*22 апреля 1921 года*

— … делать-то тут должен? — спросил Аркадий.

— Просто будь там, товарищ Немиров, — ответил Ленин. — Это очень важно для ряда политических процессов.

— Меня поставят о них в известность? — уточнил Аркадий.

Он снова в Брестской крепости, но в гостиничном номере. В гостиницу превратили казарму — разбили её на отдельные комнаты, которые огородили межкомнатными стенами. Строители работали аккуратно, поэтому даже не скажешь, что тут раньше спали тысячи солдат гарнизона крепости…

В качестве оборонительного комплекса эта крепость уже не используется, несмотря на то, что её поддерживают в образцовом состоянии — сейчас она что-то вроде политического центра города.

Тут заседает Совет рабочих и крестьянских депутатов, точнее, как говорят белорусы, «Савет працоўных і сялянскіх дэпутатау», здесь находится городской исполнительный комитет и ряд других государственных структур.

— Позже, — ответил Ленин. — Не по телефону.

— Понял вас, Владимир Ильич, — вздохнул Аркадий. — Но впредь прошу, нет, умоляю, не вмешивать меня в эту ненужную политику — у меня нарушаются планы. А вы не хуже меня знаете, как важна моя работа.

— Знаю, — ответил Ленин. — В следующий раз предупрежу заблаговременно. До встречи, Аркадий Петрович.

— До встречи.

Немиров положил трубку и прошёл к окну.

Главный недостаток этой гостиницы — окна очень маленькие и света из них поступает мало.

«Это какая-то политическая игра», — подумал Аркадий. — «Есть какие-то процессы, происходящие внутри партии, которые Ленин отслеживает и контролирует. И я как-то связан с его интригой. Эх, а я надеялся, что удастся избежать внутрипартийной борьбы…»

Увы, но ни одно его действие не предполагало, что внутрипартийная борьба хоть сколько-нибудь уменьшится. Это политика и политическая борьба между фракциями в рамках любого государства не прекращается ни на секунду.

И у англичан идёт внутренняя борьба, и у французов, и даже у немцев. У всех.

Просто это атрибут системы управления, что кто-то знает или ему кажется, что он знает, как сделать лучше, а кто-то знает, что можно удовлетворить свои нужды и запросы за счёт восхождения по ступеням власти.

Главная проблема — как отличить тех, кто что-то знает, от тех, кто хочет нажиться.

За себя Аркадий точно знал — он давно мог жить где-нибудь в Америке, с кучей денег, которые бы легко мог превратить в ещё большую кучу денег, чтобы хватило до конца жизни. И в ус не дуть.

Но он остался, ради высшей цели. Ведь если и здесь всё закончится точно так же, как в его прошлой жизни, то ради чего вообще это всё?

В дверь номера постучали.

— Войдите!

— Аркадий Петрович, вас зовут, — заглянул в дверь какой-то майор.

«За генералом отправили целого майора», — подумал Немиров. — «И здесь какое-то новое чинопочитание начало формироваться…»

Он надел свой китель, на котором были закреплены Ордена Святого Георгия III-й и IV-й степени, застегнул пуговицы, после чего подпоясался поясным ремнём с наградной шашкой.

Вопрос с ношением старорежимных боевых наград решился ещё в конце 1917 года — разрешили офицерские и солдатские ордена и медали. Разрешались боевые награды за Империалистическую, Русско-японскую, даже Русско-турецкую войну, но исключительно боевые, а всякие «150 лет беспорочной службы» и «В память о коронации Петра I» — исключены, в официальных реестрах не значатся, поэтому официально носить их нельзя.

Немиров настаивал на преемственности армии, чтобы не потерять офицеров и не утратить знания, которые они в себе несут — плавно, постепенно, армия избавится от благородий, просто потому, что большая часть благородий сейчас либо в Европе, либо в Америке, и их численность в Советской России не восстанавливается.

В РККА скоро ожидается количественное преобладание офицеров из рабочих и крестьян. В июле этого года ожидается первый выпуск офицеров 1918 года. До этого выпустили офицеров 1917 года, но там было много юнкеров из высших сословий, которых не исключили, так как было непонятно, что там будет с войной. Офицерский резерв Ленин терять не хотел — тот, кто не был замечен в контрреволюции и не присоединился к мятежникам, продолжил обучение и сейчас находится в действующей армии.

В зале, где велись мирные переговоры, было пёстро от обилия формы разных армий — приехали французская и британская военные делегации, есть офицеры Войска польского, а также очень много офицеров РККА.

Аркадий козырнул генерал-полковнику Алексееву, а тот козырнул в ответ.

— Аркадий Петрович, — позвал он его. — Присоединяйтесь к беседе.

Беседовал Верховный Главнокомандующий с самим маршалом Фердинандом Фошем, который козырнул Аркадию, а тот козырнул ему в ответ.

— Теперь мы можем перейти к приватной беседе? — спросил Фош у Алексеева.

— Теперь — можем, — улыбнулся тот. — Аркадий Петрович, у нашего коллеги есть к нам приватный разговор… Следуйте за мной.

Они вышли на улицу и прошли в место, выделенное для курения. Там было три штабных офицера, которые тут же ушли, стоило Николаю Николаевичу указать им взглядом куда-то в сторону.

— Признаться, я удивлён тем, что вас, генерал Немиров, сняли с командования корпусом, — произнёс маршал Фош, доставший свою трубку и начавший набивать её табаком.

— Были более важные дела в тылу, господин маршал, — ответил Аркадий.

— Более важные дела в тылу… — повторил за ним французский маршал, после чего чиркнул спичкой и начал подкуривать трубку.

— К сожалению, мы не можем надеяться на мир, — вздохнул генерал Алексеев, доставший из кармана наградной портсигар. — Не с такими соседями.

Партия, недавно, в честь успешного форсирования Вислы, наградила Николая Николаевича автомобилем Пирс-Эрроу модель 48, заказанным из США, а также подарила ему дачу в Гатчине.

— Это всё политики, — произнёс Фош, почувствовавший, что это камень в его огород. — Когда они это затеяли, меня никто не спрашивал. А если бы спросил, я бы ответил, что всё закончится именно так, как заканчивается сегодня. Они не понимали, с чем имеют дело, и от этого непонимания все наши сегодняшние беды.

— Десятки тысяч погибли, сотни тысяч лишились крова, — вздохнул Немиров. — Мы не хотели этого, но они сами пришли.

— Не хочу никого обвинять, но мне кажется, что если дать вам дополнительное время, это вы придёте к нам, — улыбнулся маршал.

— Возможность есть уже сейчас — но мы не хотим, — парировал генерал Алексеев. — Уж вы-то, наверное, прекрасно понимаете, что мы могли уже давно. Ещё в 1918 году. Тогда вы не были готовы, как не готовы сейчас.

— Да, — вздохнул Фош. — Танки, несмотря на возложенные на них надежды, себя не оправдали. Они отлично показывают себя против кого угодно, кроме вас. Потому что вы очень хорошо знаете, как с ними бороться.

— Вы хотите поговорить об этом? — уточнил Аркадий.

— В том числе, — кивнул Фош. — Ваша доктрина, которую вы почти не скрываете, генерал-полковник Алексеев, нам понятна. Значит, вы будете развивать колёсные бронеавтомобили, ради скорости и манёвренности. Они не в пример дешевле танков, надёжнее, а ещё в них можно везти десант. Мы поняли, к чему вы это всё. Мы поняли.

— Не понимаю, о чём речь, — солгал генерал Алексеев.

Николай Николаевич отлично всё понял — он не дурак. И раз французы до всего догадались, то это очень калорийная пища для размышлений.

— Возможно, не понимаете, — не стал спорить француз.

— Ещё ничего не понятно, — произнёс Аркадий. — Мы не знаем, осуществима ли эта стратегия. Вдруг окажется, что ей очень легко найти противодействие? Она ведь не испытана на практике…

Уж он-то прекрасно знал, что она работает, при должной организационной и технической подготовке, и противодействие ей найти очень тяжело. Совершенно точно одно — в штабных играх этого противодействия не найти.