– Вы поймите. Но вы – последний «не пробирковый», так сказать, «старообрядец». У вас есть дети?

– Нет, как-то не нажил… – задумчиво ответил Киров.

– Но возраст… ещё… позволит… – прокашлялся старик.

– Вы хотите сказать: я, и вдруг – командовать?

Три головы согласно закивали.

– Но я же ни рожна в этом не смыслю… – Михаил Иванович уставился пустым взором поверх голов пришедших.

– Вам помогут. Вам подскажут.

– Кроме того, вам нужно будет продолжить род…

– Подождите, не гоните паровоз. Вона мужиков сколько в телике. Они умнее, красивше. Да вообще, любого, даже не почесывая, раз – да в президенты.

– Они слишком слабы духом. Плаксы, нытики. Как таким доверить ядерную державу? – взрослая собеседница даже дернула плечиком.

Тут в голове Кирова родилось два животрепещущих вопроса. Недолго думая, Михаил Иванович вывалил свои переживания на собеседников:

– А где прошлый… гарант конституции?

– Из окна шагнул… – не моргнув глазом, прошамкал дед. Слабый был характером. С его инаугурации не прошло и десяти дней.

– Так, стоп! Это – ладно, помер, да и хрен бы с ним! Тем более что «полетать» он сам решил. Но первое лицо в государстве вроде выбирает народ?

– И вы в это верите? – недоуменно спросила молодая девушка. В этот раз никто даже не пытался её одернуть.

– Вас выберут. Точно выберут. Машины для подсчета голосов настраиваются нашими людьми. Пойдемте с нами, дорогой Михаил Иванович.

И вот, токарь шестого разряда, сорока пяти лет от роду, Киров Михаил Иванович, шагнул через порог старой «сталинки» в обшарпанный подъезд… То есть, я хотел сказать – в новую жизнь.

С надеждой и верой в завтрашний день. В то, что точно будет лучше.

Завтра. Или в понедельник. Одним словом – скоро. Но это – уже совсем другая история…

Май 2019 г.

Белый шум

Мне улыбалась Она, гладила мои растрепанные жесткие волосы. А я вдыхал аромат её тела. Вдыхал, и не мог надышаться. Вдруг, почему-то, она начала плакать. И первая робкая слезинка стекла по Её щеке. Зависнув на остреньком подбородке, капля упала мне на лоб. Вторая капнула мне на правое веко. Третья…

Б-р-р-р-р. Холодно. Вроде весна, и всё равно всё ещё прохладно по утрам. И этот дождь. Какая-то тварь украла мой лист оргалита, что служил мне крышей. Этот непрочный навес, при помощи обрывка бельевого шнура, палки и какой-то там матери, мне удалось закрепить между двумя гаражами. Так и ветра меньше, и сверху не капает. Точнее, не капало.

– Вот и просиживание штанов в универе пригодилось, – чуть хрипловато вырвалось из меня.

Надо было вставать и разминаться. Моё тело ныло, хотя мне всего и тридцать. Да и замерз я порядком. Водки в заначке не оказалось. Может оно и к лучшему? Ведь вся эта катавасия из-за «синьки». С работы выгнали «по синеве» – просто взял, и на хрен послал того, кого не следовало послать. И друзья, поняв, что я за дерьмо, решили не пачкаться. Родители… Семья… Да мне самому стыдно в глаза им смотреть…

Пошёл, слегка подволакивая правую ногу – опухшая связка ныла, как последняя тварь. Мой обычный маршрут в поисках еды и каких-нибудь материалов, чтобы «дом» теплее был.

Заруливая за угол одного из крупных супермаркетов, я останавливаюсь, аки вкопанный. Нет, я всякое в жизни видел. И кровь, и кишки, и вот это вот всё. И драться приходилось. И били меня гурьбой. Но вот это – мой разум отказался принять.

Толпа здоровых подростков, человек шесть, дружно пинала лежавшее ничком тело. И только маленькая собачонка, размером с кошку, с яростью кидалась то на одного нападавшего, то на другого. В какой-то момент один из толпы «удачно» попал в голову избиваемому – тело перевернулось, и я увидел, что это… Ребёнок. Совсем ещё ребёнок.

– Вы что делаете, звери?! – Я бросился в толпу.

– Отвали говнюк. – Кто-то ударил меня в челюсть. Я пошатнулся и упал. В следующие несколько минут я почти ничего не помнил. Только отдельные фрагменты. Вот – в моей руке появляется камень, кусок брусчатки, потом он летит в кого-то из нападающих, видимо, попал – потому что подростки разбежались.

Тельце мальчугана было почти невесомым. Паренёк сжимал в руках собачонку, что уже, кажется, не дышала, и клочок бумаги.

– За что же тебя так, гаврош?

– Они сказали, что это – их магазин и подвал. А Джеку было холодно, – пролепетал заплетающимся языком мальчик.

– Как ты вообще. … На улице?

– Папа говорил, что от меня – одни проблемы. И мама заболела из-за меня.

– И что, сильно болеет?

– Сильно, – он закашлялся, и я решил до утра его не трогать.

– Эй, пацан, – я потряс мальчишку за плечо. Он не ответил, и лишь сильней свернулся в клубок. Я снял с себя поношенную кофту и, укутывая ребенка, случайно задел его лоб.

– Етить-колотить! Да ты – кипишь! – удивился я.

Дома… в настоящем доме, у меня остался ребёнок примерно этого возраста. А мой покойный дед говорил, что чужих детей не бывает. Эта истина была впитана мною всей кожей.

Пса я похоронил за гаражами, а потом направился к цыганам. У них в одном из заброшенных домов была заначка. Это я точно знал. Мальчугана перед уходом я укрыл, как мог. Замаскировал, так сказать.

Зайдя в «аул», место, которые держали цыгане, я старался ни с кем не встречаться глазами. И уже думал, что всё, фартануло, и небольшая сумма денег уже лежала в моей ладони, как вдруг, по телу пробежала резкая холодная волна. Плохо соображая от боли, я наотмашь саданул локтём назад. И лишь потом повернулся. На полу лежал худой мужик с ножницами в руках. И да, ножницы были в крови. Тут, наконец-то, до меня дошло – свободной рукой я пошарил с левого боку, и поднес ладонь к лицу. С ладони предательски закапало.

– С-с-с-с-сука, – процедил я и нетвердым шагом двинулся обратно.

Опустим весь обратный маршрут. Как и то, каких усилий мне стоило дотащить еле живого от лихорадки ребенка в платную клинику. Охранник не пустил меня внутрь, а за мальчиком вызвал санитаров.

Пришедшим медикам я сунул деньги и клочок бумаги, что раньше всё время сжимал паренёк. Это была фотография его матери, напротив которой был написан телефон.

Когда двери приёмного покоя за пареньком закрылись, силы покинули меня. И я молча сполз на крыльцо. Подошёл охранник, закурил. Потом прикурил вторую и молча дал мне.

– На кой хрен тебе это, болезный? – спросил он негромко.

Я сначала не ответил. Через какое-то время, после пары затяжек, я сказал:

– Мне всегда говорили, все. Что я – дерьмо. И учителя, и на работе, и знакомые, и… все! Что я плохо учусь, что я хреново тренируюсь, мало работаю. Что я – плохой отец, отвратительный писатель и так далее…

Сил не осталось вообще. И я лёг на ступеньки. Холод мрамора меня не беспокоил.

– Точно знаю, что эти два дня я прожил не зря. И мне теперь есть, что сказать Ему…

«…Так не бывает в жизни

Пусть будет хотя бы в песне…»

            25/17 – Почему не спишь…

Май 2019 г.

Я с изъянами, я – уязвимый…

– Что тебе не нравится? – слегка, хм… «кривой» голос вырвал меня из лап Морфея.

– Сука, Геннадич опять стебётся, спать мешает, – пронеслось в моей голове. – Что тебе не нравится? – повторили где-то над ухом.

– То, что евро, блин, не сорок рублей.

Я ждал в ответ, как минимум, смеха, но… Но его не последовало. Пауза затянулась, и мне захотелось заглянуть этому умнику в глаза. Чтобы всё ему высказать. Я ведь даже уже придумал речь…

Когда я открыл глаза, то чуть не упал в обморок. Хотя, по совести, упасть я и не мог – мой торс был зафиксирован на какой–то вертикальной поверхности. Прямо передо мной стояло два… хрен его знает, кого… Инопланетяне что ли… Ближайший ко мне смотрел немигающими овальными глазами без зрачков, а сами существа лишь отдаленно напоминали людей.