– Что вы делаете? – обратилась к ней Соня. – Деревяшка рассохлась, что ли? На кухне есть спирт, потом покажу, где стоит.

– Можно любой пищей, – ответил Кайрат спокойно.

– Другие делают это втайне, а я открыто! – сказала Алма.

– Делается до трапезы, – пояснил Бек жене. – Идола забывать во время еды не хорошо. Надо чтобы он всегда был доволен, в противном случае – накажет. Пойдут неприятности всякие.

– Вы ничего не понимаете! На то вы, дядя, у нас безбожник! – рассердилась Алма.

Все притихли с поднятыми рюмками в руке, ожидая, кто что скажет. Тогда Бек обратился к Сармату:

– Что скажешь? Или попросим Алму сказать. Надо научится говорить, а не то останешься никем! В наше время слово может довести человека до высокой должности.

– Меня устраивает мое нынешнее положение, – откликнулся Сармат.

Пришлось выпить без тоста. После Сармат, достав из кармана завязанный крест на крест черной ниткой конверт, показал Беку.

– Что это? Ты мне платить собираешься?

– Нет, дядя. Это я приготовил человеку, который пригласил меня сюда.

– Зачем мне показываешь?

– Для Марии Ивановны! Тут ровно тысяча баксов! Всем селом собирали и привезли. Я при встрече сразу отблагодарю ее.

И тут же спрятал сверток во внутренний карман куртки.

Бек вспомнил, как однажды сосед с первого этажа рассказывал, что директриса берет взятки. Именно с тех, кто устраивается на работу.

– Как же так? – вмешалась Соня. – Для Марии Ивановны это оскорбительно. Она не рассердится?

Все молчали, тогда Бек ответил жене:

– Трудно сказать. Обидит ли это ее? Поговаривают, что у Марии Ивановны такое случается. Во время развала страны она потеряла высокую должность в обкоме комсомола, можно сказать осталась на улице. А потом ей это место выхлопотали прежние коллеги. И впоследствии, говорят, стала брать взятки. Она, якобы, сказала: «Теперь мне все равно!»

– Как все равно? – повысила голос Соня. – Ты хочешь стать соучастником взятки? Ты не понимаешь, что можешь загреметь в тюрьму?

Алма, резко подняв голову, посмотрела на хозяйку, а потом на хозяина. У Бека левый висок дергался, похоже, что расстроился. А Соня пошла на кухню тоже с нахмуренными бровями.

– Кто сказал, что директриса не чиста на руку? – спросила она потом из кухни. – Полный бред!

Алма достала из своего чемодана измятую газету и принесла Соне.

– Между прочим, газета ваша – городская! Удивляюсь, что вы не читали ее. Тут все сказано черным по белому.

Соня взяла ее, повертела в руках, пробежала взглядом по диагонали, несколько раз увидела сочетание слов: «Мария Ивановна» и «берет деньги, под предлогом на благотворительные нужды».

– А кто сейчас не берет? – сказала тогда хозяйка. – По меньшей мере, Мария Ивановна не обманывает. Лишь бы работу вам дала!

Чем дольше Соня и слушала своих гостей, тем больше охватывал ее страх. Ей хотелось узнать у мужа, насколько эта история с директрисой правдива? Почему о ней знают там, на родине Бека?

Шарипа говорила на кухне, стоя у раковины. Она мыла посуду, передавая ее Алме, чтобы та вытирала.

– Дядя Бек, говорят, тут сдают волосы на вес? Где, эта контора? – спросила Шарипа. – Стричься все равно надо всем, а они вырастут, так что каждый месяц можно иметь какие-то деньги.

Алма обратилась к Беку:

– Дядя, вам спозаранку надо сходить в ЖЭК. Сказать Марии Ивановне, так и так. Взять у нее все указания. Узнайте, когда и где нам быть. Или возьмите меня с собой.

– Нет, я сам, – сказал Бек твердо.

А Шарипа добавила:

– Так и скажите, денек отдохнут с дороги и могут выйти. Нет – сразу можем, конечно.

3

Первый вечер они провели тихо-мирно, в основном, отвечая на вопросы хозяйки и хозяина. Когда гости в очередной раз затронули вопрос об устройстве на работу, Соня обратилась к мужу:

– Что молчишь? Расскажи им, почему мы сидим дома, наверное, интересно.

– Когда мое учреждение закрыли, как ненужное, – начал чуть дрогнувшим голосом Бек, – немало людей оказалось на улице. Правда, мне потом предложили на бирже труда несколько мест, но они оказались так далеко от моего дома, что я решил отказаться. Какие у нас были ювелирные вещицы, драгоценности – все Соня спустила.

– А что оставалось делать? Когда потеряешь здоровье – тебе драгоценности не помогут. Продала мельхиор на 12 персон, подарок на нашу свадьбу, чтобы вновь установить входную дверь. Старинную лампу минувшего столетия…

– Кстати, дверь у вас укреплена не на должном уровне, – вмешался тут Сармат. – Вор с отверткой может открыть ее. Как только первую зарплату получим, ставим новую. Я об этом подумал. Скоро у вас будет другая дверь.

– Не надо! – испуганно отреагировал Бек. – Нормальная дверь, зачем ее менять?

Султан встал с места и, открыв окно, посмотрел на близлежащую улицу. Вокруг чисто, везде убрано. В домах горячая и холодная вода. Магазины под боком. Ночь наступает, а свет горит даже там, где его и не должно быть, освещая лишь стены зданий! Кромешную тьму с наступлением вечерней поры, как у них, невозможно представить.

Утром Бек отправился в ЖЭК. Директриса не захотела принимать его. Направляясь куда-то, она бросила: «До нового сезона никого не принимаем, избыток работников!»

– Надо идти рекламу раздавать у метро! – вскользь заметила Соня вечером за ужином.

Гости занимали все комнаты. Кто сидел, кто ходил, а у Сармата вошло в привычку проводить время на кровати Бека. При этом смотрел на дядю, как бы испытывая его терпение. То же самое делала его жена. Она следила за местонахождением хозяйки. Когда Соня была на кухне, то и Алма находила себе занятие там. Ухо держала востро, то и дело чуяла надвигающиеся неприятности, которые потом действительно случались. Однажды внимание всех привлек резкий голос Сони на кухне, бранящейся с мужем.

– Сонечка нельзя так, гостей напугаем, – успокаивал ее Бек. – Директриса обещала ведь, поможет.

– Не будет она помогать! Нашел спасительницу. Который раз ходишь туда? Спина в три погибели, робость красной девицы! Как бедный родственник! Конечно, она мотнет хвостом и укатит восвояси. Надо резче с ней! Ей нравятся большие люди. Чтобы сила была!

– Не говори чушь! На этот раз я успел только сказать, так мол, так, приехали те, кого вы спрашивали. Как быть?

– Знаешь, сколько человек бывает у нее в день с такими оповещениями? А почему твой родственник не подсунул ей доллары? Хочет чужими руками жар загребать. Он еще в деревне считал, что тут можно все купить за деньги.

– Что тебе не нравится в Сармате? Вполне современный человек. А что касается денег, то они действительно не понадобились.

– Не взяточница она!

– Она не берет деньгами.

– А что я говорила?

– Она хотела сделать добро за так. Но пока у нее это не получается.

– Твой родственник встал на одну доску с преступниками. У Марии Ивановны глаза на макушке – видит, с кем имеет дело. Вот посмотришь, не возьмет его на работу, а если примет, то плохо закончится.

– Не стыдно тебе назвать безвинного человека преступником?

– Я сказала – на одну доску. Не понимаю, отчего ты кипятишься? Есть вещи, которые человек чувствует сердцем.

Соня притихла, похоже, что-то ее насторожило. Дальше говорил Бек.

– Я прежде жэковскую контору обходил за сто метров стороной. Мне бывало стыдно, когда там я получал справки по требованию. Теперь бы рад, да никак. Люди ждут лучших дней, когда человек будет цениться по умению своему. Ведь ни копейки не стоит твой ум, твой опыт – все! Я ходил и сегодня утром, когда Сармат еще спал. Опять столкнулись лоб в лоб с ней, но Мария Ивановна даже не отреагировала на мое присутствие и укатила.

– Куда она торопилась?

– Сказала, на совещание. Проводить от собак, как у нас говорят.

– Надо добиться ее ответа завтра!