– Ты что?
– Шучу.
– Ты где был? – накинулась я, когда Леня наконец подошел. – «Заходи», значит…
– Телевизор в холле смотрел, – смущенно объяснил он. – Там один старый фильм показывали. Я думал, ты меня увидишь…
– Думал, – проворчала я.
– Извини…
Он так жалобно смотрел на меня, что я выпалила первое пришедшее в голову:
– Пойдем танцевать?
– Может, просто погуляем? – нервно огляделся по сторонам Леня.
– Почему? – удивилась я.
– Ну, я не могу танцевать в шортах, шлепанцах…
Я критически оглядела его:
– М-да… Так иди переоденься!
– Пойдем лучше погуляем, – замялся он.
– Ну идем, – вздохнула я.
Мы обогнули веселящуюся толпу и свернули на темную дорожку. Было тихо и безлюдно, даже вечно занятые скамейки пустовали.
– Мне надоело ходить, – раздраженно заметила я.
– Давай посидим, – с готовностью согласился он.
Мы сели на лавку под раскидистым деревом с узкими длинными листьями – платаном, кажется. Леня попытался взять меня за руку, но я сразу отдернула ладонь.
– Ты обиделась? – робко спросил он.
– Я не понимаю, что происходит.
– Я тоже, – с тоской в голосе сказал он. – Просто я к тебе еще не привык…
– Стесняешься?
– Да нет…
– Значит, танцевать со мной ты не можешь, а за руку хватать – пожалуйста?
– Что ты такое говоришь?
– А что не так? – Я резко встала.
– Ну, Надь… – протянул он.
– Что?
– Завтра, – торопливо сказал Леня. – Завтра обязательно пойдем!
Но «завтра» дискотеки не было. Мы потоптались на крыльце, обозревая пустую площадку, спустились по лестнице и медленно пошли вдоль корпуса. Леня свернул было на знакомую дорожку, но я сказала:
– Пойдем на море. Подышим морским воздухом. Оздоровимся, так сказать.
Мы прошли пляж. Тут и там сидели обнимающиеся парочки, в воде плескались любители романтичных вечерних купаний, а из прибрежного бара доносилась музыка и нетрезвые возгласы.
– Жалко, я без купальника, – вздохнула я.
– Хочешь искупаться? Давай вернемся, переоденешься, – с готовностью предложил Леня.
– Да неохота возвращаться… Как-нибудь в другой раз.
Мы свернули за знакомый мыс и устроились на камнях у самой кромки воды. Море было таким спокойным, что это даже разочаровывало – где же гребни волн, барашки и все такое прочее? Вода с тихим плеском накатывала на камни, оставляя влажные пятна. В воздухе то и дело проносились оглушительно стрекочущие стрекозы и медленно планировали огромные ночные бабочки.
– Смотри! – вскочила я. – Это же крабы!
– Ну да, – удивился Леня. – На камнях они всегда есть. А ты что, не видела никогда?
– Нет, первый раз! А можно их поймать?
– Ну можно, если не боишься…
– А чего бояться?
– Так они же кусаются, – снисходительно пояснил он. – Знаешь, как за палец могут тяпнуть?
– Да ты что? – легкомысленно переспросила я, забираясь на плоский, как стол, камень.
– Надь… – Леня схватил меня за руку и безуспешно попытался усадить обратно на полотенце.
– Да что же такое… – беспомощно оглянулась я. Стоило мне приблизиться, «стол» мигом опустел.
Не выдержав, Леня вскочил, перевернул ближайший камень, схватил одного из прятавшихся под ним крабов и зажал кулак.
– Дай! – завопила я.
Он взял мою руку и бережно пересадил краба на ладонь.
– Классный! – восхищенно протянула я.
– Ты, наверно, еще пауков любишь, – ехидно заметил Леня.
– Нет, ты что, – вздрогнула я. – Терпеть не могу!
– Они же на крабов похожи! – продолжал издеваться он. – В следующий раз пауков тебе наловлю!
– В этот следующий раз, – прищурилась я, – приглашай на прогулку кого-нибудь другого.
– Надь… – сразу сник он и снова попытался усадить меня рядом.
Но я уже освоила премудрости охоты и возвращаться не собиралась. Азартно переворачивая нетяжелые камни и выуживая из-под них крабов, я наконец доигралась – один довольно крупный экземпляр цапнул меня за палец.
– Ааа… – я затрясла рукой, повернулась к Лене и состроила жалобную рожицу.
– А я предупреждал… – назидательно проговорил он и снова затянул: – Надь…
Я с сожалением отпустила всех своих пленников и наконец вернулась на полотенце. Совсем стемнело, а я и не заметила. Но небо было чистым, а над горизонтом висела почти полная луна, так что на воде мерцали и переливались блики. Прямо как в мелодраме какой-нибудь. Сейчас мы по законам жанра должны слиться в поцелуе и красиво залечь на подстилку…
– Надька… – шепнул Леня, беря меня за руку.
– Ленечка, не привязывайся ко мне, – грустно сказала я.
– А я уже привязался, – просто сказал он, и я не нашлась, что ответить.
– Смотри, Большая Медведица, – я задрала голову, обрадовавшись возможности сменить тему. – Ее разве здесь должно быть видно?
– Ну вообще-то мы все еще в северном полушарии находимся, – заметил Леня и придвинулся ближе. – Надь…
Медведицы не очень помогли.
– А у тебя есть молодой человек?
– Ну… – я замялась. – Не хочу об этом говорить. – И после паузы спросила: – А ты со многими девушками встречался?
– Да нет… – грустно сказал Леня. – Была у меня одна девушка, мы с ней гуляли много… Она яблоки любила, так мы с ней все время на рынок за яблоками ходили… А потом она со мной встречаться перестала. Не знаю, что случилось, она ничего не объяснила. Я ей ничего плохого не сделал…
– А как же поклонницы?
– Какие поклонницы? – искренне удивился он.
– Ну, девочки такие с цветочками, – пояснила я. – Которые еще у служебного входа стоят…
– А, – наконец сообразил Леня. – Да нет у меня никаких поклонниц.
– Что, совсем? – не поверила я.
– Не-а.
– Ну а цветы-то хоть дарят?
– Ну дарят иногда… – задумался он.
– Вот видишь! – укоризненно заметила я с интонацией героини Ирины Муравьевой из фильма «Москва слезам не верит».
– Только никакие не девочки!
– А кто же?
– Ну… тетеньки…
– Тетеньки – тоже неплохо, – одобрила я. – А у служебки потом тетеньки ждут?
– Ой, да была одна, – поморщился Леня. – Целый месяц после каждого спектакля караулила, все в гости зазывала…
– Ну и как, сходил?
– Надь, да перестань ты, – с досадой проговорил он. – Очень надо было… И вообще, у нас маленький провинциальный театр, зал всего на пятьсот мест. Даже гардероба нет, зимой народ прямо в шубах сидит.
– А у вас еще и зима бывает? – удивилась я. – Я думала, в Астрахани тепло…
– Ну, сильные морозы редко, где-то около нуля обычно, – окончательно сбился с мысли Леня. – Так о чем я?..
– О поклонницах, – подсказала я.
– Да! Так вот их нет.
– Безобразие!
– Думаешь, в провинции так много желающих в оперу ходить? – горько заметил он. Так и сказал по-старомодному: «в оперу»!
– Ленечка, а спой что-нибудь, – робко попросила я.
– Да ну, – смутился он. – Неудобно как-то…
– Почему, здесь же нет никого!
– Вот именно.
– А для меня? – я игриво прижалась к его плечу.
– Нет, Надь, не буду.
– Ах, так? – я надулась и попыталась отодвинуться, но он схватил меня за талию и прижал к себе:
– Надька…
– Ладно, не хочешь петь, не надо, – быстро заговорила я, осторожно высвобождаясь. – Расскажи тогда, что у тебя в репертуаре.
– Бонни в «Сильве», герцог в «Риголетто»… – стал добросовестно перечислять он.
– Ничего себе! – я так удивилась, что даже перестала вырываться. – Так это же главные роли!
– А в следующем сезоне, – продолжал польщенный Леня, – мы «Евгения Онегина» собираемся ставить. И мне Ленского обещали!
– Ленского… Значит, у тебя тенор, – запоздало сообразила я.
– Ага, лирический.
– Потрясающе. Ты меня заинтриговал. Может, все-таки споешь?
– Надь, ну я не…
– Ладно, как хочешь… – я пожала плечами.
– Обиделась? – он искательно заглянул мне в лицо.
Я отвернулась:
– Нет… – я отвернулась.