Талейран лениво смотрел на сады, окружающие Тюильри. Зеленая листва купалась во все еще ярких лучах сентябрьского солнца. Впрочем, платаны уже пожелтели и радовали глаз всеми переливами от золотистого до бежевого. По берегу Сены весело бегала собака, которая принялась неистово лаять при виде баржи, проплывающей под Новым мостом.

– Господин Талейран, а каково ваше мнение по поводу отказа португальского правительства поддержать континентальную блокаду?

Новый министр иностранных дел как-то неуверенно задал этот вопрос. Он привык во всем испрашивать прежнего министра, хотя уже давно настала пора иметь собственное суждение.

– Ничего хорошего для нас, особенно если принять во внимание катастрофу с флотом Дании, – произнес Талейран, только что назначенный помощником главы правительства.

– Ничего хорошего! Вы говорите «ничего хорошего»! – взорвался император. – Да это же настоящее предательство!

Наполеон злобно замолчал и неприветливо поглядел на Талейрана. Этот человек был слишком умен. Дипломаты любого европейского двора, не задумываясь, последовали бы его совету и приняли во внимание его мнение. А если бы дело дошло до разногласий между Наполеоном и Талейраном, то, как подозревал Бонапарт, с мнением его бывшего министра иностранных дел посчитались бы с большей готовностью, чем с его собственным.

Ах, как бы французскому императору хотелось обходиться без этого чересчур умного дипломата и самому судить обо всем! Негоже государю великой европейской державы зависеть от чьего-либо мнения, и в особенности от мнения человека, чьи взгляды отличались от взглядов императора, что Талейран с нескрываемым удовольствием показывал.

Но факт оставался фактом… Император Наполеон не мог управлять своей огромной империей без помощи Шарля Мориса де Талейрана-Перигора.

– Если Португалия присоединится к блокаде, ей конец, – тихо, как всегда, проговорил Талейран.

Это была еще одна причина постоянных разногласий между Бонапартом и Талейраном. Наполеон никогда не желал смотреть вперед и предвидеть возможные последствия своих действий. Его интересовали лишь собственные амбиции.

Гений Наполеона состоял в том, что он всегда умел подчинять обстоятельства своей выгоде, и именно это качество императора Талейран считал наиболее опасным для Франции.

– Хорошо, нам поможет Испания, – заявил Наполеон. – Мы предложим ей часть Португалии. Вот тогда Португалия встанет на колени! Шампаньи, направьте послание испанскому королю. Пусть он пришлет своих людей в Фонтенбло для участия в секретных переговорах. В следующем месяце! Весь двор будет там.

Талейран вновь принялся обозревать сад. Английское правительство должно знать, что еще затеял французский император. Подчинение себе Португалии означало лишь одно – желание установить полный контроль над Иберийским полуостровом. Испанцы могут попасться на удочку, услышав лицемерные заверения Бонапарта в любви и дружбе. И обман они обнаружат лишь тогда, когда позволят Наполеону проводить войска по своей территории. А уж оказавшись в Испании, Бонапарт не станет долго раздумывать и займет наиболее важные стратегические объекты.

Англия не должна оставаться в стороне, пока полуостров переходит во владение Французской империи. Ведь это также означает, что все португальские порты включатся в убийственную для Англии континентальную блокаду.

Габриэль была замужем за шефом тайных агентов Англии. А Фуше бесновался от злости. У министра полиции были длинные руки, но он не мог достать Габриэль, не испортив отношений с Талейраном. А сейчас эти отношения были для него важнее мести. Поэтому, пока Габриэль в Англии, ей не угрожает опасность.

В этой стране она в безопасности, и там же она может быть наиболее полезна, если, конечно, ее удастся уговорить, думал Талейран.

Он пошлет ей шифрованное письмо, предложив кое-что сделать для общего блага. У его крестницы – ясная, трезвая голова; он и думать не мог, что она откажется еще раз сделать то, что однажды уже выполнила с таким успехом. Габриэль поймет: это будет лишь на пользу ее друзьям, мужу и родной стране ее мужа, ставшей теперь и ее страной.

Габриэль сидела, откинувшись на спинку своей любимой каменной скамьи в саду. У нее на коленях лежало шифрованное письмо Талейрана. Ее ноги утопали в ковре из пожелтевших буковых листьев, которые все летели и летели с деревьев, застилая все вокруг осенним покрывалом. Садовник собирал их в кучи и жег, а запах дыма напоминал леди Прайд годы ее детства, когда она и дети де Вейнов, собравшись вместе, жарили в камине каштаны. Им было так тепло и уютно, а за окном бушевала непогода.

Проклятый Талейран! Черт бы побрал эту войну! Она сложила письмо и положила его в карман ротонды. Ее крестный не подумал о том, как она передаст очередную информацию; он лишь еще раз напомнил ей, как важно, чтобы все оставалось в строжайшем секрете. Адрес на конверте был написан женским почерком, письмо прибыло вместе со всей почтой из Лондона. Никто бы не смог предположить, кем оно написано.

Габриэль поежилась. Становилось холодно, на серебристом небе над рекой тут и там зажглись вечерние звезды. Леди Прайд встала со скамьи и направилась к дому.

Конечно, можно было, попросту не обратить внимания на письмо.

Габриэль пнула ногой кучу листьев, и внезапно воспоминание об одном давнишнем дне с удивительной ясностью встало перед ее глазами, как будто дело было лишь вчера. Хохочущий Гийом лежит на такой же куче листьев, куда она только что толкнула его… Гийом протягивает к ней руки… Это тоже было в октябре, в Валенсии…

Воспоминания такого рода все еще будоражили душу Габриэль, но теперь они стали не такими горькими. Она вспоминала своего прежнего любовника с тихой грустью и нежностью. Ее чувства были похожи на чувства любого взрослого человека, который вдруг где-нибудь на чердаке обнаруживает свои старые игрушки, картинки, засушенные цветы…

Гийом всегда смотрел на войну глазами Талейрана, и от нее он ждал того же. Гийом считал, что это просто его обязанность.

– Габби!.. Габби!.. – внезапно возник перед ней маленький Джейк. – Похоже, тебе грустно, – с обычной для детей прямотой заявил мальчик. – Тебе грустно? Не печалься!

Джейк взял Габби за руку, с тревогой заглядывая ей в глаза.

– Нет, – ответила Габриэль, с усилием улыбаясь. – Я просто кое-что вспомнила. Ты уже сделал уроки?

Джейк скорчил гримасу:

– Мне не нравится, что я должен ходить в дом викария по субботам!

Джейк теперь ходил заниматься в дом викария, где он учился с детьми приходского священника. Ребенку нравилось там, и к тому же он мог общаться со сверстниками.

– Может, ты поговоришь с папой? – спросил мальчик, глядя в сторону.

Он уже понял, что, когда Габби вмешивалась в его дела и говорила о чем-нибудь с папой, все, как правило, менялось к лучшему.

Габриэль, не сдержавшись, рассмеялась.

– Ах ты, хитрюга, маленький Джейк! Если уж ты ходишь учиться в дом викария, то должен следовать всем их правилам. Мне это кажется вполне справедливым, не так ли?

– А может, стоит поговорить с преподобным Эддисоном? – уже не так уверенно произнес мальчик: влияние Габриэль на викария было под вопросом.

– Я, пожалуй, все-таки спрошу у папы, но ничего заранее не обещаю.

Довольный мальчуган вприпрыжку побежал впереди Габриэль. Они вошли в дом. Уже зажгли свечи, и воздух был напоен запахом лаванды и роз: букеты этих чудных, благоуханных цветов стояли повсюду в доме.

– Беги, мой дорогой, тебе, наверное, уже пора пить чай, – сказала Габриэль Джейку.

Мальчик помчался наверх, в детскую, а леди Прайд на мгновение задумалась. Поначалу она хотела подняться в свои покои и подумать там, в тишине о полученном послании, но потом решила, что принять решение просто невозможно. У нее не было выбора.

Габриэль направилась в библиотеку. Она должна была выполнить данное Джейку обещание, пока не забыла про него.

Натаниэль оторвался от своих бумаг и непроизвольно улыбнулся. День ото дня Габриэль становилась все более привлекательной и желанной.