Едва оправившись от него, Ленин, вопреки протестам врачей и родных, приказывает, чтобы его отвезли в Кремль, где убеждается, что все его худшие опасения подтвердились. В кабинете произведен тщательный обыск. Вскрыт сейф, откуда изъяты все «архисекретные» документы, включая банковские поручительства, чековые книжки и целая коллекция заграничных паспортов.

Исчез и верный Горбунов…

Войны-интернационалисты круглосуточно несли караул вокруг роскошного двухэтажного особняка, бывшего загородного дворца великого князя Сергея Александровича, в Горках. В морозную рождественскую ночь 1923 года они услышали страшный вой, доносящийся, казалось, прямо из-под дома. Стояла глубокая ночь, в небе светила полная луна. Щелкнув затворами своих испытанных австрийских карабинов, часовые стали сходиться на источник воя, решив, что к особняку подошли из леса волки. Но волков не было. На застекленной веранде первого этажа в кресле-каталке сидел Ленин, одетый в телогрейку и валенки. Подняв изможденное лицо к луне, он протяжно и дико выл. Злой дух взывал к своим собратьям в космосе, просясь на волю. Он сделал свое дело…

В трескучие морозы января 1924 года рабочие заступами и ломами копали котлован под временный мавзолей. Ломом была пробита канализационная труба, но пробоина, схваченная морозом, не была замечена. В первую же оттепель труба лопнула, залив своим содержимым мавзолей. Узнав об этом, томившийся под домашним арестом патриарх Тихон скорбно заметил: «По мощам и елей».

Мрачно обозревая доставшееся ему ленинское наследство, Иосиф Виссарионович Сталин имел все причины быть недовольным. Во-первых, как никто другой, он чувствовал себя обворованным. В самом деле, он — член ЦК, член самого первого ленинского правительства, делавший, можно сказать, самую грязную работу, мотаясь по фронтам гражданской войны, рискуя каждую минуту быть застреленным, поднятым на штыки, разорванным в клочья, был обманут.

Оказывается, пока он, утопая по колено в крови, тифозном дерьме и разбираясь попутно в непролазной грязи нововизантийских интриг, посылал в Москву со всех концов страны эшелоны с золотом и хлебом (который был временами дороже золота), все это за его спиной разворовывалось, перекидывалось за границу, переводилось на личные счета, на счета активных акционерных обществ и благоприобретенных банков. Нельзя сказать, что он об этом вообще ничего не знал. Знал, конечно. Но об истинном размахе не догадывался, как не догадывался и о том, что его доля (его законная доля!) будет столь до смешного мала. Оттесненный с «кремлевской кухни» и от Коминтерна на должность наркома национальностей и председателя бутафорского Рабкрина, Сталин далеко не сразу стал понимать, что же происходит в завоеванной большевиками России. Впрочем, ему только казалось, что он что-то понимает, поскольку каждый день, преподнося ему новые сюрпризы, убеждал, что понять что-либо очень трудно, если не сказать — просто невозможно.

Кончилась гражданская война, и миллионы глаз с немым вопросом глядели на Ленина: когда же будем делить «награбленное», как и договаривались, поровну? Ленин, эффектно выворачивая пустые карманы, давал понять, что делить нечего — проклятые буржуи бежали и все с собой увезли до последней копейки. Даже гвозди из стен повыдергивали и всю соль вывезли пароходами. А о другом и говорить нечего. Многие, оглядываясь по сторонам, верили. Многие — нет, подозревая глобальный обман. Сталин верил, потому что знал — казна пуста как лунный кратер. Догадывался, что деньги не в казне. А где же? Этот вопрос интересовал и его самого. Но не меньше его интересовал и вопрос: а что же делать дальше? Как выяснилось, ни у кого, включая Ленина, никаких четких планов на этот счет не было и, что более всего удивительно, — никто об этом всерьез и не думал. Дело было сделано, и настала пора исчезнуть, раствориться, сменить клички и жить, не тужа, под шум атлантического или тихоокеанского прибоя. Это была точка зрения тех, кто умел хорошо хапнуть. А таких было человек тридцать. А что делать остальным?

Объявили НЭП, чтобы перевести дух и подумать. И тут Ленин из вождя международного пролетариата неожиданно превратился в российского великодержавника и стал мечтать не о мировой революции, а о восстановлении Российской Империи в границах 1914 года. Сначала не поверили и записи его речей секретно посылали на психиатрическую экспертизу — не рехнулся ли вождь? Там ответили, что похоже: слишком эмоционален и импульсивен в высказываниях, фразы обрываются, кругом противоречия, последовательного смысла нет. Но смысл был. И Сталин его сразу понял. Мировая революция не получилась, а следовательно, как и пророчествовал Ильич, «мы погибли». А чтобы не погибнуть, нужно построить мощнейшее государство (которое по ленинской теории должно было уже отмереть) и именно этим мощнейшим государством, как инструментом, осуществить мировую революцию. Хорошенькое дело! А где взять на все это денег, если ваша команда, Владимир Ильич, распихала все национальное достояние богатейшей страны по своим карманам, которые оказались бездонными. Если ваш НЭП разлагает страну, превращая ее из депо мировой революции в огромный «блошиный рынок»! Если ваша хваленная гвардия «старых большевиков» погрязла в роскоши и уже решительно ничем не интересуется, кроме цен на недвижимость и акции в странах капитала, любовно рассматривая заграничные паспорта, выписанные каждому «а дюжину разных фамилий!

Постепенно сосредотачивая власть в своих рук, Сталин с удивлением заметил, что никто, собственно, ему и не мешал. Никто о будущем не думал, все были довольны настоящим. Работала только ЧК, переименованная в ГПУ, лениво, без прежнего задора, расстреливая человек по двести в день. Чекисты тоже чувствовали себя обманутыми. Где те несметные сокровища, которые они с дымящимися маузерами в руках пять лет свозили в центр, надеясь на свою, равную со всеми, долю? А получили дулю… Сталин отлично использовал это обстоятельство, захватывая контроль над тайной полицией, понимая, что никакого другого органа исполнительной власти просто невозможно придумать.

То, что Ленин любовно называл „большевиками“, выродилось уже неизвестно во что. И как быстро — всего за шесть неполных лет!

Нельзя сказать, чтобы Ленин всего этого не видел и совсем не понимал.

Еще как понимал! Но осаживал оппонентов. Не в деньгах счастье! Куда что подевалось — партия знает. А брожение общее идет, потому что мало стали расстреливать. Надо шире применять расстрелы, товарищи! Охваченный идеей создания СССР, Ленин более всего думает о правовой основе будущего государства „рабочих и крестьян“. Оно будет тем сильнее, искренне считал он, чем шире будут применяться расстрелы.

В разгар НЭПа, в середине 1922 года, Ленин, собрав последние силы, снова пытается вернуть себе былой авторитет и сплотить вокруг себя сторонников, подняв их на новый разбой, чтобы продолжать удерживать в слабеющих руках столь сладкие бразды неограниченной власти. Это как-то уже не вяжется с мечтами о мощном социалистическом государстве, но непоследовательность вождя уже даже перестала раздражать, а стала предметом анекдотов. Да, кроме того, кого еще грабить? Страна и так превращена в мертвую пустыню. Но это только кажется исполнителям, а гений всегда смотрит вперед и видит гораздо лучше своих подданных. Изучая проект будущего уголовного кодекса великой социалистической державы, представленный ему разжиревшими от НЭПа чиновниками, Владимир Ильич последний раз в своей жизни почувствовал мощный прилив творческих сил и искромсал проект красным карандашом.

Какое слюнтяйство! Где революционный задор?!

„Тов. Курский, — в раздражении пишет Ленин своему наркому юстиции, — по-моему, надо расширить применение расстрела… ко всем видам деятельности меньшевиков, с.-р. и т. п.; найти формулировку, ставящую эти деяния в связь с международной буржуазией и ее борьбой с нами (подкупом печати и агентств, подготовкой войны и т. п.). Прошу срочно вернуть с Вашим отзывом. Ленин. 15 мая 1922 года“. Нет! Не поймет Курский. Еще решит, что дело касается только меньшевиков и эсеров. Надо ему разъяснить подробнее.