклый свет звездной ночи, вливавшийся в высокий шатер сквозь дымовое отверстие. Все это время рука Тылювии не переставала стучать в бубен, свидетельствуя о том, что вдохновенная не принимает никакого участия в этих проделках».

Любопытно, что автор приведенного отрывка, убежденный материалист, несмотря на ироничность тона, даже не пытается дать увиденному рациональное объяснение.

ЛЮДИ-ЖИВОТНЫЕ

Значительное место в чукотском фольклоре занимают люди-животные. Один из самых распространенных сюжетов чукотских мифологических сказок — рассказ о браке человека и животного: мужчина берет в жены белую медведицу, женщина выходит замуж за моржа и т. д. В одном из сюжетов к девушке сватается старый ворон, которому надоела его жена-чайка, девушка ему отказывает, но не потому, что он ворон, а потому, что старый.

Как правило, животные благожелательно настроены к людям и общаются с ними на равных. Верными друзьями и помощниками человека считались белые олени, гагары, горностаи и в особенности косатки — морские хищники, нападающие на китов. Случалось, что киты, спасаясь от косаток, выбрасывались на берег, где их убивали охотники. Чукчи верили, что косатки намеренно пригоняют к ним добычу.

Согласно народному поверью косатки зимой превращались в волков, сохраняя при этом хорошее отношение к людям. В одной из мифологических сказок волки спасают человека от свирепого кэле, пожирающего все живое и даже неживое вокруг себя:

Жил один оленный чукча со своей старой бабушкой. Была у него хорошая яранга и много оленей. Однажды, когда он пас стадо, один из оленей встряхнулся — и из его уха выпал новорожденный младенец14. Чукча отнес ребенка бабушке, не подумав, что это не человеческое дитя, а кэле.

Найденыш быстро рос — не так, как обычные дети. Как-то раз вернулся вечером чукча домой и увидел: нет ни яранги, ни бабушки — все сожрал кэле. Испугался чукча, не знает, что делать. А кэле плачет, кричит, требует еще еды. Зарезал чукча оленя — проглотил кэле тушу одним махом. И опять кричит: «Есть хочу!» Зарезал чукча другого оленя, потом третьего — сожрал кэле все стадо. Думает чукча: «Больше нечем его кормить. Теперь сожрет чудовище меня самого». И бросился бежать. А кэле за ним.

Чукча был сильным и быстроногим. Четыре дня бежал без отдыха, добежал до высоких скал, где жили волки. Говорит им чукча: «Гонится за мной кэле, хочет съесть. Спрячьте меня!» Спрятали его волки в расщелине скалы. Затаился чукча, слышит — бежит чудовище, дрожит под ним земля. Окружили волки кэле со всех сторон, и началась жестокая битва. Кэле убьет волка и сразу проглотит. Много волков сожрал. Но наконец выбился из сил. А волки кидаются на него, кусают острыми зубами. Упал кэле на снег, и волки разорвали его на куски.

Вышел чукча из своего укрытия, огляделся. Залит снег кровью, от стаи волков не осталось и половины. «Куда же мне теперь идти? — спрашивает чукча. — Нет у меня ни родни, ни дома, ни оленей». Волки говорят: «А ты иди просто так по земле!»

Пошел чукча и вдруг превратился в крупного волка. Остался он жить в волчьей стае, а потом и вожаком у них стал, потому что был сильным и быстроногим.

Благожелательным по отношению к человеку существом почитался также паук, а его паутина воспринималась как нить, соединяющая небо и землю. Чукчи представляли паука в образе маленькой старушки, которая в сказках обычно помогает женщинам.

Р. Л. Ньюкомб. Чукотская яранга. 1882 г.

R. L. Newcomb. Our Lost Explorers: the Narrative of the Jeannette Arctic Expedition, as related by the survors, and in the records and last journals of Lieutenant De Long, 1882

Жили муж с женой. Их яранга стояла на отшибе, далеко от людей. Муж охотился на морского зверя, жена занималась хозяйством, а детей у них не было. Муж из-за этого на жену сильно злился и в конце концов решил от нее избавиться.

На берегу моря, у самой воды, построил он каменную ярангу, запустил туда змей и стал их откармливать. Добудет нерпу или тюленя и бросит в ярангу змеям. Змеи от такой еды росли и жирели, так что скоро каждая стала толщиной с руку.

А жена удивляется: ходит муж каждый день на охоту, а домой ничего не приносит. Спрашивает его: «Почему возвращаешься ты всегда без добычи?» Муж отвечает: «Нет у нас детей, не для кого мне добывать зверя».

Однажды сидела жена дома, шила мужу торбаза. Вдруг слышит — окликает ее старушка-паучок: «Бедная ты, бедная! Шьешь мужу торбаза, а он задумал тебя погубить. Вот увидишь, скоро начнет он говорить с тобой ласково, как в то время, когда вы только поженились, позовет с собой на охоту, приведет на берег моря, а потом заманит в каменную ярангу, и там сожрут тебя змеи».

Испугалась женщина, заплакала: «Что же мне делать?» Старушка-паучок отвечает: «Оставь пока мужнины торбаза и сшей себе пару туфель. Когда позовет тебя муж на охоту, возьми их с собой, спрячь за пазуху, а как только увидишь на берегу моря каменную ярангу, отвлеки как-нибудь мужа и незаметно брось одну туфельку на землю. Муж ее поднимет, станет рассматривать, а ты тем временем бросай вторую и беги скорее к каменной яранге, встань у самой стены, посмотри в небо и крикни: «Я здесь!»

Женщина послушалась совета старушки, сшила себе пару туфель.

Возвращается муж с охоты, да не просто так, а с добычей. Сам улыбается, на жену смотрит ласково и говорит: «Принес тебе жирного тюленя и крупную нерпу. Свари побольше мяса — поедим с тобой в последний раз». Спрашивает жена: «Почему в последний раз, будто мы собрались умирать?» Отвечает муж: «Да нет! Это я оговорился, хотел сказать, что мы с тобой давно уже не ели вместе». Сварила женщина мясо, поели они. Муж говорит: «Пойдешь завтра со мной на охоту? Ты ведь все время одна дома сидишь, наверное, скучно тебе? Да и мне с тобой веселее». Женщина сделала вид, что обрадовалась, и согласилась.