– Они ее охотно исполнят, – усмехнулся Ладонин, которого развеселила тирада Серпухова.

– Теперь ты понял, Сергеич, что все у нас получится? Давай поезжай-ка ты лучше ребят из обезьянника вытаскивать.

Прикинув, что зерно истины в словах Серпухова, безусловно, имеется, Нестеров спешно попрощался с мужиками. Тем более что сирена уже заходилась где-то совсем близко.

Бригадир прошел метров тридцать, когда его нагнал Камыш.

– Полина… Вы не забыли? – напомнил он.

– Я помню, Женя: «Балтика», Московский вокзал. Сейчас со своими парнями определюсь, а потом уже ей позвоню. Кстати… Спасибо тебе.

Камыш хотел ему что-то сказать, однако в последний момент сдержался и просто крепко пожал протянутую Нестеровым руку. Камыш впервые в жизни пожимал руку менту. Нет, немного не так – он впервые пожимал руку правильному менту. А это, как говорят в Одессе, «две большие разницы».

Вытащить парней из территориального отдела самостоятельно Нестерову было не по зубам. Даже в случае, если бы он сейчас смотался домой за ксивой – все равно бы не прокатило. В талмуде дежурной части уже наверняка было зарегистрировано КП по факту драки и разбитой витрины «Титаника», а подобного рода штуки, как известно, даже топором не вырубаются. Так что пришлось Нестерову звонить дежурному по родной управе. Тот, в свою очередь, поставил в известность ответственного от руководства, а им в эту ночь, как назло, оказался Шлемин, который, понятное дело, развил бурную, можно даже сказать, наибурнейшую активность. Взять хотя бы тот факт, что с его подачи в эту субботнюю ночь на ноги были подняты и Василий Петрович Нечаев, и зам. по опер. Андреев, и начальник СБ Бураков. Была бы воля кадровика, он подтянул бы и самого Сергея Андреевича Конкина, но тому повезло – законные выходные он проводил на даче, где у «Мегафона» был очень скверный прием (Конкин эту особенность знал, ценил и намеренно не переходил на «МТС» или какого-нибудь другого оператора).

Таким образом, Нестерову пришлось битых два часа проторчать под окнами 11-го отдела, что на Обводном, пока из Управления не пришла, наконец, дежурная машина с самим Шлеминым на переднем сиденье. Окинув бригадира полным презрения взглядом, тот приказал ему ждать в машине и важно прошел в отдел, где состоялось официальное опознание «грузчиков» с подтверждением их принадлежности к системе МВД, то бишь то, что на языке опушников называется «расшифровкой». После длительных торгов, препинаний, взаимных претензий и уступок, Шлемин получил на руки избитых, потерянных и дико уставших Лямина и Козырева и вместе с ними покинул гостеприимные стены. Бригадир искренне надеялся, что разбор полетов состоится хотя бы днем, однако зам объявил, что, невзирая на глубокую ночь, начальство мало того что в курсе происшедшего, так оно уже и в конторе и с нетерпением жаждет лицезреть своего горячо любимого бригадира. Зная о психофизическом состоянии подчиненных Нестерова (хотя чего там знать? – у них же все на мордах написано), Ивану и Павлу милостиво разрешили ехать домой и отлежаться до понедельника, однако «грузчики» наотрез отказались бросать своего командира. Словом, в контору ломанулись все вместе.

Перед тем, как идти к руководству, Нестеров заскочил в туалет, якобы привести себя в порядок, и оттуда сделал два звонка. Первый – Серпухову:

– Ну, как там у вас?

– Минут сорок как разбежались. Все получилось в лучшем виде, хоть ты и пытался накаркать мне под руку. Кстати, из этого твоего приятеля, из Жени, получился обалденный лжесвидетель. Ты мне как-нибудь его координаты переправь, ладно? Я бы с удовольствием привлекал его и в других аналогичных случаях. Он вообще кто?

– Он – преступный авторитет средней руки.

– Блин! Предупреждать же надо! А я ему: Жека – туда, Жека – сюда…

– Леха, хорош галдеть!.. С Полиной что-нибудь решилось?

– А чего там, собственно, решать? Заяву по угону тачки подвезли, свидетель протокол подписал. Имущественных претензий у хозяина машины нет, да и предъявлять их не к кому. Пальцев в салоне тоже нет. Да их никто особо и не искал, потому как картина ясная… Так что налицо моя любимая 195-я часть 3[91]… Ты мне лучше скажи, что там с парнями?

– Да вот тоже только-только выпустили. По симптомам переломов вроде нет, у Козырева в основном порезы, а у Лямки главная потеря – передний зуб. Ну, синяки, шишки, ссадины – это все так, сопутствующие товары.

– И то хорошо. Ты-то сам как? Небось дома уже, в ванне отмокаешь?

– «Хрен тебе, Егорка – собирай бычки». Нас прямо с трапа самолета – и в родную контору. На экстренное ночное заседание суда Линча.

– У вас там что? Начальство малость на головку ебанутое?

– Сейчас пойду узнаю. Вдруг они нам, наоборот, ордена за доблестную службу вручат. Надо бы на всякий случай дырочку приготовить…

– Ты себе лучше другую дырочку приготовь, – хохотнул Леха. – Ладно, Сергеич, желаю вам в таком разе ночь простоять, а уж днем как-нибудь продержитесь.

– Леха, ты… Короче, я тебе за сегодняшний вечер по гроб жизни…

– Да пожалуйста, хотя я и не совсем вкурил, за что ты меня благодаришь. Ты ж знаешь, я против закона – ни-ни! Все в строгом соответствии с процессуальными нормами. Все, хорош, ты меня, между прочим, от шавермы оторвал.

– А чего ты всякую гадость в рот пихаешь? Или дома совсем пожрать нечего?

– Какое, на фиг, дома? Я ж сегодня на сутках. Мне сейчас надо скорее доёдывать, да в отдел бежать. А то, боюсь, меня там мои уже похоронили…

Затем Нестеров позвонил Полине, которая, строго выполняя приказ бригадира, все это время так и просидела в «Балтике», где выпила шесть чашек кофе, выкурила полторы пачки сигарет и отшила с десяток кобелирующих личностей, убедительно продемонстрировав им, что она девушка отнюдь не легкого, а самого что ни на есть тяжелого поведения.

– Что с мальчишками? – Это был ее первый вопрос.

– Все нормально. Скажем так: все закончилось гораздо лучше, чем все мы могли ожидать.

– Их отпустили?

– Я бы сказал, отдали на поруки.

– Это как?

– А вот сейчас и узнаем. Понимаешь, Полина, меня тут попросили организовать в конторе небольшую приватную пресс-конференцию для VIP-персон, поэтому времени у меня почти нет. Так что, если хочешь что-то спросить – быстро спрашивай.

– Александр Сергеевич, меня… Меня теперь посадят в тюрьму? – тихо спросила Полина.

– Нет.

– Но ведь Ташкент мертв?

– Да. Он мертв, а дело будет приостановлено, а впоследствии закрыто за неустановлением лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого по этому уголовному делу.

– Но… почему?

– Полинушка, – мягко сказал бригадир, – прошу тебя, не задавай лишних вопросов. Я очень устал. Просто прими этот факт, как данность – и все. А приняв, постарайся как можно скорее его забыть. Договорились?

– И все-таки? – с твердой ноткой в голосе спросила Полина.

– Ты же знаешь, я по жизни атеист, а потому большой грешник… Я и хотел бы во что-то такое верить, но пока еше не могу. Не готов… Но в данном случае я почему-то более чем уверен, что Ташкента лишила жизни не ты. Его покарал Бог. Так ты что ж – хочешь привлечь к уголовной ответственности Бога?… И хватит об этом. Давай, поезжай-ка домой – тебе обязательно нужно отдохнуть…

За все годы службы Нестерова в наружке ему еще ни разу не доводилось быть жертвой экзекуции, хотя бы отдаленно напоминающей нынешнюю. Бригадира поодиночке и группой, извращенно и абсолютно без фантазии, с матом и с почти ласковыми уговорами отымели во все щелочки, приписав ему все сколь-нибудь известные грешки и провинности, включая даже такие, о которых жители печально известных Содома и Гоморры не то что понятия не имели, но даже и мечтать не могли. В общей сложности мероприятие продолжалось без малого три часа, с короткими перерывами на перекуры и оправку обмундирования. Примечательно, что за это же самое время Леха Серпухов успел не только вернуться в свой родной отдел, но и… нет, не соснуть часок-другой, а всего-навсего задержать особо опасного преступника. А получилось так.