Софийская набережная утопала в вечерних огнях, отражавшихся и множившихся в тёмных водах Волхова, над летним городом плыли слабо сияющие отражённым светом стада облаков, нагоняемые прохладным даже летом ветром с озера Ильмень, мчались над мостовыми, со свистом взрезая воздух, автомобили, изредка возмущённо сигналившие обгонявшим их лихачам на летягах, а по брусчатым тротуарам лениво прогуливались и торопились по каким-то своим «вечерним» делам жители и гости столицы, меж которыми легко петляли наездники туб, то и дело взмывавших над головами пешеходов. Взрывались хохотом молодёжи ещё не опустевшие по ночному времени летние скверы, доигрывали в парках свои финальные композиции небольшие духовые оркестры… Древний город жил своей жизнью. Плакал и веселился, думал о чём-то важном и предавался лени, прятал свои тайны и обнажал мелкие, не всегда приятные секретики. В общем, всё как всегда. Обычный вечер обычной пятницы…

Почти обычный. Праздный гуляка, удосужившийся удалиться от Детинца, пройтись по Великой улице и далее до самой Псковской слободы, мог бы стать свидетелем весьма интересной и необычной даже для столичного города сцены. Сегодня, успевший полюбиться всем окрестным жителям аттракцион у маленького магазинчика со странным названием «Вечерняя Лавка», уже отключившийся ввиду позднего времени, вдруг ни с того ни с сего заработал вновь. Не дожидаясь, пока отсутствующий любопытный прохожий закинет в автомат монетку, он застрекотал многочисленными шестерёнками, засиял, словно расцвеченный новогодними гирляндами, зашумел многочисленными звонками-трещотками и… выключился так же внезапно, как включился минуту назад.

И в тот же момент за тёмными стёклами витрин закрытой лавки разлилось странное неестественное сияние, а из-под дверного проёма, занятого огромным торговым автоматом, стелясь над землёй, заструился холодный туман, буквально обмораживающий до инея брусчатку тротуара. Миг, и через стекло большой витрины, расположенной слева от «железного торговца», умудрившись не потревожить ни самого стекла, ни обрамлявшей его дубовой рамы, из лавки на улицу выскочил огромный призрачный кот. Хлестнув себя по бокам сразу двумя хвостами, животное обвело взглядом пустую улицу и, внезапно обретя плоть, с силой хлопнуло мощной лапой по брусчатке, отчего струившийся по ней холодный туман, всполошённый котом, резко подался в стороны и будто моментально впитался в камни мостовой, исчерченные быстро бледнеющими искристыми разводами инея. Впрочем, долго осматриваться вокруг коту не пришлось. Стекло витрины задрожало, заволновалось, словно водная гладь, в которую угодил камень, и исчезло, оставив в своём проёме всклокоченного, полуголого молодого человека, в котором даже постоянные посетители не узнали бы сейчас хозяина «Вечерней Лавки». Заметив двухвостого, юноша ощерился.

— Стоять, бродяга! — рявкнул он. Нормальный кот от такого рявканья уже припустил бы подальше, но призрачный монстр и нормальность… Двухвостый развернулся в прыжке на месте… и, увидев хозяина лавки, осел на задние лапы. Прижав к голове украшенные небольшими кисточками уши, двухвостый кот прижал передние лапы к груди и замер эдакой гигантской статуэткой, невесть кем забытой посреди улицы.

Выглянувшая из-за плеча юноши, кутающаяся в шерстяной клетчатый плед девушка заглянула в огромные, полные сияющей влаги глаза кота и, вздохнув, нежно коснулась молодого человека рукой.

— Оставь, Ероша, — тихо произнесла она и, оглядевшись по сторонам, хихикнула. — Лучше скажи котику спасибо за то, что вернул нас домой.

— До… мой? — Ерофей обвёл недоумённым взглядом пустую улочку, провёл рукой по железному боку торгового автомата, торчащего рядом, и осторожно ступив босой ногой на холодный камень брусчатки, тут же её отдёрнул. — Хм, и в самом деле, дома… Ладно, хвостатый. Прощён.

Тихо уркнув, кот опустился на все четыре лапы и проскользнул меж застывших на пороге людей. Благодарно потеревшись боком о голую ногу подруги хозяина, он сиганул под стойку и… растворился в темноте лавки. А может просто стал невидимым.

— Да будет, будет тебе рыба, — неожиданно весело улыбнувшись, юноша махнул рукой, будто отвечая кому-то, но осёкся и, бросив по короткому взгляду в оба конца улицы, одним жестом восстановил стекло витрины, после чего договорил, обращаясь куда-то в темноту пыльного помещения: — Но мог бы и подождать до утра, умник! Ведь на самом интересном месте прервал… Све-ет…

— Идём в комнату отдыха, Ера, — с тихим смешком девушка потянула молодого человека за высокую стойку прилавка. — Между прочим, здесь, если часы не врут, только-только полночь настала, а там уже…

— О! Так это значит, что у нас ещё вагон времени! — обрадовался тот и, подхватив на руки взвизгнувшую от неожиданности девушку, ринулся к двери, ведущей вглубь подсобных помещений. В комнату отдыха, где их ждал огромный удобный диван. Но… не тут-то было.

— Стоп, дорогой! — девушка хлопнула ладошкой горящего энтузиазмом Ерофея по груди, а когда тот застыл посреди длинного коридора, едва освещённого светом дворового фонаря, льющегося в единственное узкое окно, прорезанное в торцевой стене, указала пальчиком на дверь, рядом с которой они остановились. — Сначала ванна. Нормальная горячая ванна с пеной, шампунем, мылом и мочалкой. Я о ней с первого вечера нашего путешествия мечтаю, между прочим. Потом постельное бельё…

— Но… здесь нет постельного белья, — протянул тот, понимая, что запланированный и такой долгожданный совместный отдых откладывается на неопределённое время.

— Ты волшебник или где? — деланно строго нахмурилась Светлана, даже не подумав покинуть объятия своего молодого человека. — Придумаешь, пока я приобщаюсь к благам цивилизации!

— Уи, мон женераль! — вдруг просиял скиснувший было от выставленного ультиматума Ерофей, и, проследив за его взглядом, Света прыснула. Забравшийся на высокий подоконник двухвостый, вновь ставший видимым и осязаемым, почти по-человечески вздохнул. Тоже понял, кому придётся исполнять пожелание подруги хозяина. Впрочем, уже через секунду кот воспрял, видимо получив от Хабарова обещание взятки. За рыбку сей представитель потусторонних тварей может и чёрта из ада притащить… Однако, учитывая то, откуда он вернул хозяина с подругой в Хольмград… это, наверное, уже даже не фигура речи.

Выбравшись из нехотя разжавшихся объятий любимого, Света замерла на миг на пороге ванной, оглянулась, одарив Ерофея соблазнительной улыбкой и, небрежно уронив на пол укрывавший её плед, скользнула за дверь, на миг блеснув белизной обнажённой кожи, в темноте коридора показавшейся хозяину лавки просто-таки сияющей. Что ж, до утра у них и в самом деле ещё много времени. О-очень много.

С письмами получилось даже проще, чем я предполагал изначально. Не пришлось вытачивать из какой-нибудь ветки стило или искать подобие бересты, чтобы было чем и на чём накорябать послание для Старицкого и госпожи Багалей. Правда, моей собственной заслуги в решении этой проблемы не было ни на грош. Как и Светы, кстати говоря. Задачу решил котяра, узнавший её из моих слишком «громких» размышлений. Двухвостый просто исчез на миг из виду, а когда появился вновь, в его зубах был зажат мой собственный ежедневник, оставшийся на время поездки дома. И ведь даже комплектную к нему гелевую ручку, вложенную в специальный кармашек на корешке записнушки, котяра по пути не посеял.

Правда, когда я уже начал прикидывать, как бы поставить десяток-другой опытов по перетаскиванию всяких нужностей из прошлого мира в этот, наш четырёхлапый почтальон сделал большие глаза и… ушёл в стелс. А чтоб я его точно не смог припахать, смылся в лес, на опушке которого мы оказались, вывалившись из остромировского портала. Ленивая двухвостая задница!