Средство против бучила обнаружили случайно, когда кто-то из воинов с досады воткнул в него осиновую жердь. Жердью бучило вроде как подавилось, а потом быстро зачахло, скукожилось и с жутким воем издохло. Нет, прикинь, жрало всех молчком, а издыхало с озвучкой! На земле после бучила остается шрам, примерно как у человека после чирья. Небольшая отметина бурого цвета, которая потом долго не зарастает травой. Бучило, видимо, обладало каким-то разумом, потому что появлялось в стороне от людей, где-нибудь в чаще, и охотилось на зверье. Люди были случайной добычей. Вот и не обратили тогда особого внимания на предупреждение Водяного. А зря, как оказалось!

А пока все шло своим чередом. Назавтра горел скорбный погребальный костер. Мне было трудно удержать слезы. Но здесь на похоронах не плачут, здесь поют особые песни. Песни торжественные, совсем не скорбные. Но я не могла отказаться от своих земных обычаев и положила у костра цветы. И Добродю приносила, и этим мужикам, кого и по имени-то не всех помнила. Похоже, я никого не оскорбила этим.

А потом я опять занималась ранеными. Двоим стало заметно лучше, а вот третий пока был плох. Ему волколак чуть руку не отгрыз. А я не Нана — с того света возвращать не умею. Ох, что-то долго они не возвращаются. Срок, Наной назначенный, уже прошел, а их все нет. Я молилась всем богам, обращалась с мольбой к Кедрам, чтобы ничего не случилось с Наной и Яськой. И ждала их, чутко прислушиваясь, не прозвучит ли отголосок мысленного зова моих добрых нянек — Наны и Яськи. Ждала и ночью, и днем, самой себе удивляясь, что успела так привязаться к ним. Как же мне их не хватало!

Я с дозором встречал караван степичей. Пока дошли до заставы, пока предварительный до смотр шел, я весь извелся. Хотелось Татке караван показать. Ей же все у нас интересно, а караваны она еще не видела. Да, если честно, хотелось сестрой похвастаться! Караванщики знакомые — много лет уже ходят, по именам друг друга знаем. Представлял, как покажу свою сестрицу-красавицу. Вот удивятся!

Короче, едва дождался, пока освобожусь. Помчался в крепость, а Татка как сквозь землю провалилась. Потом кто-то сказал, что они с Рысем долго разговаривали. Я к Рысю. Думаю, поди чего-нибудь ей наговорил, обидел сестрицу, а ну как она уйдет куда-нибудь! Ой, чего только в голову не пришло, пока Рыся нашел. Спрашиваю у него: «Где Тата?» А сам готов уже в драку лезть, так себя накрутил. А Рысь такой сумрачный, задумчивый, посмотрел на меня и говорит:

— На озере твоя Тата. С Водяным и русалками дружбу свела. Цветы для них сейчас сажает… А русалки — ничего, красивые.

— Как с русалками?! Да разве ж можно!

— Ага, я тоже так думал. А оказывается — можно. Твоей ненормальной сестрице все можно… Она тоже красивая…

Посмотрел я на Рыся. Не похоже, что издевается. Странный он сегодня какой-то. И бегом на озеро. А Татка уже навстречу идет. Улыбается мне так светло, что сразу на душе покойно стало и тепло как-то. Она ведь и вправду с озерными жителями дружбу свела. Меня обещала познакомить. Ну я ей говорю, что караван пришел — бежим скорее. А она вдруг чего-то испугалась. Надо, мол, в мужскую одежду переодеться, нельзя мне в таком виде показываться. Смешно, почитай два месяца так перед всем гарнизоном ходит, и ничего. А тут… Я тогда не думал даже, что у Таты дар есть — опасность чуять.

Ну мы ей одежку подобрали, да так, чтобы не разобрать было, что женщина переодетая, Да чтобы волос не видно. Она же темная, а мы на заставе, кроме Рыся и Наны, все русые. Татка бы и глаза готова чем-нибудь закрыть только чем их закроешь? В общем, пришли мы на гостевое поле, когда караван уже на ночевку устраивался. Тата близко к повозкам подходить не стала, издали все рассматривала. Эх, сорвалось у меня — сестрицей похвалиться! Если бы я знал, хвастун несчастный, чем это могло закончиться!

С торговыми караванами в Град часто разные бродячие лицедеи и певцы приезжали. У нас, полесичей, любили артистов, вот они и старались в Полесовье добраться. На последние деньги в караване место покупали, кормились тем, что в дороге выступали в караван-сараях да на постоялых дворах. Вот и с этим караваном приехал певец, уж больно хвалил его караванщик. А вечером на гостевом дворе он представление устроил. Стоян всегда часть гарнизона отпускает на гостевой двор, а другие со стены смотрят, коли охота.

Вот и нынче так же было. Тату я уговорил во двор пойти, к костру. С нами Рысь пошел. Пристроились мы позади своих втроем. Тата какая-то встревоженная была, и мы с Рысем, на нее глядя, что-то неуютно себя почувствовали. А тут и певец от повозок выплыл. Иначе и не скажешь! Идет, как князь, важный, величие свое расплескать боится. А разодет, точно наложница в гареме у богатого купца! Даже ожерелье из самоцветных камней на груди сияет. Татка, чтобы не расхохотаться, полплаща, наверное, себе в рот запихала. И мы с Рысем тоже едва не рассмеялись и над певцом этим, и над Таткой.

Но пел он здорово! Я такого еще не слышал! За это пение я ему и наряд его женский, и чванство простил. Долго его слушали. И пел он здорово, и песни у него хорошие были. А потом запел он о дороге, по которой всю жизнь человек идет — от рождения и до смерти. Сижу я — слушаю, и вся моя жизнь передо мной проходит. И не заметил даже, как уснул. Да и все у костра уснули, потому что чары на ту песню были наложены. Только Нана успела те чары учуять, да Тата устояла.

Ну вот, сплю я, сидя у костра, и снится мне, что змея к нам подкрадывается. А я ни рукой, ни ногой не могу пошевелить. А змея все ближе и ближе, вот-вот укусит. Уже и зубы ее вижу, а змея как свистнет мне в ухо! Аж уши зало жило, с меня весь сон скинуло! Стоим мы с Рысем с мечами наголо, во все стороны вертимся — откуда, что, где? И все парни повскакивали, оглядываются. Давай друг над другом и сами над собой потешаться да разбираться, кто это так свистел по-разбойничьи. А певец сразу другую песню завел, а сам злобу за улыбкой прячет. Я это сразу заметил и меч не опускаю.

Тут Стоян с Наной и воинами подбежали, видно, рядом были. У Таты спрашивают: «Кто?» А от костра в ночь двое бежать бросились, и певец, как заяц, к воротам рванул. Остолопы, куда ж они со двора-то денутся?! Их и взяли тут же. Вот только певца кто-то из темноты стрелой в спину — и сразу насмерть. Оказалось, что ихний же, за ним доглядывать поставлен был, видно. И кто бы подумал! Это евнух, переодетый в служанку! Правда, он и сам в темноте на колья во рву напоролся, а может, и нарочно это сделал. Чтобы настоящего хозяина не выдать.

А затеяно все это было, как потом выясни лось, с одной целью — Тату выкрасть. Я, когда это все узнал, себя не знаю как ругал! К Тате теперь охрана приставлена, и Нана стала ее волшебству учить. И не только Нана. И Яська, и Водяной. И так быстро Тата эту науку усвоила, что все только диву дались! Очень скоро она ей, да и всем нам, пригодилась.

К озерным жителям мы быстро привыкли. Чудно. Все знали, что в озере Водяной с русалками живет, дозорные в лунные ночи видели их иногда. И вот ведь никакого вреда от них никому не было, но боялись все страшно. А стоило Татке с ними дружбу завести, и вскоре все мы стали с ней к воде спускаться. Близко не подходили, но сидели на берегу, пока Тата с ними разговоры вела, волшбе училась или плавала с русалками. Поначалу они тоже дичились нас, остерегались. А потом ничего, привыкли. И из наших кое-кто теперь с ними раз говаривал. А вот я да Рысь, а потом и Добродь так и купаться вместе с ними отважились. Особенно после одного случая.

А случилась как-то лунной ночью беда. Корявни подкрались к озеру, причем с тыла! И утащили одну из русалок. Не успели дозорные шум поднять (еще бы — корявни у самой крепости!), а Тата уже беду почуяла, как есть в одних «джинцах» босиком бежит к озеру, и Нана за ней следом. Если бы с южной стороны корявни пробрались, может, и не ринулись мы в погоню. Но в тылу врага оставлять нельзя, да и русалочку всем жалко было. В общем, в погоню мы быстро собрались. Тем более что ночь лунная, светло, как днем. А Тата вперед всех на своей кобыле помчалась. Рысь было оставить ее хотел, да где там! Еле догнали мы ее, и откуда ее ленивой кобылы такая прыть взялась? — И что чудно, лес перед нами как будто расступался! Никогда еще по лесу так легко скакать не приходилось. Корявней мы быстро догнали. И опять же Татка их первая учуяла. Крикнула нам, что засада впереди, а сама руку вперед выкинула, и с пальцев как молнии ударили. И вспыхнула в воздухе сеть огнем — это они нас, значит, сетью своей поганой поймать хотели — и с десяток корявней в кустах загорелись. А Тата кричит, что русалочку вперед уносят, и дальше мчится. Ну, мы этих-то конями потоптали.