Не менее когда–то был знаменит торговый путь, путь золота из Ганы на Нил, через всю Африку, (см. мои другие работы). Еще до нашей эры, как только там возникла цепочка разбойных государств под «условным» названием Западный Судан, все заросло джунглями, и историки всерьез утверждают, что торгового пути здесь никогда не было. Золото, дескать, возили через Сахару в Средиземноморье. Видели вы когда–нибудь бóльшую дурость?

Я могу обрисовывать подобное влияние государств почти по всему земному шару. Например, путь в Персию из Двуречья, путь по западному берегу Каспия, путь через Кавказский хребет по Дарьялу в Предкавказье и т.д. и т.п. Впрочем, у меня есть статья со слов писателя Г. Успенского про Босфор, контроля над которым русские цари добивались бесполезно лет двести пятьдесят. И везде, как только возникало государство, торговля замирала, ибо все силы народа бросались на завоевание, оборону и отвоевывание ключевых пунктов торгового пути, а в период затишья – на ужесточение государственного рабства. Именно государственного, а не частного. 

Возьмем, например, Дагестан – почти точную копию Эфиопии по числу проживающих там народов, только Дагестан я знаю немного подробнее в связи с его близостью к моему письменному столу. И еще по работорговле по Волге и Дону, а также по заселению укромных местечек торговым племенем с целью создания в этих природных, укромных местечках, точно так же как на притоках Северского Донца, промышленных предприятий по производству товаров.

Так вот, чем в сию пору отличается Донбасс от Дагестана, хотя начинали они почти одновременно и совершенно одинаково? Но вначале, конечно, надо рассказать, как все начиналось. Ибо в Дагестане это видно даже сегодня невооруженным глазом. В каждом дагестанском селе – особенный народ, едва понимающий речь соседнего села. Но не это главное, ибо я уже писал, что евреи переселили сюда купленных рабов со всего света для организации производства. Главное в том, что эти недоступные внезапному нападению несчитанные ущелья и столь же недоступные горные плато – идеальные условия для секретного производства: ни туда не доберешься, ни оттуда не убежишь. Второй главный момент состоит в том, что в каждой дагестанской деревне – свое собственное, строго регламентированное производство: тут – ковры, там – кинжалы, в третьем месте – горшки, в четвертом – чеканка, «иранские» кувшины и так далее почти до бесконечности. И все это вместе напоминает современные «закрытые» советские города по производству атомных бомб, отравляющих веществ, средств бактериологической войны и их различных начинок, средств управления и доставки. Но народы – бедны как церковные мыши и трудолюбивы как пчелки, обходятся малым как в палеолите. И это сохранилось по сей день, ибо и сегодня кроме как вертолетом туда не попадешь.

Донбасс, «Русский каганат» по терминологии Галкиной, некогда защищенный непроходимой тайгой и сетью болотистых рек и речушек, но не отвесными скалами, недолго оставался недоступным. Леса срубили подчистую на топку «сыродутных горнов», болотистые речки немедленно высохли, и возник пенеплен, рассеченный внезапно появившимися оврагами. Простите за геологический термин, обозначающий лунный пейзаж, но он слишком хорошо подходит.

Как коршуны со всех сторон на этот пенеплен налетели казаки–разбойники всех кровей, чтоб создать тут государство – свое «кормление». Потом с Запада, с пути «из варяг в греки» прибыли коммерсанты Моисеева колена и привезли с собой Магдебургское право. Потом его упразднили московские казаки–разбойники, (см. мои другие работы), и внедрили тут «русское право» под названием Соборное уложение «О рабстве» и всех заставили выучить русский язык, который на 80 процентов – еврейский. Потом последние Романовы купили за свои собственные «природные ресурсы» (от Урала до Тихого океана) у Запада подержанный до дыр научно–технический прогресс и внедрили его в Донбассе, и пошли помирать. Затем Сталин сделал то же самое, только совершенно бесплатно, в виде контрибуции вывезя старые станки и станы из Германии, которые все равно пора было выбрасывать знающему понятие моральный износ Западу. И уж к этому моменту все до единого говорили здесь по–русски и были «русскими», даже в Харькове, на треть еврейском.

А Дагестан среди отвесных скал застыл в своем почти вечном сне, по–прежнему делая уникальные вещички давно прошедших времен.

Но я отклонился от государства. А что государство? «Государство – это я», – может сказать любой хоть царь, хоть генеральный секретарь, хоть нынешний наш президент, попирая все и вся вокруг себя, (см. мою статью «Технология российского рабства»).

27. Невиданные перспективы государства

Разумеется, я рассматриваю так называемое мной государство азиатской формации, каковые почти все на нынешней Земле, исключая Западные демократии, хотя и они имеют все еще огромный запас государства как осуществленного и общепринятого насилия. Кстати, мы привыкли бормотать как таблицу умножения, что государство – это институт насилия. И не придаем этому, раз и на всегда готовому ответу, почти никакого дополнительного смысла.

Между тем, как я выше показал, государство продукт не ума, но самого бессовестного разбоя, который не сравнить даже с насущной необходимостью у плотоядной фауны поедать друг друга. Но именно это надо в первую очередь знать, прежде чем, не думая, заученно отвечать. А потом заученно же начинать доказывать, что, дескать, это совершенно необходимо при нашем человеческом несовершенстве, которое мы с Библией и Кораном в руках стремимся преодолеть. Нас папа с мамой держали в ежовых рукавицах, и государство должно так же поступать с взрослыми людьми. То есть мы не вперед идем, а пятимся к примитивизму. Ибо среди пап и мам встречается достаточно много несправедливых людей. Более несправедливых, чем животные. Ибо сытое плотоядное животное никогда не будет убивать. А у нас, почти у всех, руки по локоть в крови. В борьбе за справедливость. Таково государство.

Поэтому я сразу же провозглашу тезис, впервые предложенный Моисеем насчет суда, который – выше религии, а я только добавляю, что суд – выше самого демократического государства. Оно бы и Моисей это же самое сказал на заре веков, только ведь у него не было государства на Босфоре, в стране обетованной, куда он привел своих убежденных приверженцев. Я это доказываю тем, что Западная демократия, наиболее ограничившая разбой государства, тем не менее, не может до сих пор отказаться от Европейского Суда по Правам Человека, ибо все как одно западноевропейские государства стремятся изо всех своих сил отстоять свое право на разбой. По инерции, так сказать. И из гордости самим собой. Мало того, Европейский Суд – вовсе и не суд, а политическая организация, коррумпированная до предела. Я это показал с исчерпывающей убедительностью в папке «Евросуд – проститутка».