– Посмотрю, как ты будешь относиться к своим детям, когда они будут курить. – сурово, сказал Виктории.

– До моих детей пока далеко. – сказала Виктория. – Давай сочинять стих или рассказ о шук-базар «Кармель».

– Мы так назовём свой стих «Тель-Авивский шук-базар.» – сказал дочери. – Посмотрим, что у нас выйдет. Вообще-то название любого произведения можно изменить во время работы над ним.

– Мы ничего менять не будем. – решительно, подтвердила Вика. – О чём пишем тем и назовём. Капитан Врунгель сказал, что как корабль назовёшь, так он поплывёт. Думаю, что мы с тобой сможем указать все плюсы и минусы, какой Тель-Авивский шук-базар.

6. Тель-Авивский шук-базар.

В Тель-Авиве шук-базар,

Всякий там найдёшь товар.

Мандарины, апельсины -

Продают всегда грузины.

Вот коньяк «Седой Севан»,

Покупают у армян.

Из Поволжья безделушки -

Берестяные игрушки.

Чай зелёный у таджика,

С душанбинского арыка.

Плов душистый «Улугбек»,

Подаёт тебе узбек.

Пряники на любой вкус,

Предлагает белорус.

У туркмена плод гранат,

Под названьем «Ашхабад».

Не привычный всем кумыс,

В пиале подаст киргиз.

Хлеб от терского казака.

Шерсть верблюжья от казаха.

Вот молдавское вино,

Нам известно всем давно.

Там шашлык у осетина.

Осетрина у лезгина.

Лепёшку длинную «Лаваш»,

На огне печёт ялдаш.

Рядом толстые хохлушки,

В чугунке у них галушки.

Дальше – ткани, янтарь, водка -

К ней каспийская селёдка.

За углом ваш русский брат,

Рядом с Аленби -«Арбат».

Всем туристам невдомёк.

Израиль это иль Совок?!

У приезжих нет иллюзий,

Тут все евреи из Союза.

7. Соседи из Африки.

Едва мы закончили сочинять свой первый стих в Израиле, как домой из мясного магазина пришла Людмила. Мы с Викторией тут же отложили свои сочинения и отправились на кухню, помогать Людмиле, готовить суп шурпо.

Наша семья соскучилась по вкусной таджикской пище. Как готовят местные евреи, мы этого не знали.

Еврейская кухня нам вообще неизвестна. Поэтому мы решили готовить по своим личным рецептам, которые мы изучили в Средней Азии за шестнадцать лет проживания в Таджикистане.

Мы давно полюбили азиатские блюда. Сразу принялся шинковать зелень к супу шурпо. Виктория нарезала морковку в тарелку, не забывая морковкой набивать свой рот.

Людмила взялась за говяжье мясо, которое к супу шурпо надо резать небольшими кусочками. Вскоре к нам присоединились наши мальчишки, которые только что пришли с улицы. Артур стал чистить картошку.

Эдуард рядом принялся мыть картошку под краном и нарезать на небольшие кубики. Мы работали как заправские повара. Кушать все хотели. Пока мы готовили необходимые продукты к приготовлению супа шурпо, к этому времени на газовой плите в кастрюле закипела вода.

Людмила стала по очереди опускать в кастрюлю продукты, которые должны свариться раньше других. Каждый раз, доводя до кипения очередные продукты, Людмила следила, чтобы все было готово согласно таджикскому рецепту, который сохранился у неё в памяти за время проживания в Таджикистане.

С годами к Людмиле пришёл опыт таджикской кухни, чего до приезда в Таджикистан не знала Людмила. Может быть, с годами постоянного места жизни в Израиле, к нам придёт опыт приготовления еврейской кухни?

Вскоре аромат таджикской кухни распространился по всей нашей съёмной квартире. Людмила стала накрывать на стол в центре зала. По старой привычной традиции Людмила заварила зелёный чай в большом чайнике.

Стараясь ускорить время нашего обеда, мы стали по очереди помогать Людмиле, приносить с кухни на стол все необходимые продукты. Заодно поставили бутылку кошерного вина, которое дали нам с подарками на складе для репатриантов.

Едва мы уселись за наш праздничный стол, как наша съёмная квартира стала наполняться запахами из туалета. Вначале мы стали грешить друг на друга, что кто-то из нас выпустил из себя не приятный нам запах. Но когда в нашей съёмной квартире распространилась такая отвратительная вонь, что стало трудно дышать, то мы поняли, что эта вонь приходит к нам откуда-то с улицы.

Мы тут же пошли смотреть в окна на признак распространения отвратительной вони, из-за которой был испорчен наш праздничный обед и в квартире дышать стало просто невозможно. Когда подошёл к открытому окну на кухне, то что-то полилось с верхнего окна над нами. Послышались какие-то шлепки о карниз нижнего окна под нашим окном.

Осторожно выглянул в окно на карниз окна второго этажа и ужаснулся оттого, что увидел на карнизе окна второго этажа. Весь карниз окна второго этажа и карниз нашего подоконника были заляпаны детским навозом.

Тут же весели туалетные бумажки, которыми детям вытирали задницы. Таким образом, соседи с верхнего этажа превратили нашу квартиру в собственный сортир своих малолетних детей.

Уважаю, детский возраст людей, но не до такой, же степени, чтобы дети с верхнего этажа гадили прямо нам на голову. Не желая больше терпеть такой гадости в отношении себя и своей семьи, побежал на четвёртый этаж, чтобы устроить разборки над теми, кто испортил наш праздничный семейный обед.

Мне никак не хотелось, чтобы наше новоселье и праздник еврейской пасхи в Израиле, начинались с навоза в нашей съёмной квартире. Поднимаясь на четвёртый этаж, просто горел желанием размазать виновников по лестничному маршу между нашими этажами. Мне хотелось сильно побить нарушителя нашего спокойствия во время адаптации в Израиле.

Поднявшись на четвёртый этаж, стал усиленно звонить в дверь квартиры, расположенной над нами. Дверь квартиры открылась и передо мной появилась высокая, почти в два метра ростом, худая чёрная женщина с ребёнком на руках.

Чёрную женщину тут же облепили со всех сторон с десяток черных совершенно голых детей обеих полов. Самому старшему ребёнку было чуть больше десяти лет. Младший грудной ребёнок был на руках у матери, сосал её тощую грудь. У чёрной высокой женщины, живот округлялся на тощем теле следующей по очереди беременностью.

Все семейство представителей Африки удивлёнными круглыми глазами и с улыбкой на лицах, рассматривали меня сверху до низа. Сам с огромным удивлением рассматривал тощее чёрное семейство и не знал, что тут им сказать. Ведь африканцы всё равно не поймут мой русский язык. Так же как совершенно не знаю языка чернокожих людей.

Черные дети того же цвета, что их мамаша, выглядели узниками концентрационных лагерей, которых освободили солдаты советской армии.

Освободители даже не успели на семью чернокожих надеть какую-нибудь одежду. Единственной одетой была их чёрная мать. Если можно как-то назвать одеждой разноцветные лохмотья неизвестного происхождения, покрывавшие совершенно тощее тело чёрной женщины, с длинными тощими грудями, висящими сверху над лохмотьями почти до самого пояса.

Мне даже было ни столько стыдно, сколько страшно смотреть на уродство. На чёрной женщине весела какая-то пёстрая тряпка с дырками, принадлежащими к голове, ногам и рукам.

Сквозь дырку, прорезанную на этой тряпке в районе предполагаемой груди, свисало что-то тощее с торчащим соском. Грудной ребёнок постоянно теребил тощую грудь.

Тыкался губами в торчащий сосок, пытаясь высосать оттуда какую-то живительную влагу из груди своей матери, которая едва держалась на ногах от полного истощения своего организма.

Мы так стояли напротив друг друга с минуту. Пока голоса в подъезде не вывели моё сознание из оцепенения от ужасного увиденного зрелища. С трудом опомнился.

Сказал что-то непонятное самому себе и этой чёрной женщины. Тут же стал спускаться вниз на голоса соседей, которые подняли панику насчёт отвратительного запаха в подъезде, который быстро распространился по всему нашему подъезду и не давал дышать квартиросъёмщиками огромного здания.