Однако надо признать, что в данном случае Людмила Васильевна все ж таки немного переборщила – ни оперу, ни эфэсбэшнику, ни «грузчику» для создания счастливого семейного очага вовсе необязательно искать себе супругу с такой же холодной головой и таким же горячим сердцем. Достаточно того, чтобы она просто отдавала себе отчет в том, что для своего избранника она всегда будет стоять на третьем месте, поскольку на первом у него всегда будет работа и на втором, соответственно, тоже. Если признать эту парадоксальную аксиому за данность, тогда вместе, пусть не легко и не беззаботно, можно будет прожить пять, а то и десять лет. Дольше выдерживают лишь уникальные женщины, но такие оперативникам достаются крайне редко. Поэтому после десяти лет супружеской жизни все равно приходится совместными усилиями выстраивать то, что наш первый президент гордо называл «системой сдержек и противовесов». Дабы во внутренней системе координат семья переместилась пусть не на первую, но уж хотя бы на вторую позицию.

В свое время все это уже проходил Нестеров. В первые годы Ирина была идеальной милицейской женой и относилась к работе мужа с должным уважением и пониманием. Она не жаловалась, не возмущалась и не роптала. Более того, когда это было необходимо, по мере сил старалась помочь. Кстати, первое «боевое крещение» Ирины состоялось уже на пятый день их официально проштампованной совместной жизни.

После свадьбы Нестерову предоставили медовую неделю, четыре дня из которой они провели на даче в Рощино, не вылезая из постели. Насытившись жизнью интимной, Ирине захотелось жизни духовной, и на пятый день они потащились в город – на премьеру в Александринку. Времени было полно, и они решили прогуляться от Финбана до театра пешком. На Литейном, немного не доходя до Некрасова, юный супруг вдруг резко обернулся, заметив проскользнувшую мимо дамочку, и констатировал: «Это Вика!»

– Какая и где? – ревниво поинтересовалась Ирина.

– Вон, зашла в проходняк.

– И что?

– Она в розыске, паспорт на Евстигнееву Екатерину.

– Будем ловить?

– Нет! Пойдем по своим делам, а завтра оцепим весь микрорайон – вдруг она до сих пор во дворе нас дожидается!.. Стоп, Ириш, стой на месте.

Нестеров, делая вид, что он пьян и желает по нужде, завалился под арку доходного дома. Минут через пять вышел.

– Одиннадцатая квартира, коммуналка, второй этаж, окна во второй двор, дверь говно, в хате Льдина, ворованные шмотки на дореволюционном шкафу справа от комода, собираются пить портвейн «Иверия» за два сорок две, салат «Столичный» порезан по-хамски, время есть.

– Для того, чтобы меня проводить до театра?

– Для того, чтобы ты позвонила в дежурку.

– И?

– Вызовешь дежурного опера, дашь адрес, скажешь Нестеров ждет в парадной напротив.

– А если…

– Сошлешься на Романова, тот знает – я порожняки не гоняю. На вот – возьми две копейки.

– Так ведь «02» бесплатно.

– До «02» за мою жизнь еще никто никогда не дозванивался.

Ирина позвонила с ближайшего таксофона, передала текст, а затем вернулась и нашла Нестерова.

Двадцать минут томительного ожидания Ирина провела в пахнувшей мочой парадной. Она хотела спросить у Нестерова, что все это значит, но он шепнул ей: «Ириш, ты у меня жена в самый раз!.. Но давай попозже».

Романов прибыл трусцой. Он оказался молодым, с наглецой, крепышом-колобком. Он заметно суетился и постоянно вздергивал носом:

– Сашка, ну ты даешь!.. И Льдина с ней?! Все, добегался сучонок.

– Подождешь? – наивно попросил Нестеров Ирину.

– Конечно! А то на вас посмотришь, так ходить по улицам страшно!..

По женскому вою и звуку битого стекла Ирина поняла, что сыщики проникли к Вике и беседа начапась. Ирина зачем-то поперлась в квартиру номер одиннадцать. Двери были распахнуты и с лестничной площадки, и в комнату. Пожилой спившийся мужчина с интересом наблюдал из коридора, как Льдина, запутавшись в желтом от времени тюле, пытается обороняться огромной хрустатьной вазой. Получалось не очень. Ваза не умещалась в руке. После седьмого-восьмого удара ему в голову чугунной витой рамкой для фотографии он затих. Романов нагло зашмыгал носом. Нестеров чуть ослабил внимание, Вика вырвалась и разодрала Ирине не только кофточку, но и бюстгальтер. Увидев это, Нестеров за волосы отбросил Вику, она ударилась о стол спиной и заплакала. На столе перевернулась салатница с кислой капустой, рассол дотек до края и капал на лоб Вики.

Нехорошо, конечно, получилось. В смысле бюстгальтера. Романов ржач, но, перетряхнув ворованное, обнаружил-таки свитерок. Новенький, в упаковке, импортный и в самый раз. Делать было нечего – Ирина переоделась. Разумеется, попала в число понятых. Разумеется, потащились в РУВД.

Через час ее отпустили, и она направилась в кабинет, где Нестеров с Романовым допивали портвейн, забранный из квартиры, причем подливали и Льдине, прикованному наручниками к батарее. Голова Льдины была перевязана чалмой из разорванной занавески, а левая сторона лица Романова напоминала плакат «Осторожно, пчелы!».

– Муж, пошли домой, а? Все равно на спектакль уже опоздали…

Нестеров ответил с набитым «докторской» колбасой ртом:

– Пойдем… Да ты не переживай, Ириш. Когда ты еще в такой театр сходишь?

Романов захихикал, дожевывая булку с огромным кусищем масла, посыпанную сахаром, и сказал:

– Ирина Батьковна, не серчай. Хошь еще будильник подарим? Электронный.

И они поплелись домой. Дико уставшая и изрядно помятая, в чужой ворованной одежде, Ирина тогда впервые поняла, что столкнулась с чужой цивилизацией. Однако странное дело, она не злилась и не обижалась на мужа. В конце концов, мы ведь не обижаемся на трехлетнего ребенка или на снежных людей…

Это было давно, но это была… правда. Нынешняя же правда заключалась в том, что Ирине уже было давно наплевать на все, что связано с работой мужа. Впрочем, наплевать в данном случае не совсем правильное слово. Ирина была женщиной интеллигентной и плеваться себе никогда не позволяла. Так что, точнее будет сказать – ей все это просто стало безразлично. А порой она ловила себя на мысли, что ей давно уже безразлична не только работа мужа, но и сам муж… Не следует забывать, что Ирина была человеком творческой профессии. Очень это непростое дело – угождать женщине, которая каждый день «артистов видит, космонавтов видит, академиков видит, Иштояна видит[81]». Да, собственно, и угождать-то Нестерову было некогда – он работал.

Ровно без пяти восемь у четвертой платформы Московского вокзала под торжественную музыку Глиэра плавно остановилась «Красная стрела». По причине беспрецедентной важности момента на приемку объекта вышли сами бригадиры, а их «грузчики» рассредоточились на ближних и дальних кордонах вокруг вокзальной территории, перекрывая все направления, а не только путь, ведущий от платформы к зданию вокзала. Теоретически объект мог ломануться и по железнодорожным путям и нырнуть через дыру в заборе, выскочив товарным двором на Лиговский. Случаи всякие бывают.

Климушкина после вчерашнего немного колбасило, и Нестеров на правах старшего даже сделал ему небольшое внушение: дескать, вы, майор, – большой пошляк, разве можно так напиваться на стольник? Климушкин лишь виновато улыбнулся и развел руками: мол, ну что поделаешь – ну не смогла я, не смогла.

Тем временем из шестого купейного вагона потянулся заспанный благочинный народец. Стоящие чуть поодаль бригадиры невольно напряглись, выискивая глазами тридцатишестилетнего брюнета, среднего телосложения, среднего роста, с залысиной и в очках. Наконец таковой нарисовался… в сопровождении спутника – неприметного мужичка лет шестидесяти, в слегка помятом сером костюме и с потертым дипломатом в руках. Они вышли вместе, и одного беглого взгляда было достаточно для того, чтобы понять – это не случайно познакомившиеся в поезде попутчики, а два хороших знакомых, вместе приехавших. И вот это, с точки зрения бригадиров, было в высшей степени подло, поскольку ни о какой связи в первоначальном сценарии речь не велась. Впрочем, такого рода штучки вполне в духе Москвы – импровизаторы хреновы! Но делать было нечего: связь следовало тащить, поскольку в противном случае проверяющий мог особо отразить в своем отчете момент пренебрежения питерской наружкой связи, которая в его интерпретации несомненно будет выведена как представляющая оперативный интерес. Уже в движении – а объект и связь направились в сторону вокзала – бригадиры бросили морского – объект достался смене Климушкина, а мужичонка – нестеровским «грузчикам».