Дом встретил Ярослава странной тишиной. Все было тревожно безмолвно, будто их маленькая квартира замерла в ожидании чего‑то страшного.

Он осторожно прошел в прихожую и сразу почувствовал запах алкоголя. Сердце сжалось: отец вернулся. Но в этот раз что‑то было иначе. Страх закрался в его грудь, распространяясь, как холодная тень. Вдруг он услышал тихий стон из кухни.

Ярослав бросился туда, и картина, открывшаяся ему, словно ударила его по лицу. Мать сидела на полу, привалившись к стене, лицо ее было покрыто синяками, под глазом наливался темный кровоподтек. Она подняла на него глаза, полные боли и смущения, словно ей было стыдно, что он увидел её в таком состоянии.

– Мам… – его голос сорвался, и он сделал шаг к ней. – Мам, что он сделал с тобой?

Она с трудом выдавила слабую улыбку, как будто пыталась убедить его, что ничего страшного не произошло, что всё это – не более чем несчастная случайность.

– Это… это не то, что ты думаешь, Ярик, – прошептала она, хотя и сама, кажется, не верила своим словам. – Папа просто… ему было плохо. Ты же знаешь, он не хотел…

– Не хотел?! – голос Ярослава вдруг прозвучал так громко и резко, что он сам испугался. – Мам, ты посмотри на себя! Сколько еще это будет продолжаться?

Мать закрыла лицо руками, пряча от него свои раны, словно надеясь, что это скроет правду.

– Ярик, пожалуйста, не говори так, – прошептала она, опуская голову. – Это ведь твой отец…

– Он не мой отец, – хрипло ответил Ярослав, и в его голосе звучала горечь. – Я не хочу, чтобы он был моим отцом, если он вот так делает тебе больно.

Она молчала, и он видел, как её плечи слабо подрагивают. Этот её отчаянный молчаливый плач заставлял его злость только расти. Всё внутри него будто горело – от бессильной ярости, от желания что‑то сделать, защитить её, но что он мог? С четырнадцатью годами, с худыми руками и этим жалким страхом внутри?

Внезапно за его спиной раздался тяжелый шаг. Ярослав обернулся и увидел отца. Тот стоял в дверях, покачиваясь, глаза его были мутные, с красными прожилками, и он смотрел на сына с каким‑то пренебрежением, словно тот был досадным препятствием.

– А ты что на меня так смотришь? – глухо спросил отец, качнувшись в сторону Ярослава. – Защитничек мамкин? Хочешь что‑то сказать? Ну, давай, говори.

Ярослав почувствовал, как его губы дрожат, но он сделал шаг вперед, не отводя взгляда.

– Ты… ты что с ней сделал? – выдохнул он, и каждая его клетка кричала от возмущения.

Отец лишь усмехнулся, а потом прошел к кухонному столу, не обращая на него внимания, и взял бутылку, едва удерживая её в руках.

– Это не твоё дело, понял? Не твое. Ты здесь никто, щенок.

– Никто?! – воскликнул Ярослав, и его голос задрожал, почти превратившись в крик. – Ты говоришь, что я никто, но это ты здесь никто! Ты только и можешь, что бить женщину, свою жену, и ничего больше!

Он вдруг почувствовал, как на его плечо опустилась рука матери, пытающаяся удержать его, заставить замолчать.

– Ярослав, прошу тебя, не надо… – умоляюще прошептала она. – Он… он просто…

– Нет, мам, я больше не могу молчать! – Ярослав отдернул её руку и посмотрел прямо на отца, его взгляд был наполнен таким гневом, какого он никогда не ощущал раньше. – Уходи. Ты нам не нужен. Ты мне не нужен!

Отец нахмурился, словно слова сына задели что‑то в нем, но затем его лицо снова застыло в холодной усмешке.

– Что? Выгнать меня? – произнес он медленно, поднимаясь со стула и делая шаг к Ярославу. – Ты не знаешь, с кем связываешься, мальчишка. Я здесь хозяин, понял? И никуда я отсюда не уйду. Это ты уйдешь, если тебе не нравится.

Ярослав почувствовал, как его руки сжимаются в кулаки, а в груди всё будто разрывается от желания закричать, ударить, сделать хоть что‑то. Но он стоял, беспомощный и растерянный, осознавая, что против взрослого человека ему не выстоять.

Мать, видя, что ситуация накаляется, снова потянулась к нему, её лицо было искажено болью и страхом.

– Ярик, не надо, прошу тебя. Всё пройдёт, успокойся… – умоляла она, глядя на него глазами, полными слёз.

– Мама, но он же… он же снова тебя ударит! И снова напьется! Сколько это будет продолжаться? Почему ты позволяешь этому происходить?

Её губы дрогнули, и на мгновение в её глазах мелькнуло какое‑то признание – горькая истина, которую она носила в себе, но не могла признать вслух.

– Ярик… потому что… потому что у нас с тобой никого больше нет, понимаешь? Куда мы пойдем? – её голос задрожал, и она обняла его, словно пытаясь закрыть от того ужаса, что сейчас на них смотрел с презрением.

Ярослав стиснул зубы, глядя через её плечо на отца.

– Это не правда, – сказал он, чуть слышно. – Мы могли бы быть счастливы вдвоем, мам… Нам не нужен он. Не нужен…

Мать погладила его по голове, опустив глаза, как будто это могло скрыть её боль и сомнения.

– Я всё понимаю, Ярик… Всё, – шепнула она. – Но иногда нам приходится мириться с тем, чего мы не можем изменить.

И он понял, что она не верит в возможность другой жизни, что ей кажется, что всё это – их неизбежная судьба, с которой она давно смирилась. И от этой мысли ему стало ещё больнее.

Прошло несколько дней, но тревога, поселившаяся в душе Ярослава, становилась всё тяжелее. Мать всё чаще жаловалась на головные боли, становилась слабее, ее взгляд потухал. Казалось, каждый шаг давался ей с трудом, каждое движение причиняло боль, и Ярослав заметил, как она старалась скрывать это от него, но её слабость становилась всё очевиднее.

Однажды вечером он нашел её сидящей в темной комнате, обхватив голову руками, с отчаянием и усталостью на лице. Тень болезни уже прочно овладела ею. Увидев сына, она попыталась подняться, но её руки бессильно опустились, а на лице появилась бледная, болезненная улыбка.

– Мам, тебе плохо? – тихо спросил Ярослав, подойдя ближе. Он чувствовал, как внутри всё сжалось от страха, от предчувствия, что сейчас произойдет что‑то страшное.

– Нет, Ярик, всё в порядке, просто устала, – прошептала она, избегая его взгляда. – Всё пройдет. Я просто немного полежу.

Но на следующий день она не смогла встать с кровати. Ярослав сидел рядом с ней, пытаясь понять, что с ней происходит, почему она выглядит такой изможденной и слабой. После долгих уговоров мать согласилась поехать к врачу.

Вечер того дня Ярослав провел в одиночестве, ожидая её возвращения. В голове его роились тяжёлые мысли. Он понимал, что с матерью происходит что‑то серьёзное, но боялся признаться себе в этом, надеялся, что всё обойдётся.

Когда мать вернулась, её лицо было бледным, а глаза потускнели. Она медленно вошла в комнату, словно каждый шаг был для неё тяжёлым испытанием. Ярослав сразу понял, что новости, которые она принесла собой, – не те, что он хотел бы услышать.

– Мам… что сказал врач? – осторожно спросил он, всматриваясь в её лицо.

Она опустила глаза и тяжело вздохнула, не решаясь посмотреть на него.

– Ярик… – её голос был хриплым и надломленным. – Мне очень жаль. – Она замолчала, словно не зная, как продолжить. – У меня… у меня… – её голос дрогнул, и она с трудом выговорила: – рак мозга. Последняя стадия.

Эти слова словно разорвали тишину. Ярослав смотрел на неё, не веря услышанному. Внутри всё обрушилось, он чувствовал, как земля уходит из‑под ног.

– Нет… – выдохнул он, в глазах стояли слёзы. – Мам, ты не можешь просто… так уйти. Почему ты? Почему это случилось с тобой?

Она попыталась дотронуться до его руки, успокоить его, но и сама еле сдерживала слезы.

– Ярик, послушай меня, – прошептала она. – Я не знаю, сколько мне осталось. Месяц, два, может, чуть больше. Но ты должен пообещать мне кое‑что.

Он, не веря своим ушам, смотрел на неё, не в силах произнести ни слова. Она продолжила, и её голос, хотя и был слабым, звучал твердо.