«Романтик, – светло подумалось Регине. – Редкий на сегодняшний день экземпляр. Может, и не музыкант, и не поэт, а просто романтик».

Проснулась она от громкого женского голоса:

– Никто, кроме него! Я только на минутку отошла, чтобы спросить у проводника, где мы едем. Я заметила, как он смотрел, куда я кладу сумочку. Словно предчувствовала беду, вернуться хотела. И почему не вернулась? Что же мне теперь делать? Там же и деньги все мои, и документы!

Регина подняла голову. У купе стоял проводник. Рядом с ним – с перекинутым через плечо полотенцем чисто выбритый Иван Петрович. Девушка с пепельными волосами тихо плакала. Сосед её, склонив к девушке лицо, утешал: «Не надо, Светлана, не надо. Сейчас разберёмся».

Пышнотелая женщина с боковой скамейки, размахивая руками, кричала:

– Не зря он жену свою наверх спать отослал, а сам тут устроился, ворюга!

– Вы можете вызвать милицию и обыскать меня, но унижать не имеете никакого права, – раздался мягкий баритон, и Регина только сейчас поняла, что «ворюга» – это Виктор, её сосед, тот самый, который так проникновенно читал Светлане стихи.

– Да что же это вы набросились на человека?! Разве вы видели, что он брал вашу сумочку? – вмешалась Регина.

– Никто, кроме него, голову даю на отсечение. Никто! – снова закричала женщина. – Вызывайте милицию.

– Да вон она, сумочка ваша! – хрипловатым от волнения голосом проговорил Иван Петрович. – Под вашей же подушкой. Ну и что теперь? Теперь вам нужно просить прощения у молодого человека.

Девушка перестала плакать и с ненавистью посмотрела на обвинительницу. Та выхватила из-под подушки маленькую коричневую сумочку и, прижав её к груди, произнесла:

– Ой, и точно! Простите, пожалуйста, Виктор! У меня столько неприятностей! Я вовсе рассеянной стала. Мне показалось, я сумочку в боковой карман в пальто клала. Когда я её под подушку сунула – ума не приложу! Ещё раз прошу: не обижайтесь. А лучше давайте вместе позавтракаем. Я угощу вас домашней полендвичкой. А вы, – обратилась она к проводнику, – принесите нам чаю и к чаю что-нибудь.

Женщина щёлкнула золотистой застёжкой, открыла сумочку, и лицо её вдруг побледнело:

– А деньги? Документы на месте, а денег нет! – Она беспомощно оглянулась и присела на краешек скамейки.

– Успокойтесь, дорогая, – сказала Регина. – Успокойтесь и подумайте, может, вы положили деньги не в сумочку, а в какое-нибудь другое место. Сейчас я дам вам лекарство, а потом мы вместе поищем ваши деньги.

Она наклонилась, чтобы взять свои ботинки и обуться, но Виктор опередил её:

– Минуточку, я вам помогу.

«Спасибо вам, вы действительно рыцарь», – хотела сказать Регина и онемела от неожиданности: «рыцарь», прежде чем подать ей обувь, сунул руку в правый ботинок, и Регина услышала характерный шелест: так шелестеть могли только новенькие денежные купюры.

На какое-то мгновение взгляды их встретились: Регинин – растерянный, удивлённый, и его – настороженный и угрожающий. Она первая отвела глаза и выхватила ботинки из его рук. Он незаметно сунул деньги (Регина уже убедилась: это были деньги) под стопку газет, лежавших на столике, и обратился к девушке:

– Можно собираться. Уже подъезжаем.

«Что делать? Позвать проводника? Сказать женщине, чтобы зря не копалась в своих вещах, так как денег там нет? Тихонько, по-хорошему попросить его, чтобы отдал похищенное?» – мелькало в голове у Регины.

А «рыцарь» время от времени бросал в её сторону настороженные, угрожающие взгляды. И Регину охватил страх. Кто знает, на что способен этот оборотень? Такой ни перед чем не остановится. Надо пока сделать вид, что она ничего не заметила. Потом что-нибудь придумается.

Она поднялась, чтобы пойти в туалет. Но он следил за каждым её движением и пошёл следом. И под дверью туалета стоял, пока Регина не вышла.

– Знаете что? – сказал Иван Петрович, когда Регина, сопровождаемая «оборотнем», вернулась на своё место. – Поскольку все мы люди вовсе не бедные, то давайте отщипнём по кусочку от своих богатств и поможем человеку в беде. Кто сколько может. – И он достал из кармана деньги.

– Ну что вы, не надо, – вытирая платком припухшие от слёз глаза, сказала женщина. – Я уже думаю, может, где потеряла те деньги.

– Надо помочь, надо! – послышались голоса.

– А может, у неё никаких денег и не было. Может, она на халяву разжиться хочет! – взвизгнула тощая женщина с волосами морковного цвета, но тут же замолчала, увидев молчаливое людское неодобрение.

Скоро на столике, за которым сидела растроганная женщина, лежала изрядная стопка денег.

– Люди добрые, спасибо вам! Я же в отведки к дочери еду. Мальчика она родила. А человек её ненадёжный. Я же эти деньги полгода собирала. А потом в магазине на крупные поменяла, чтобы ловчее везти было. Спасибо вам, люди!

– Готовьтесь к выходу, – объявил проводник, – и не забывайте, пожалуйста, свои вещи.

Регина одевалась и постоянно чувствовала на себе пронзительный взгляд «романтика». Из вагона она вышла «под конвоем». А он, взяв девушку под руку, след в след шёл за Региной. Только когда вышли из тоннеля, наконец оставил её в покое.

Регина с облегчением вздохнула и направилась к автобусной остановке. Стоя на переходе под светофором, она видела, как он покупал цветы и как счастливо улыбалась ему девушка с красиво разбросанными по плечам пепельными волосами.

Регина где-то читала, что основа всех живых существ – протеины. Именно комбинация протеинов в данном организме определяет, что он такое: растение, насекомое или человек. А если бы природа в дополнение могла ещё как-нибудь корректировать первоначальную комбинацию, то позволила ли бы она под одним и тем же именем «человек» существовать на земле Леонардо да Винчи и какому-нибудь Чикатило? Нет, она бы, почувствовав свою ошибку, перевоплотила бы последнего в какое-нибудь мерзкое существо вроде слизняка. А сегодняшнего «романтика» она сделала бы шакалом или гиеной. И для этого ей достаточно было бы только немного иначе разместить таинственные частицы, название которых – протеины.

Но так ли всё, как думается ей, дилетантке? А она, кем бы она была, если бы возможна была та корректировка? Ангелом с розовыми крыльями и… с вальтером в руках? А может, ещё в раннем детстве всесильная природа сделала бы её… хамелеоном сразу же после того случая, который она почему-то помнит до сих пор и до сих пор, встречая Анастасию или Алеся, неловко чувствует себя, хотя они, скорее всего, давно забыли о том.

Жили они тогда ещё в старом доме в небольшом переулке. Дом их стоял боком к улице, а окна смотрели в Пархомов двор, огороженный редким штакетником, сквозь который было видно всё, что там делалось. Обычно ничего особенного во дворе не происходило: бегали куры, тётя Прося шла доить корову или несла поросятам еду, Пархом отбивал косу или рубил дрова. Интересно было только тогда, когда начинали ссориться между собой Пархомовы дети: Настя и Шурка. Шурка называл сестру жабой, росомахой и «кочёлкой». Она его – маслюком червивым и свиной рожей. Но самым оскорбительным для Насти было слово «Евмен», а для Шурки – «кривулина».

Дело в том, что у Насти были очень светлые, почти белые волосы до плеч и розовое лицо. Как раз такие волосы и такого цвета лицо имел глуповатый нищий Евмен из Заречья. Он часто заходил в их деревню с грязным мешком за плечами и палкой в заскорузлых руках. Прозвище «кривулина» объяснялось проще: у Шурки от рождения одна нога была чуть короче, и он прихрамывал.

Однажды мать послала Регину одолжить у тёти Проси стакан сахара. Регина ещё с улицы услышала:

– Евмен с мехом!

– Кривулина пузатая!

Регина знала, что после таких слов обычно начиналась драка, и хотела повернуть назад, но Настя, увидев её, позвала:

– Регинка, иди сюда!

Регина осторожно обошла надутого, словно индюк, Шурку и остановилась возле Насти.

– Слушай, – Настя наклонилась к Регининому уху, – я дам тебе целый пряник. Вот он, – Настя оттопырила карман голубого платья. – А ты за это громко кричи со мной «кривулина пузатая». Хорошо?