Вступление

Я не помню своего детства. Вернее, помню, но отрывками, вспышками, мутными картинками. Вот мне три года. Я совершенно точно помню этот день: это был мой день рождения. Как и все дети, я очень ждала его. Воображение рисовало красочные картинки: горы подарков, разных угощений, и еще чего-то необъяснимого, волшебного, будто случится что-то необыкновенно хорошее, сказочное. Что именно, в моей детской головке пока не укладывалось, но главное, что мой личный праздник был очень ожидаем. Я жила с мамой и папой, в любви и заботе. Еще у меня была бабушка, папина мама, которая тоже меня безумно любила.

Я встала утром пораньше, чтобы быть уже во всей красе, когда родители тихонько войдут ко мне в комнату, держа в руках связку шаров и много коробок с подарками. Так рисовало идеальный день рождения мое воображение, потому что свое двухлетие я, в силу своего возраста, еще не помнила. Но утро оказалось не таким радужным, как хотелось. За дверями родительской комнаты ругались. Я не могла разобрать слов, слышала только шум, будто падали предметы, громкие голоса, басистый – папин, и тонкий, визгливый – мамин. Затем дверь неожиданно открылась, чуть не задев меня, и из неё выскочил папа, взъерошенный и красный, как помидор. Заметив меня, он на секунду задержался, присел на корточки и, глядя в глаза произнес: «Видит бог, я делал все, чтобы у нас была семья. Скажи спасибо своей маме», – и выбежал из квартиры, в чем был. За что мне надо благодарить маму, я тогда не поняла. Хотела было подойти к ней, чтобы спросить, но не решилась, а вскоре мама вышла в коридор сама. Лицо её было заплакано, прическа сбилась на бок, тушь размазалась под глазами и черными кругами обрамляла глазницы. Она подошла ко мне, взяла меня на руки, села со мной в кресло, стоявшее у входа в квартиру, и начала меня нежно гладить по голове, приговаривая: «тшшш, не пугайся, моя доченька, все будет хорошо». Это были последние ласковые слова, сказанные мне моей родной матерью в моём детстве.

–Мамочка, а как же мой день рождения? Как же подарочки и гостинцы?– спросила я тогда у мамы, прижавшись к ней, ища в ней опору и защиту.

–А всё. Не будет больше никаких праздников! И сладкого тоже больше не будет! Ничего не будет, потому что твой папашка бросил меня! – неожиданно резко выкрикнула мама на мой невинный вопрос. Затем она соскочила с сиденья, не позаботившись обо мне, отчего я упала на пол и больно ударилась коленкой и рукой. Так будет всегда: моя мать ВСЕГДА будет говорить только о себе, требовать к себе жалость и ничего не делать.

Это была моя первая психологическая травма. Детская травма, как говорят психологи. Сколько их еще будет! Не сосчитаешь. Поэтому моя память заблокировала самые ужасающие моменты моего детства, включив режим самосохранения. Но последствия все же есть. И немало.

Сейчас мне тридцать два года. Я руководитель благотворительного фонда «Добрые сердца». Помогаю людям, оказавшимся в сложной жизненной ситуации: людям без определенного места жительства, а так же зависимым, от алкоголя, от наркотиков. Я не злюсь на этих людей, мне их жаль. Искренне жаль. Я знаю, о чем говорю. Я сама через это прошла.

Глава 1

Меня зовут Елена Павловна, сейчас мне тридцать два года. Я многое в жизни познала, но моя внутренняя сила не дала пасть духом, и я смогла собрать себя и начать жить заново.

Мой личный ад начался, когда мне было три года. Папа ушел из семьи, потому что поймал маму на измене, на горяченьком, так сказать. Как бы папа ни любил меня, его мужская гордость взяла вверх, и он бросил не только маму, но и меня. Сначала он приезжал ко мне, дарил кукол и пирожные. Но затем встречи становились все реже и реже, гостинцы все меньше и меньше, пока не исчезли совсем. Папа и его подарки. А вместе с папой, почему-то и бабушка, которая до этой истории каждый раз, при встрече, клялась мне в своей неземной любви.

Мы остались одни: я и мама. Мама и я. Мама не умела жить самостоятельно, потому что привыкла, что за нее все делает муж. А до этого ее отец. Я не умела быть самостоятельной, потому что была еще маленькой.

Чтобы хоть как-то тянуть, мама начала менять мужиков. Менять, потому что ни один надолго не задерживался – она была абсолютно не приспособлена к жизни. Мама не работала. Не хотела и не умела.

1976 год. Самара, Россия. Магазинные полки были пусты, фабрики шили одинаковую одежду, в основном, темных цветов, экзотические фрукты были за редкость. Правда, было много рыбы. В этом наша рыбная промышленность процветала, и в семьях частенько бывали «рыбные дни»: запечённая рыба с овощами на завтрак, жареная рыба на обед и рыбные котлеты на ужин. Правда, рыба была разных сортов, на любой вкус и зарплату. Но даже те, кто имел самый небольшой доход, могли позволить себе морепродукты. Этим время восьмидесятых выгодно отличалось от современного.

А в остальном: люди получали одинаковую зарплату, жили одинаковой жизнью, имели одинаковые желания и одинаково отдыхали во время отпусков.

И в эти годы родилась моя мама. Тогда она, конечно, не была еще моей мамой. А была младенцем, долгожданным и любимым, можно даже сказать «залюбленным». Нюсенька, как назвали её при рождении, родилась у, как тогда говорили, старородящих родителей – им было по сорок. Мамины мама Клавдия Петровна и папа Павел Николаевич Верещагины, долго не могли иметь детей, ходили по врачам, лечились, и когда уже смирились со своим бездетным положением, Клавдия Петровна поняла, что беременна. Это было знаком свыше, божьей благодатью, счастьем, чудом. Всю беременность Павел не отходил от своей жены, оберегал её покой и сон, а после рождения ребенка – и вовсе посвятил всего себя семье и дочери. После родов Клавдия Петровна совсем зачахла – у нее активировались её хронические заболевания, следом развились новые, и женщина оказалась полностью окутанной всяческими болячками, не могла заботиться о новорожденной, о муже. Вся её жизнь стала заключаться в подсчёте лекарств, высчитывании времени приема медикаментов, наблюдении за своим состоянием. Через год после рождения Нюси Клавдия Петровна умерла.

Павел Николаевич тяжело переживал уход супруги. И чтобы хоть как-то отвлечься и не оказаться погребенным в настоящую депрессию, он полностью посвятил себя своей дочери. Он занимал высокую должность важного чиновника, в его распоряжении были служебная машина с личным шофёром, и дача, на которой он, вместе со своей дочерью, проводил все лето, начиная с самого его первого месяца и заканчивая последним, буквально, за несколько дней до начала учебного года. Поэтому у Павла Николаевича была возможность проводить время с Нюсенькой так, как он хотел. В те часы, когда он был на работе, девочкой занималась няня. Но поскольку у Нюси был очень взбалмошный характер, няни часто менялись, по этой причине писать имя -отчество помощницы по воспитанию, не имеет смысла.

Павел Николаевич потакал дочери во всем, никогда ни в чём не отказывал. Нюсенька просто купалась в отцовской любви, таким образом, Павел Николаевич пытался компенсировать отсутствие в жизни дочери матери и свою душевную пустоту. В шестнадцатилетнем возрасте Нюсенька не умела ничего: она не заправляла постель, не наливала себе чай, не мыла полы и не ходила в магазин за продуктами. Она считала, что еда сама по себе всегда есть в холодильнике и на плите, что белье само по себе становится чистым и выглаженным, что на мебели самоубирающаяся пыль. Нюсенька не знала, что надо платить коммунальные платежи, оплачивать бензин и услуги няни, для неё это было само собой разумеющееся, зато она очень хорошо разбиралась в марках и ценах на косметику и на одежду. Читала Нюсенька только «модные» журналы, смотрела шоу или передачи на тему красоты и ухода за собой. Будущее в представлении девочки, а затем, и девушки было туманным, лишь нечётко вырисовывался на фоне этого тумана мужской силуэт. Силуэт расплывающийся, неясный, потому что Нюсеньке неважны были подробности. Неважен цвет или разрез глаз, национальность, рост и возраст. Важно одно-он- её будущий, богат. Несметно богат. Он подарит ей сказку, в которой она, Нюсенька, будет принцессой. Только так и никак иначе.