Но ие только русских удальцов призывал сюда Ярослав.

Селил он здесь и служивых торков и берендеев, а в 1031 году вывел сюда пленных ляхов: нусть живут, охраняют русское порубежъе.

Страшный печенежский набег на Киев в 1036 году стал последним для печенегов. Теснимые новыми кочевниками - торками, печенеги передвинули" свои кочевгя на Запад, часть их ушла к Дунаю.

Наступила очередь Византии: их основные колена, побитые Русью, обрушились иа Подувавъе.

И теперь перед смертью размышлял Ярослав о судьбах дикой степи. Вслед за торками оттуда надвигались, как сообщали арабские и булгарские купцы, новые кочевые орды половцев. Пока они не подходили к русским границам, но торки и остатки печенежских колен в ужасе бе;кали от mix в русские иеыли.

Но ие только силу и власть бояр и княжих мужей, епископов и купцов, не только мир на границах завещал Ярослав сыновьям. Он оставлял им богато устроенные и изукрашенные города, и первый среди них, Киев, с Десятинной церковью и святой Софией, воздвигнутой ня месте последней победоносной битвы с печенегами, с Золотыми Воротами и церковью Благовещенья над ними и построенным в 30-'40-е годы новым Ярославовым городом, в котором стояли богатый дворец самого великого князя и дворцы его старших сыновей, дворец киевского митрополита, мощные крепостные валы, находились монастыри, несметное количество книг, хранимых в храме Софии, во дворце самого князя, в мопастырях; при нем начали трудиться многие летописцы и толмачи, которые переводили книги с греческого языка на русский.

А за Киевом строились и высились новыми храмами, дворцами, крепостными валами Новгород, гордившийся своей пятикуполытой Софией, Чернигов с горделивой главой Храма Спаса, Переяславль… Огромный и разнообразный мир оставлял своим детям и внукам Ярослав и хотел он, чтобы они как можно лучше распорядились этим миром и если уж во укрепили и не приумножили, то хотя бы сохранили его.

Теперь старшие Ярославичи сидели в дворцовом грид- / нице, возле лежавшего иа широком лавке, укрытой коврами, Ярослава и слушали, что им говорил отец. А он начал с главного: достал обделанную в дорогую кожу свою «Правду русскую» и повел о ней разговор с сыновьями. «Каждый народ имеет либо письменный закон, либо обычай, который люди, не знающие закона, принимают как предание отцов», зачитал он ям для начала из греческой хроники Георгия Амартола, которую любил и: почитал больше всех книг. Его наказ был строг: поддержать и сохранить вес то, что было записано в этой «Правде». Там каждому было положено свое: князьям, боярам, мужам, огнищанам - одно, смердам, челяди - другое. Он часть за частью читал свою «Правду», которую когда-то дал новгородцам; «Если убьет муж мужа, то отомстит брат за брата, или сын за отца, или отец за сына или племянников, а если не будет кому мстить, то заплатят 40 гривен за голову, а если будет русии, или гридщт, или купец, или ябетник, или мечник, и если будет изгой, или Словении, то положить за него 40 гривен». «Правда» жестоко карала тех, кто угрожал другому мечом, похищал чужих копой, хватал чужое оружие, укрывал бежавшую челядь, занимался членовредительством. Порядок и суд возглашал Ярослав в своей «Правде», и сыновья еще раз выслушали его мудрые речи и утвердили отцовский закон. На том совещании они договорились, что по этой «Правде» отныне будут судить людей и собирать виры ' и в Новгороде и Киеве, в Чернигове и Пе-реяславле, в Смоленске и Суздале, во всех русских землях.

«А теперь скажу о том, как будете жить досле меня, до какому ряду». Позднее летописец так записал речь Ярослава к своим сыновьям: «Вот я покидаю мир этот, сыгты мои, живите в любви, потому что все вы братья, от одного отца и одной матери. И если будете жить в любви друг к другу, бог будет с вами, и покорит нам врагов ваших. И будете мирпо жить. Если же будете в ненависти жить, в распрях и междоусобиях, то погибнете сами и погубите землю отцов своих и дедов своих, которую они добыли трудом своим великим, но живите в миро, слушаясь брат брата. Вот я поручаю заместить себя на столе моем, в Киеве, старшему сыну моему и брату вашему Изяславу; слушайтесь его, как слушались меня, пусть он заменит вам меня; а Святославу даю Чернигов, а Всеволоду Переяславль, а Игорю Владимир-Волынский, а Вячеславу Смоленск», И так разделил он между ними города, - продолжает летописец, - запретив им переступать предел братний и сгонять один гого со стола, сказал Изяславу: «Если кто захочет обидеть брата своего, ты помогай обижаемому». И так завещал он сыновьям своим жить в любви».

Но это был простой раздел городов - всю Русь разделил Ярослав между сыновьями, потому что вместе с Киевом переходил к Изяславу па нравах княжеской отчины Новгород, где уже давно сидели наместниками старшие сыновья князей киевских и Туров. Вместе с Черниговом к Святославу отходили все земли на восток от Днепра, включая Муром с одной стороны и Тмутаракань - с другой. Ростов, Суздаль, Белооэеро, все Поволжье тянуло к Переяславлю. И все земли по завещанию Ярослава должны были находиться под высшей властью киевского великого князя. Кажется, что только о любви и братском союзе сказал Ярослав в своем ряде, но со смутным сердцем слушали отца младшие после Изяслава братья. Им наказывал отец ходить под Изясла-вом. В своей отчине каждый из них - первый, но только в границах отчины, и никто из них не может посягнуть на границы другого брата и на его власть п не может, помимо старшего брата, подойти к киевскому главному столу. Это был не иросто ряд сыновей одного отца, но князей, которых Ярослав выстроил строго по старшинству друг за другом и строго по столам. Изяслав оставался первым среди них не только как старейший, но и как владелец киевского стола, имеющий право потребовать от братьев службы Киеву во имя всей Русской земли.

Слишком много котбр испытала Русь во времена братоубийственных войн при Владимире и Ярославе, и теперь великий князь хотел, чтобы его дети и внуки строго соблюдали установленный им ряд.

Сыновья обещали больному отцу, что станут исполнять все, что он наказывал им, утешали его. Потом разъехались по своим отчинам. С отцом остался лишь Всеволод, и теперь, смотря на своего третьего сына, вспоминая внука с именем Мономах, Ярослав думал последнюю тяжелую думу. Он мог бы оставить престол Всеволоду мимо простоватого Изяслава, и его дружина поддержала бы третьего Ярославича. Это дало бы тому старшинство по столу сразу и помогло бы в дальнейшем занять престол его сыну мимо стрыев ' и двоюродных братьев, но