Дэви захлопнул дверь, привалился к ней и спросил:
– А где остальные?
– Остальные?
– Близнецы. Нормальный Норман. Остальные… люди Вора.
– Я отослал их. Они отправились по домам или туда, откуда явились. Это мне безразлично.
– Значит, теперь только ты и он, – сказал Дэви. – И ему тепло и уютно под твоими шубами.
Кощей ничего не ответил, его узкое лицо по-прежнему было обращено к экрану. Дэви продолжал:
– Мы хотим знать, что произошло сегодня вечером.
– Мальчик отдыхает. Когда он проснется, спросите у него.
– Он витал где-то в небесах, – сказал Дэви. – Он не взял ни ноты. Только провыл две песни подряд, а потом свалился.
Кощей улыбнулся.
– Мы хотим, чтобы ты ушел, – сказал я.
– Я сделал его тем, кем он стал, – заявил Кощей. – Вам это известно. Еще вы должны понимать, что вам придется мириться с моим присутствием.
– Хватит уже, – сказал я.
– А по моему мнению, не хватит. Мы едва начали.
– Ты его убиваешь этой отравой, – сказал Дэви.
– Вы получаете то, что хотите, и он пока еще жив. Дэви начал толкать речь об адвокатах, о содержании под стражей, о незаконном въезде в страну.
– Мы отправим Вора на лечение, – сказал он. – Мы найдем способ освободить его от тебя.
– Я так не думаю.
– Прекрати пялиться в этот сраный ящик и смотри на меня!
– Вряд ли тебе это понравится.
Дэви оттолкнулся от двери и потянулся за пультом, который лежал на краю ванны, но Кощей схватил его первым, мгновение подержал в воздухе, прежде чем уронить в мыльные пузыри и улыбнуться нам.
– Твою мать! – выкрикнул Дэви и сбросил телевизор в ванну.
Ванную комнату осветила голубая вспышка, заполнив собой весь мой разум. Свет вырубился. Где-то завыла пожарная сирена, миг спустя один из охранников вломился в дверь, луч света от его фонарика бешено заметался по белым плиткам пола и столбу дыма, стоящему над наполненной пеной ванной. Кощей исчез. Вор тоже.
– Они дома, – сообщил Дэви.
Это было двумя неделями позже. Вор поместил объявление в «NME» и «Роллинг Стоун», одинокую строчку мелким белым шрифтом в центре абсолютно черной страницы, сообщавшую о кончине «Жидкого телевидения». Мы с Дэви из-за этого ужасно поругались, Дэви хотел предъявить иск по поводу расторжения контракта, я же предпочитал оставить все как есть. Я был в Лондоне, у себя дома. Звонок Дэви разбудил меня после обеда.
– Я знаю. Все кончено, Дэви, – сказал я ему.
– Нет. Никоим образом не кончено. Наш альбом в пяти странах держится на первом месте. У нас клип крутится на MTV.
– Мне до сих пор неловко за этот клип.
– Он нас спас, старик.
Я знал, что Вор не захочет, да и не сможет вынести видеосъемки, поэтому исподтишка снимал его за работой в студии с помощью пары дешевых веб-камер. Режиссер нашего клипа, только что получивший награду за рекламный ролик какого-то бельгийского пива, с помощью компьютера наложил отснятое лицо Вора на лицо куклы, похожей на Пиноккио.
– Мне необходима твоя способность предугадывать. Мне нужна твоя помощь, чтобы вырвать его из лап этой твари, – настаивал Дэви.
– Ты пытался убить Кощея. Если он захочет, то сможет выдвинуть обвинение.
– Он не станет этого делать по той же самой причине, по которой Полковник Том не позволял Элвису гастролировать за пределами Штатов. Его не должно было там быть.
Из моего пентхауса был виден Тауэрский мост. Я поглядел на коричневые воды Темзы двадцатью этажами ниже и проговорил в трубку:
– Наш альбом на первом месте. Две недели наш сингл возглавлял хит-парады, прежде чем нас не потеснил тот «бойз-бэнд». Мы неплохо потрудились. Нам нужно забыть обо всем. Идти дальше.
– Тогда зачем же ты за ним следишь?
– Не хочу, чтобы Вор пострадал, – ответил я. Что было равнозначно признанию.
– Я тоже не хочу. А он погибнет, если мы не избавимся от Кощея. Так что же нам делать?
– Я сегодня встречаюсь с Жабой. Пойдешь со мной?
– Какой прок от Жабы?
– Он участвовал в первом проекте Вора. И часто бывает в доме.
Дэви засмеялся:
– Ты не перестаешь меня изумлять, старик. Где и когда?
Мы встретились в ресторане в Челси-Харбор. Дэви устроил Жабе допрос с пристрастием, и Жаба ответил на все вопросы в присущей ему дружелюбной манере. Он рассказал, что жизнь в доме похожа на съемки какого-нибудь «Перформанса» в постановке Элистера Кроули, близнецы живут на нижнем этаже и никогда не поднимаются наверх, Нормальный Норман как-то попробовал белого зелья, у него случился припадок, а потом он исчез.
– Народ все время входит и выходит, ведутся разговоры о некоем загадочном большом проекте, а Вор лежит на кровати. Наркота заканчивается. Он покупает еще.
– И Кощей при нем, – вставил Дэви.
Пока мы с Жабой ели бифштексы, он приканчивал бутылку «Шабли».
– Он приходит и уходит, – сказал Жаба. – Мне кажется, он получил от Вора все, что хотел.
– И что же он получил? – полюбопытствовал я. Жаба пожал плечами:
– Не знаю. Но он уже не так внимателен к нему. Я знаю, он невысокого мнения о большом проекте Вора. Они даже поссорились.
– Позвони мне, когда Кощей будет там. Нам нужно с ним поговорить, – сказал Дэви.
– Сомневаюсь, что это имеет смысл, – возразил Жаба. – Как я уже сказал, они с Вором сейчас не так близки, как раньше.
Дом Вора представлял собой грандиозный белый особняк в греческом стиле, он стоял в Белсайз-Парке, отгороженный от дороги стеной высоких каштанов. Гравийная дорожка была засыпана их мокрыми, похожими на ладони листьями, дом казался мрачным и заброшенным. Я припарковал древний фургон «эскорт» (Дэви купил его этим утром у «жучка» в Хай-Барнет, за наличные, никаких имен, никакой возни с оформлением), и мы с Дэви, взяв мешок с инструментами, вошли через парадную дверь, которая стояла широко распахнутой.
Мраморная лестница поднималась из холла на три этажа. На полу валялись обломки большого подсвечника, воздух был темный и леденящий, и воняло отвратительно. Что-то закопошилось в дальнем углу, и Дэви, посветив фонариком, обнаружил близнецов. Они жались друг к другу, голые, опутанные сетью собственных свалявшихся волос. Они до костей вгрызались в пальцы друг друга, и поскуливали, и мяукали, пока Дэви не перестал светить на них фонариком.
– У меня какое-то нехорошее предчувствие, – прошептал я.
– Просто прикрывай меня, – предложил Дэви и громко спросил, есть ли кто дома.
Ему ответило только эхо его голоса.
– Он не человек. Человек не может остаться в живых после того, как ему в ванну кинули телевизор, – сказал я.
– Это был фокус, – возразил Дэви.
– Нам нужно дождаться Жабу.
– Все это сплошные фокусы. Ловкость рук. Идем. Мы начали подниматься по лестнице.
Жаба обнаружился на площадке второго этажа.
Он лежал на спине в круге, начерченном его собственной кровью. Из каждой глазницы торчало по барабанной палочке. При этом зрелище я выронил свой край мешка, и инструменты загрохотали вниз по ступенькам. Дэви подхватил оставшееся и зашагал дальше. Я тяжело вздохнул и пошел следом.
В спальне Вора горела только лава-лампа в форме космической ракеты, заливавшая один угол комнаты алым светом. Вор лежал под своим балдахином, укрытый простыней, на которой виднелись пятна от мочи и недонесенной до рта пищи. Должно быть, он лежал так не один день. Ароматические палочки курились снопами, заволакивая воздух вуалью едкого синего дыма, но вонь, идущая от кровати, все равно была сильнее.
Окна были задернуты тяжелыми черными занавесками, стекла замазаны серебряной краской. Когда я попытался открыть окно, оказалось, что оно наглухо заколочено.
Должно быть, шум разбудил Вора. Он захихикал:
– Это мне снится. Он не пустил бы вас сюда.
– Он ушел, – сообщил Дэви. – Он забрал то, что хотел, и теперь ушел.
– Еще нет, – раздался голос Кощея.
Он стоял в дверях ванной, худой, как жертва геноцида, чертовски элегантный в шелковом костюме цвета «электрик» и расшитых блестками ковбойских сапогах. Дым вихрем закружился вокруг него в темноте, когда он, с ловкостью чародея, достал из копны своих дредов живого цыпленка. Он мгновение подержал его на раскрытой ладони, желтый пушистый комок, который отчаянно пищал, глядя блестящими черными глазками, а потом сунул цыпленка в рот и сожрал с чавканьем и хрустом. Тонкая струйка крови сбежала по его подбородку, когда он улыбнулся.
