Кошон, будучи ученым богословом, прекрасно понимал, что расправа над Жанной была не только местью французской патриотке, возглавившей борьбу против англичан, но и ударом по простому народу, видевшему в ней, а не в феодалах и церковных иерархах, свою избавительницу.
Вскоре после казни Жанны Кошон от имени инквизиционного трибунала обратился к папе римскому и католическим властелинам с посланием, в котором оправдывал свои действия под тем предлогом, что они якобы способствовали укреплению авторитета церкви. «Если мы дошли до такого состояния, — писал Кошон, — когда прорицательниц, пророчествующих от имени господа, как некую девицу, арестованную в пределах епархии Бовэ, народ по своей легковерности будет лучше воспринимать, чем пастырей и докторов [богословия], то тогда погибнет религия, порядок рухнет, церковь окажется сбитой с ног, и сатана со своей несправедливостью станет господствовать в мире».[259]
Это понимал не только Кошон и англичане, но и Карл VII, который спокойно взирал, как его противники расправлялись с Жанной. Но мертвая Жанна уже не представляла для Карла той потенциальной опасности, которую он видел в живой крестьянке из Домреми. Поэтому, когда в 1449 г. французы завладели Руаном, Карл, ничего не сделавший для ее спасения, теперь отдал приказ пересмотреть дело Жанны д'Арк. Хотя и с опозданием, но король решил снять ярлык колдуньи с той, которой был обязан своей короной.
Однако пересмотр дела продвигался медленно. Сжечь Жанну было куда проще, чем реабилитировать. Несколько лет спустя по просьбе родных Жанны папа Каликст III назначил комиссию в составе нового архиепископа Руанского, епископов Парижа и Кутанса и нового инквизитора Франции Жана Брегаля, которой поручил пересмотр дела за счет просителей.
К тому времени Кошон, достигнув всевозможных почестей, умер и был торжественно погребен в кафедральном соборе в городе Лисье, где его прах пребывает и по сей день. Ле Метр же скрылся. Многие другие участники расправы над Жанной д'Арк, стремясь реабилитировать себя и сохранить свои прежние прибыльные посты, принялись ее восхвалять, сваливая ответственность за ее казнь на англичан. «Следует ничего не знать о человеке, — комментирует их показания современный церковный историк Поль Донкёр, — чтобы удивляться тому, что самыми рьяными панегиристами Жанны выступали те, которые сами нуждались в прощении за свои многие акты и нуждались в забвении многих своих действий».[260] Впрочем, папские комиссарии вовсе не были заинтересованы в их осуждении. Ведь это создало бы опасный прецедент, ссылаясь на который можно было бы требовать осуждения любого инквизитора. Церковь не могла допустить подобного подрыва своего авторитета, она не могла высечь самое себя. Поэтому папская комиссия в своем решении от 7 июля 1456 г. ограничилась только тем, что признала несостоятельность выдвинутых против Жанны обвинений и на этом основании отменила ранее вынесенный против нее приговор. Таким образом, церковь реабилитировала Жанну д'Арк, не осудив ее палачей.
В 1894 г. республиканец Жозеф Фабр предложил французскому парламенту учредить в честь Жанны д'Арк национальный праздник в день 5 мая — освобождения Орлеана. Дебаты в парламенте по этому вопросу носили исключительно острый характер. Антиклерикалы припомнили церковникам их ответственность за казнь Жанны. Церковники в свою очередь обвиняли своих противников во всех смертных грехах. Архиепископ Э. Ж. Суляр в исступлении взывал, обращаясь к республиканцам: «Берите Кошона и положите его в Пантеоне рядом с Вольтером!» Ж. Фабр ему ответил: «Пьер Кошон — это ваш человек, как вашими являются множество других представителей церкви — его сообщников. Держите его!».[261]
Опасаясь превращения Жанны в республиканскую героиню и желая использовать ее популярность в народе в интересах церкви, Ватикан в 1897 г. начал процесс ее беатификации. В 1909 г. папа Пий X провозгласил ее блаженной, а в 1920 г. Бенедикт XV приобщил ее к лику святых. Среди многих тысяч жертв инквизиции Жанна д'Арк пока что единственная, посмертно удостоенная столь великой чести…
Теперь церковники не жалеют чернил, чтобы доказать святость Жанны. С редким апломбом современный французский богослов Руиссен укоряет «неверующих историков» в том, что, дескать, они не способны понять «божественное естество» Орлеанской девы, объясняя — о невежды! — все ее поступки естественными причинами, в то время как они диктовались волею всевышнего…[262]
Позволительно спросить Руиссена, почему в таком случае всевышний разрешил Кошону бросить свою избранницу в костер?
Апологеты инквизиции пытаются всю вину за трагическую судьбу Жанны свалить на одного Кошона. Так, например, Фернан Хэйуорд пишет: «Если бы Пьер Кошон, епископ Бовэ, не превратился в послушного слугу Генриха VI, короля Англии, то церковь по своей собственной воле никогда не обвинила бы Девственницу в ереси и колдовстве, и она никогда не превратилась бы в мученицу, героиню из Домреми».[263] Хэйуорд «забывает», что Жанну судили не только Кошон, а еще 125 выдающихся богословов, в том числе «цитадель католицизма» во Франции — Парижский университет.
Мы уже отмечали, что инквизиция сразу же после пленения Жанны бургундцами затребовала ее для суда и расправы над нею. Можно только добавить к сказанному, что после казни Жанны инквизитор Франции Граверан в проповеди, произнесенной им 4 июля 1431 г. в церкви Сан-Мартин де Шон в Париже, с радостью отметил, что «эта дочь непослушная, еретичка, дьяволица была сожжена во имя величайшей славы ортодоксальной веры».[264] Но не только церковники — сторонники англичан приветствовали казнь Орлеанской девы. Ее одобряли и церковники-«патриоты». Архиепископ реймский Ренье де Шартр, которому по церковной линии был подчинен Кошон, ибо Бовэ входило в его епархию, писал вскоре после гибели Жанны, что ее казнь — «свидетельство божественной справедливости» (Ibid., p. 13–14). По существу вся французская церковь одобрила решение инквизиционного трибунала в Руане. Не возражал, а значит, одобрял его и папский престол. Не возражал против него и Карл VII.
