Злой судьбы изломанные линии

Снова проступают на руке.

Небеса то серые, то синие

Над тобой качаются в тоске.

Осень одиночеством расцвечена,

Музыкой, с которой все свернет

К той звезде, что злом не искалечена,

Что тебе не раз еще мигнет.

Все дороги выделяя инеем,

Ты вот-вот окажешься в зиме.

И судьбы изломанные линии

Просияют в леденящей тьме.

Как время быстро сокращается,

Пустеет юности бокал.

Как жизнь банально упрощается,

Показывая свой оскал.

Напрасно по Вселенной мечется

Полубезумная душа,

И от воспоминаний лечится

Осенним воздухом дыша.

Все повторится — жизнь заклинило,

Она проходит те же дни…

И слово очертанье приняло

Не выхода, а западни.

Короткий период полураспада,

Мгновение… и жизни нет как нет.

Осталась только хрупкая преграда —

Отчаянье беспомощного взгляда

Пред тьмою, наплывающей на свет.

И не важны журчащей речи звуки,

И даже быть несчастным здесь смешно…

Когда локальные земные муки

Сменяет пустота вселенской скуки,

Глядящая в полночное окно.

Леденящая плещется жуть

В опустелом сознании.

Это гибельный, проклятый путь,

Это воспоминание.

Свет Луны заструился в окне,

Льется время полночное,

Как в каком-то безвыходном сне

Бьется слово неточное.

Снова сердце в ладонях ты смял

Тишиною великою…

Только где-то, поверх одеял,

Вечно часики тикают.

Мелькают кровавые пятна,

И ты приседаешь с испугу.

Нас время бросает обратно.

История мчится по кругу.

Столетия силой упорной

Сжимают тебя до предела…

И память становится черной

Дырой, куда все улетело.

Ни тени интереса — все привычно,

Два слова, время, брошенное следом.

Все как-то мелко, скучно, безразлично

И к радостям, и может даже, к бедам.

Глаза не различают сна и яви —

Все перепуталось и стало лживым:

Отчаянье тебя насквозь дырявит,

А ты все кажешься таким счастливым.

Но право, счастье здесь всего лишь поза,

Попытка отодвинуть миг расплаты…

Когда твою поэзию и прозу

Сожгут дотла рассветы и закаты.

Ну что ж, гляди, как торжествует

Метафизическое зло,

Как душу светлую трамбует

Все то, что вдруг извне пришло.

Любуйся миром окаянным,

И в тоже время презирай,

И сердце снова оловянным

Щитом забвенья прикрывай.

Идет жестокая потеха,

Сгибает всех в бараний рог…

Хоть только Ада эхо —

Преддверье всех твоих дорог.

О Родине, которой нет,

Два слова напиши.

Возьми из этих черных лет

Холодный свет души.

Возьми и сердце помести

В печали неземной.

За все, что будет, отомсти

Усмешкой ледяной.

Вокруг зияет пустота,

Жизнь превращая в ноль…

А здесь, по краешку листа,

Скользит святая боль.

Определенно невезучая

Проходит жизни полоса.

Какая-то тоска ползучая

Слезой туманит мне глаза.

Какая-то беда бесцветная

Скользит по краешку стола,

Как ледяная, предрассветная,

Предутренняя злая мгла.

Движенья звезд — обманы зрения,

Ведь это ухожу я сам…

И весь эффект исчезновения

Понятен только небесам.

От мельком брошенного взгляда

Вселенной изменился свет.

И счастье пробежало рядом

И кануло в разрывах лет.

И снова то, что прежде было

Припомнить не хватило сил…

Как будто все, что в ночь уплыло

Я до беспамятства любил.

От частого стоянья на ветру

Выветриваются и дни, и годы.

Хоть мне несчастий мир не по нутру,

Я частью стал космической природы.

Я частью стал безвыходного сна,

Я встал над этой бездной облаками…

Я мертвенно сияю как Луна,

Надменно проходя между домами.

Я на листе черчу охранный знак,

И вечность боковым я вижу зреньем…

А жизнь моя легла в холодный мрак

Классически — простым стихотвореньем.

Отодвинь белоснежную штору,

В бесконечную ночь упади.

Потеряй в этой жизни опору,

Или снова ее обрети.

Рассыпайся и вновь собирайся,

Из мельчайших, простейших частиц.

И на зов, не забудь, откликайся,

На печаль с пожелтевших страниц.

И сжигай одиночеством годы,

И отчаянье смехом встречай…

Пей напиток жестокой свободы —

Остывающий вечности чай.

Отчаянье кристаллизуется

Холодной солью на губах.

А пустота в ночи беснуется,

Беснуется в твоих стихах.

Молчит безжалостно Вселенная,

Все забывая просто так…

Все прошлое, все сокровенное

Безумный поглощает мрак.

И тело отдано усталости,

И больше песен не сложить…

И разрывается от жалости

То сердце, что хотело жить.