– Они придут, – отвечал обычно Вор, когда Дэви начинал давить на него. – Они придут, когда я буду к ним готов. – А как-то раз заявил с застенчивой улыбкой, которая безотказно действовала на девчонок: – Они все время витают вокруг нас. Можно просто выхватывать их из воздуха, когда поймешь как.
Мое первое воспоминание о Кощее: он разговаривает с капитаном-пограничником. Две наших машины и три фургона выстроились вереницей на крутой горной дороге, над ними нависают растущие на склоне сосны, по бокам от пропускного пункта железобетонные постройки; все стоят на дороге, дрожат от пронизывающего ветра и вспоминают, чего незаконного насовали между пожитками, глядя на очень молодых и очень встревоженных солдат с автоматами, которые ходят взад-вперед. И этот высокий человек в шубе со спадающими на спину сальными дредами отводит капитана в сторонку и говорит с ним тихим увещевающим голосом. Кощей говорил с капитаном минуты две, затем он подошел к нашему менеджеру, стоявшему рядом с Дэви и мной, и сказал, что все в порядке, мы можем ехать, ничего платить не надо, никакого досмотра.
– Я очень давно знаком с семьей этого капитана, – сказал Кощей. Улыбка промелькнула по его лицу, быстрая и тонкая, как кинжал убийцы.
Он смотрелся тогда лет на сорок. Временами он казался раза в два старше, а иногда выглядел младшим братом Вора. Он был еще выше, чем Дэви, худосочный, но невероятно сильный, кожа у него походила на бумагу, очень белая и с грубой текстурой, глаза голубые с тонкими красными нитями прожилок, нос крючком. Хотя он поливался одеколоном, это не забивало его природного запаха, запаха прогорклого масла, застоявшейся тины, сырого мяса. Я ощутил тогда этот запах в чистом горном воздухе.
После случая на границе я начал замечать, что Кощей постоянно вьется рядом с Вором. Он сидел в гримерной Вора перед выступлениями, ждал в тени за кулисами, утаскивал его куда-то, пока отзвук последнего аккорда еще висел в воздухе, стоял рядом с ним на вечеринках, наклонялся, что-то нашептывая нашему вокалисту на ухо, или показывал фокусы для развлечения Вора и его поклонников. Карточные фокусы, чтение мыслей – у Кощея это здорово получалось, а еще глотание камней и электрических лампочек: он с хрустом разгрызал стекло и показывал всем осколки на высунутом красном языке, прежде чем проглотить их.
Вор выглядел хуже некуда. Он мешал кокс с таблетками и, как мне кажется, экспериментировал с героином. И еще он сильно надирался: бутылка «Джек Дэниелз» в день, не считая того, что он отхлебывал из стаканов соседей. Мы купили в Албании ящик яблочного бренди, так Вор приговорил его за неделю. На сцене он по-прежнему входил в раж, снедаемый мессианской лихорадкой.
Вне сцены он казался выдохшимся и изможденным и частенько засыпал где-нибудь в углу, а Кощей накрывал его своей шубой и нежно массировал ему запястья.
Ближе к концу турне я узнал от Нормального Нормана, одного из поклонников Вора, что тот завязал с кокаином и героином и подсел на какую-то дрянь, которую готовит для него Кощей.
– Такая густая с мерзким запахом, похожа на прокисший йогурт. Вор говорит, эта штука переносит его в разные удивительные места, – сказал Нормальный Норман, поправляя указательным пальцем очки с толстыми стеклами, – но я не знаю какие, потому что Кощей дает ее только Вору.
Что бы это ни было, оно не избавило Вора от пристрастия к выпивке, он по-прежнему выглядел ужасно. У него высыпали прыщи, под глазами вечно лежали чернильные круги, которые он замазывал гримом перед выходом на сцену. И еще его часто рвало, потому что ел он всякую дрянь, но он наотрез отказывался от любой медицинской помощи, упрямо повторяя, что о нем позаботится Кощей.
Как-то раз в Бухаресте один из поклонников зашел в туалет за сценой и увидел Вора, стоящего перед Кощеем на коленях, Кощей мочился ему в рот.
– Мне от этого как-то не по себе, – признался Дэви, пересказав мне эту историю.
– О вкусах не спорят, – сказал я, хотя мне это тоже не понравилось.
– Если бы хоть секс, я бы так не расстраивался, – продолжал Дэви.
– Может, это он и есть. Какое-нибудь там садомазо.
– Это гораздо хуже, – сказал Дэви.
Я пожал плечами. Пусть Дэви был царь и бог над всеми электрическими штуковинами и с микшерским пультом управлялся деликатно, но решительно, он ничего не смыслил в людских пороках. Хотя на этот раз он был прав.
Кощей так и не отставал от нас, когда мы вернулись с гастролей и прямиком отправились в студию, понятия не имея, что собираемся делать. Нас это не слишком беспокоило, мы с Дэви столько лет работали вместе, у нас скопилась куча материала. Но пока мы пытались развить пару главных тем, что-то придумывая, добавляя то, убирая это, Вор либо вырубался где-нибудь на кушетке рядом с Кощеем, либо вообще не являлся. Мы потратили две недели студийного времени, спустили почти сто тысяч фунтов, но так и не добились ни единой строчки, ни единой мелодии от Вора, и вот тогда мы пришли к нему домой и велели взять себя в руки и приготовиться к серьезному разговору, а Вор таращился на нас с сонным недоумением.
Мы находились в похожей на пещеру спальне хозяина. Вор распростерся под балдахином кровати восемнадцатого века, которую он купил, поскольку на ней якобы спал Моцарт. Вор был обнажен до пояса, и на его худом белом теле виднелись свежие царапины и шрамы от заживших сигаретных ожогов. Кто-то спал под тяжелым покрывалом из красного бархата, свернувшись так, что виднелась только шапка светлых немытых волос. Перед зеркалами горели свечи, на столике у кровати стоял стакан, до половины налитый густой белой жидкостью, на туркменском ковре громоздилась гора грязных тарелок.
– Он в состоянии сделать то, что вам нужно, – заявил Кощей, когда мы выговорились. – И даже больше. Вы поразитесь тому, что он может.
– Это наше дело, – резко оборвал Дэви. Вид бесчувственного тела Вора вывел его из себя. – Ты сюда не лезь.
– Этот парень – мое дело, – сказал Кощей. – Я не могу в него не лезть.
– Да пошел ты!.. – бросил Дэви и попытался схватить Кощея за руку.
Было три часа ночи. Воздух спертый и дурманящий, у меня раскалывалась голова от переизбытка наркотиков, никотина и кофе, так что, возможно, мне только показалось, будто рука Дэви просто прошла сквозь рукав меховой шубы Кощея. Может быть, он не рассчитал замах, может быть, Кощей увернулся. Так я подумал тогда.
Дэви выругался и затряс рукой, словно обжегся. Вор захихикал и сказал:
– Он со мной. Он мне нужен. Не лезьте к нему.
– Тебе пора приниматься за работу, – заявил Дэви.
– Я не знаю, готов ли я идти этим путем.
– Ты готов, – заверил Кощей.
Дэви пропустил их диалог мимо ушей и обратился к Вору:
– И как насчет того, чтобы просто вылавливать песни из воздуха?
Вор ответил спокойно:
– Та фигня, которую я делал до сих пор, не просто плоха. Она тривиальна. Она ничто. Я хочу зайти глубже. Я знаю, что могу зайти глубже, но там страшно. Более чем страшно.
– В тебе это есть, ты способен на великие вещи, Клинт, – сказал Кощей.
Клинт было настоящее имя Вора, Клинт Келли. Наполовину ирландец, он вырос странным и дерганым в каменном мешке Хакни, наивный гений, взявший себе псевдоним из какого-то старого фантастического романа.
Вор посмотрел на меня, посмотрел на Дэви.
– Вы не знаете, о чем простите. Дайте мне время, – попросил он.
– Мы обязаны выпустить альбом до сентября, – сказал Дэви. – Тогда начинаются очередные гастроли, а у нас до сих пор нет даже сингла.
– Может, тебе уехать на недельку отдохнуть. Погреться где-нибудь на солнышке вдали от суеты. А потом вернешься, и мы начнем, – предложил я.
Вор засмеялся.
– Ты не понимаешь. Речь идет не о контракте. Не обо всей этой рок-н-ролльной чепухе. Главное здесь, – произнес он, прижимая ладони к глазам. – Вот тут. Я хочу зайти дальше, чем заходил кто-либо до меня. Я уже на самом краю. Я это чую. Но никак не могу оттолкнуться.
– Но ты ведь хочешь. Я знаю, что хочешь, – вмешался Кощей.
