Вичка сторонилась оплеванного одноклассника, нарочито игнорировала его взгляды. Сомневаться не приходилось, кто «слил» его историю. В конце долгого и мучительного дня Вероника перестала существовать в мыслях Власа, скорчившись до обычной Вики-Вички.

С того дня Влас окончательно замкнулся внутри себя.

Дети не могут долго концентрироваться на одном и том же, а потому скоро школьникам надоело дразнить горе-фантазера и они переключились на другого «везунчика». Со временем Влас научился абстрагироваться от колкостей, надев на себя личину пофигиста. Его сверстники отчего-то стали воспринимать его, как выскочку, выдумщика, но вот вспомнить, что именно он выдумывал, так и не могли. Проклюнувшись и прорастая в обновленном обществе, где сказку скушала Красная Папка и любой намёк на отклонение от «нормы» мог повлечь страшные последствия, новое поколение Вельтаврии оказалось не в состоянии долго хранить в ячейках памяти и маломальские упоминания о чуде.

К четырнадцатилетию Влас чуток подтянулся, приосанился, окреп. Аккуратно причесанные волосы потемнели ещё сильнее, словно копившиеся на весь мир обиды концентрировались на единственном участке тела, где таким манером можно было открыто протестовать. Но парнишка казался дерзко-отстранённым от всего и вся. На школяров и в равной степени на их родителей взирали как бы свысока и с отчётливой ноткой холода карие глаза, при неясном освещении обретавшие уж совершенную черноту. Не выправляли картину ни милый нос картошкой, ни полноватые с загнутыми уголками вверх губы. Большинство испытывало неловкость и неприязнь к обладателю тяжелого взгляда и старательно избегало смотреть ему прямо в глаза. Из-за молчаливости и снисходительного обращения, а может, и за внешний вид (Влас старался не отставать от моды и держался на высоте по мере сил) паренька всё чаще называли (и считали) не как иначе, как пижоном и выпендрежником. Что ж с того? Влас давно носил на себе броню и так сросся с нею, что уже и воспринимал местное население Гранамы, как нечто стоявшее ниже его из-за своего скудоумия.

Привык он и к одиночеству.

А потому удивился, когда незнакомый дед вдруг ни с того ни с сего подошел к нему и обратился.

Благодаря каникулам, юнец располагал массой свободного времени и по обыкновению проводил его на дворе старого частного дома, такого же одинокого и никому ненужного, как и он сам. Старое жилище оставили давно, явно забыв про его существование. А Власу оно пришлось кстати. На задворках, в самой гуще чертополоха и сныти, он устроил самую настоящую лежанку из раскладушки, одеяла и пары подушек. Ни одна душа, кроме Владика, разумеется, не ведала о его укрытии от бренного мира. Здесь можно было в тишине полежать с книгой и без, предаться мыслепотоку и отдаться целиком миру внутри себя. По какой-то иронии бытия дом с чертополоховыми зарослями опоясывал небольшой пустырь из некогда стоявших и почивших в пожарах развалюх. Местные сюда особо не совались, даже шпана предпочитала проходить мимо, словно на том участке имелась недобрая отметина. Но Власа это очень даже устраивало.

И когда он, удобно устроившись на лежанке, сморенный солнышком, уже было настроился прикорнуть, совсем близко раздался голос:

– Хороший денёк сегодня, да, сударь?

Глаза Власа тут же открылись. Необходимость поднимать и поворачивать голову отпала: тот, кто говорил, стоял прямо напротив, у изножья раскладушки. Это был высокий старик, но какой-то странный.

– Что? – переспросил парень, надеясь выгадать для себя время.

Он впервые обнаружил здесь, на участке, чужое лицо, и этот факт уже не сулил ничего хорошего. Во всяком случае, так размышлял Влас.

– О! Прошу прощения. Добрый день. Меня зовут Янус, – спохватился вроде бы старикан, но Власу почудилась фальшь в этой манере извинения. – Я только сегодня прибыл в Гранаму.

– И сразу через гущу травы на пустырь рванул? – дополнил вопросом нагловато юнец.

Он нехотя поднялся, спустив ноги на землю, но не спешил вставать. Как настороженный зверёк.

– Не сразу, но сюда меня вела судьба, – мягко проговорил Янус. Шляпа отбрасывала большую тень на лицо и грудь, а очки скрывали глаза, что мешало понять истинные эмоции.

– Зачем?

Влас угрюмо посмотрел ещё раз на чужака, так нагло посмевшего нарушить его уединение. Теперь он понял, что такого странного было в старике: одеяние совсем не вязалось с возрастом. В Гранаме все старики летом ходили в одежде, которая по разумению самого Власа устарела лет так пятьдесят назад. Допотопные брюки светло-серого цвета и непременно прямого кроя на широком черном ремне; цветастые и однотонные рубашки с длинными рукавами; иногда даже пиджаки, на ногах сандалии, а на головах – кепки или панамы. Но не соломенные элегантные шляпы, не модные джинсы, не кроссовки и тем паче не крутяцкие солнечные очки. Модные и современные вещи Влас определял враз.

– Могу я говорить начистоту, Влас? – обратился Янус неожиданно для собеседника по имени и, не дождавшись ответа, продолжил. – По роду своей деятельности мне известно многое. Я, к примеру, превосходно информирован о вас и о вашем… э-э… Человеке-Тени.

У Власа потяжелело и похолодело вдруг всё внутри. За ним пришли, его заберут туда, откуда уже нет возврата в реальный мир. Тело напряглось, сжалось в пружину – Влас изготовился бежать. Куда? Неважно. Главное – дальше отсюда, от этого старика, который одет как любой подросток.

– Не-не-не! Не бойся! Не нужно никуда бежать, – Янус выставил перед собой длинные худые руки, упреждая от порыва молодца. Он виновато улыбнулся. – Нужно было не сразу, а постепенно. Подготовить тебя.

Но Влас не думал внимать словам и тем более поддаваться обаянию пусть и пожилого явно чокнутого мужика, но, чёрт дери, что-то ободряющее всё же ощущалось. Гипноз? Всё возможно. Он тряхнул головой.

– Я хочу пригласить тебя, Власий, по доброй воле, – неожиданно выдал старик в соломенной шляпе.

– Чего? Куда? А пенделя тебе не надо? Могу прописать, – угрожающе повысил голос юнец.

Его распирали, нарастая по спирали, два ощущения. Раздражение на то, что незнакомец о нём знал всё, а Влас о незнакомце – ничего. И гнев: полное имя до зубной боли не нравилось его носителю, к тому же в семье уже имелся Власий-старший, и этого было более чем достаточно. Что и говорить, глаза его потемнели, как две червоточины.

– Зачем же так грубо, молодой человек! – воскликнул Янус, но его голос опять не обманул острый слух подростка. Влас расслышал нотку юмора, над ним потешались. – Я всего-то и сделал, что пригласил тебя.

– И куда же?! – рявкнул с досады на навалившуюся вдруг слабость пижон Гранамы.

– Сегодня в полночь за пустырём, где разбивает палатки цирк-шапито, с которым я, кстати, и приехал. Буду рассказывать сказки. Приглашение получат трое избранников, среди них и ты, Влас.

– Сказки? Что это? – чувствуя подвох, но в то же время и ощущая в незнакомом слове привкус чего-то забытого, переспросил Влас.

– Приходи в полночь к костру, я там буду ждать, и узнаешь, – загадочно ответствовал старик, чуть поклонившись и приспустив очки.

Серые глаза, неулыбчивые на добродушном лице – вот, что скрывали очки.

Янус повернулся и пошел прямо через чертополох, сныть, крапиву и черт знает, что ещё росло на том клочке земли.

– Но я не дал согласия! И не приду! – упрямо выкрикнул Власий-младший. Желание лежать на раскладушке пропало, его сменили беспокойство и нарождавшееся любопытство.

– Ещё как придешь, – тихо себе под нос пробубнил Янус, ловко одолевая накренившийся, но державший оборону со временем забор.

Глаза снова скрылись за солнечными очками, надетыми исключительно для юнца. По стеклу хищно скользнул блик. Первая звёздочка угодила в силки.

«Сказки живут среди нас,

надо только разглядеть,

где и когда они начинаются».

Д.Еникеева

Мамин любимчик