– Вот-вот! С ним и развлекайся! – усмехнувшись, поддержал Кубыкин. – У него лучше выходит. Он, я знаю, даже вальсировать умеет. Он же все время возле артистов вертится. А я пойду вниз. Мне пора освежиться…

Из этого танцевального путешествия Вера вернулась не просто нацелованной и обласканной, но и с условием завтрашнего свидания.

«Завтра в двенадцать, – шептал ей Игорь. – Кубыкин точно весь день пробудет на даче. Ему привезут бетонные перекрытия, приедет кран… Я буду ждать тебя… В двенадцать… Слышишь, Зайчонок? – он говорил с настойчивостью и горячим желанием.

– Да, – шептала она. И опьяненная, растаявшая, влюбленная, готова была прямо сейчас сбежать из ресторана и сделаться любовницей…

«Зов страсти сильнее всякого разума! Так было всегда – так будет всегда!» – вспоминались ей чьи-то слова из какой-то книжки. Гореть и ей в геенне огненной!

Однако утром следующего дня Вера протрезвела, туман влюбленности рассеялся, а головная боль и самоустыжение напрочь заставили отказаться от каких-то свиданий.

Игорь ей звонил, приглашал, даже умолял, но она и телефон впоследствии отключила. Как бы ни были заразительны тайные желания чувственных искушений, Кубыкину изменять с его приятелем нельзя. Невозможно, немыслимо. Нет, никогда!

…И уж если она смогла отстоять себя – себя для себя, а скорее всего, не для Кубыкина, у такого искусителя, как Игорь, то с новым «купидоном» – этим «выгибалой» Виктором – она справится легко. И даже расправится с ним! И сделает это сегодня же!

Вера беспристрастно смотрела как вдали за высокой столпообразной скалой зыбится белыми барашками зеленоватая синь моря, рассеянно прислушивалась к велеречивой экскурсоводше, кривила губы от «ахов» Ольги и потихоньку разгоняла себя, настропаляла на расплату с тем типом, который, видите ли, соизволил повременить денек, ожидая ее согласия на бесстыдное предложение.

И если утром она хотела просто улизнуть от этого зазнаистого похабника, то теперь чувствовала за собой непростительный должок. Почему она позволила так с собой обращаться! Кто дал ему право! Оставить это безнаказанным? Ни в коем случае! В ней забродил азарт мщения: дать урок этому женолюбивому галантному проходимцу! Она даже срежиссировала сцену возмездия: где и что ему скажет – колко, беспощадно, оскорбительно!

Однако ни сцены, ни полсцены, ни даже короткой реплики не случилось: после экскурсии Вера увидела Виктора уже в компании – он держал за руку худенькую светленькую молодую женщину с большими голубыми глазами, – Ларочку, то бишь новоиспеченного, сезонного Малыша.

Весь вечер того дня, когда увидела этого «негодяя» Виктора с «лупоглазой дурехой» Ларочкой, Вера просидела у себя в комнате как в заточении; истово вязала кофточку, но петли получались какими-то разновеликими и хлябкими, нитки путались, да и вся задуманная обновка выходила с несоразмерно-крупным рисунком, с обвислой спинкой и слишком просторными рукавами – Вера наперед знала, что свое вязание или распустит или забросит.

Нервировала Веру в этот вечер и квелая «баржа» Ольга, которая словно бы гордилась количеством своих диагнозов и безумно надоела болтовней про экстрасенсов. «Жрать меньше надо! Тогда и сдыхать меньше будешь!» – вгорячах думала Вера, глядя на отечное круглое лицо соседки, на ее толстые груди и неохватный живот. Сегодня ее бесило общество Ольги.

А Виктора, этого мерзавца, этого скота, она ненавидела каждой клеточкой: он унизил ее, оскорбил – подло, хамски – и не оставил возможности поквитаться! Порой Веру захватывала мстительная идейка: тоже завести себе пару, подцепить какого-нибудь здешнего мужичка назло этому «красавцу», досадить заносчивому прохвосту! Но мыслишка такая безрезультатно истлевала среди других вздорных, вспыльчивых намерений.

На душе было пакостно, обидно, словно где-то на рынке не только подсунули порченый товар, но и к тому же обсчитали на крупную сумму. А вернуть товар мошеннику и заполучить свои деньги обратно уже нельзя, поздно… «Сопливых вовремя целуют…» – зло усмехалась сама себе Вера.

– Тебя часто обманывали мужчины? – спросила она вдруг Ольгу.

– Нет, никогда. Зачем им меня обманывать? – удивилась Ольга.

– И вправду, зачем тебя обманывать! – ухмыльнулась Вера.

Но Ольга не обиделась ее тону и даже объяснила, в чем тут суть и почему ее невозможно обмануть мужчине.

– Мужчины обманывают женщин в одном случае, – рассуждала Ольга, – когда они находят себе любовниц… А по мне – ну и на здоровье. Если я его не могу в чем-то удовлетворить, пусть он получит это от другой, лишь бы интересы моей стороны не были ущемлены…

– Да ты что? И тебе не было бы обидно? – возмутилась Вера.

– Нисколечко… Ведь если бы и меня чего-то не устраивало в моем мужчине, я не стала бы кому-то отказывать… Будь я потоньше и покрасивее, вовсе никому не отказывала бы, – рассмеялась Ольга. – Но бегемот не может быть ланью… Поэтому меня интересует сейчас здоровье…

– Тебе в таком случае надо тоже найти бегемота.

– Неплохо бы. Но они у нас не водятся, слишком холодно, – усмехнулась Ольга и принялась делать себе массаж стоп с лавандовым маслом, что «исключительно полезно»…

В последующие дни в жизни санатория стало происходить что-то необыкновенное: под аккомпанемент разноголосых сплетенок, двусмысленных улыбок и хитроватых полукивков внимание курортников, казалось, устремлено исключительно к Виктору и Ларочке, к их панорамно развернувшемуся роману.

Эпидемия такого любопытства заразила и Веру: ненавистный франт со своей «глупыхой» вызывали у нее агрессивный, злорадный, ревностный интерес, – интерес от всех скрываемый, но от этого не менее дотошный и властный. Да и «сладкая парочка» сама лезла на глаза: как всегда неминуемо – на пляже, обязательно – в столовой, и далее – почти везде: на аллее санаторного сквера, в лечебном корпусе, на киносеансе в клубе, на спортивной площадке. Виктор и Ларочка нигде не расставались и ни от кого не прятались.

Серафима Юрьевна, оживленная и посвежевшая от чужой интриги, ежедневно добывала примечательные сведения и с прерывистым дыханием, пригибаясь к обеденным тарелкам, торопливым полушепотом рассказывала Вере:

– У нее, у Малыша-то, оказывается, жених есть. Военный. Офицер-моряк дальнего плавания. Он сейчас в рейс ушел, а ее сюда отправил. На конец лета у них свадьба намечена, Малыш-то уж и платье свадебное купила, – казалось, Серафиме Юрьевне не хватает только руки потирать от удовольствия, ибо энтузиазм ее в таких разговорах обретал медовую смакучесть голоса, а шаловливые глаза, подведенные по старинке черным карандашом, живо лучились от упоения. – Соседка по комнате и спрашивает у Малыша-то: «Как теперь с моряком будешь? Замуж выходить нестрашно?» А она ей: «Наоборот! Мне, говорит, после здешнего курорта не только замуж, но и на каленую сковородку нестрашно!..» Вот оно (хи-хи-хи) как!

Героиня нынешнего летнего сезона, «эта» Ларочка, по приезде не очень заметная, даже серенькая и застенчивая на публике, в обществе Виктора поистине расцвела, «разбутонилась»; он как будто не в соленой волне моря ее окунывал, а в чудотворной сказочной живой водице. Она слегка пополнела, выладилась, приятно загорела, избавившись от стеснительной бледности ног и плеч; голубые глаза ее, и без того большие, выделялись еще отчетливее от счастливого искрящегося блеска; губы на смугловатом от загаре лице с чуть стыдливым и обаятельным румянцем казались бессовестно припухшими, с соблазнительно матово-алым абрисом; а походка стала более ленивой, плавной, женственной и даже грациозной – от всеобщего внимания.

Каждодневно всеми замечалось на Ларочке нечто свеженькое: новая заколка в волосах, «другой» купальник, солнцезащитные очки вчера «были не эти», да и юбочка, видать, куплена только что «на рынке»… Гардероб и поведение Виктора исследовались и обсуждались еще зорче и обстоятельнее, прямо как у киношной знаменитости.