Цитатами из «Места встречи» аукаются разные поколения: каждый месяц фильм повторяют центральные телеканалы. Социологи анализируют – сколько миллионов россиян считают Глеба Жеглова идеалом? А есть и такие, кто согласен с Шараповым, что «мы не должны шельмовать», а иначе «это не закон будет, а кистень». «Место встречи» – никакой не «блокбастер», и не «культовая картина». Фильм с первых аккордов, с песни «Брянская улица» взлетел к надёжной славе. А от эры милосердия мы теперь дальше, чем в 45‑м и 79‑м. Только и остались ностальгические утешения.
А вот сериал «Рождённая революцией» («Комиссар милиции рассказывает») не блистал репризными фразами. Этот чёрно-белый телецикл вышел предельно серьёзным, с трагической патетикой и ароматом реализма. Пожалуй, в советском кино это был единственный детектив, концептуально лишённый юмора, да и обязательный оптимизм главных героев вышел суровым. По жестокому натурализму в сценах убийств «Рождённая революцией» не уступала «Месту встречи…». Главный герой – Коля Кондратьев (Е.Жариков) – в первой серии предстаёт наивным деревенским парнем, мастером кулачных боёв. Его берёт на воспитание сверхположительный рабочий Бушмакин (Шульгин), и вскоре они оба поступают на службу в уголовный розыск. А в последней серии генерал Кондратьев разгуливает по благополучной брежневской Москве в седом парике и морщинистом гриме: прошло около шестидесяти лет, и сын помогает генералу разоблачить уголовника-оборотня. Закадровый текст в этом сериале выдался чересчур официозный, выверенный с линией партии и МВД, на фоне индустриальной и парадной хроники. Уж так писали Гелий Рябов и Нагорный. Перестрелки и драки, гибель жены главного героя, суровое положительное обаяние Евгения Жарикова, смерть правоверного Бушмакина в блокадном Ленинграде, тревожная Москва осени 1941 года – всё это создало аскетическую, строгую атмосферу сериала.
С некоторым чувством превосходства авторы брежневской эпохи показывали скудную оснащённость чекистов и милиционеров первых лет советской власти. Неопытность, непрофессионализм первых защитников правопорядка контрастировала с компетентным подходом современных асов с Петровки и Лубянки.
Детективы часто и зло пародировали, критиковали – и, честно говоря, было за что – за штампы. Например, фильм Цуцульковского «Три ненастных дня» хочется назвать иначе: «Юрий Яковлев скучает». Видно, как трудно замечательному актёру перебарывать апатию к этой режиссуре и драматургии. Насколько азартнее, сочнее Яковлев озвучивал героя Юрия Коваля – тоже милицейского следователя – в мультфильме «Приключения Васи Куролесова». Своенравных актёров сла-абенькая драматургия утомляет быстро.
Две трёхсерийные экранизации поздних повестей Аркадия Адамова «Инспектор Лосев» (1982) и «Петля» (1983), а также пятисерийная история «Профессия – следователь» (1982) показывают не столько кризис жанра советского детектива, сколько предгрозовую духоту советского образа жизни. Обаятельный инспектор Лосев лихо дерётся модным каратэобразным стилем, лихо входит в контакт с дамами полулёгкого поведения. В этом фильме вообще было много драк, и даже действовал полупрофессиональный наёмный убийца. Вор на наших глазах обчищает номер воротилы теневого бизнеса в гостинице «Минск». Увы, нынче мы можем судить о ковровых дорожках снесённой гостиницы только по кинолентам… Индустриальный минималистский стиль этой брежневской гостиницы соответствует духу эпохи и фактуре «производственных» будничных милицейских историй. «Петлю» снимали в андроповский год, и это, право слово, чувствуется. Центральную роль угрюмоватого правдолюба следователя Васильева сыграл Леонид Филатов, а инспектор Лосев в этой мрачной картине погибает от шальной пули. Коррумпированный начальник главка (внимание, Андропов у власти!) доводил до самоубийства честную советскую девушку, как водится, идеалистку.
Советский подход к криминальной теме объединяет одно. Этот принцип лапидарно выразил Глеб Жеглов: «Вор должен сидеть в тюрьме». И мы обязательно должны видеть его крах, в том числе и моральный, чтобы оценить, как опасно и неуютно преступать закон.
Перестройка «смазала карту будня» – и лет через пять после премьеры мирные милицейские сериалы сразу перешли в разряд ретро. При этом «Место встречи изменить нельзя» с каждым годом горбачёвской перестройки и ельцинских реформ становился всё популярнее: преображённая реальность сороковых привлекала сильнее гиперреализма времён заката советской державы.
Но прежде, чем появляется сценарий, зачастую, выходит книга. Автор лучшего советского милицейского детектива Матвей Давидович Ройзман (1896–1973) был удивительным человеком. Про таких говорят – призванный революцией. Коренной москвич, в 1916 году он поступил на юридический факультет Московского университета. В 1918 работал переводчиком в Красной Армии, вел культурную работу в красноармейских и рабочих клубах.
В 1918–1920 годах он был членом нескольких литературных обществ, Ройзмана приняли во Всероссийский союз поэтов, где работал заведующим издательства. В 1920 году он вошел в литературный орде имажинистов, стал секретарём организованной есенинской «Ассоциации вольнодумцев». Стихи он писал, например, такие – о России:
Ещё задорным мальчиком
Тебя любил и понимал,
Но ты была мне мачехой
В романовские времена.
А разве ты не видела,
Что золотой пожар возник
От зависти и гибели
И человеческой резни?
Что снеговыми вихрями
Кружился выщипанный пух
И сам кружил притихшую
И сумасшедшую толпу?
И я, покорный пасынок,
Тужил, что вместе не погиб,
Тужил над жёлтой насыпью
Единоплеменных могил.
И ждал, пока ты, добрая,
Придёшь на утренней заре
Усталого и скорбного
По-матерински пожалеть.
И вот в пушистом пурпуре,
Седая, светлая, стоишь,
И слёзы, слёзы крупные
Сбегают на глаза твои.
Ах, что сказать мне наскоро?
Каких же не хватает слов?
И я целую ласково
Морщинистый, спокойный лоб.
Ведь я задорным мальчиком
Тебя любил и понимал,
Но ты была мне мачехой
В романовские времена.
весна 1923
Сергей Есенин в окружении имажинистов
О, мне, быть может, и отрадно
Запеть на языке отцов
О том, что яхонт винограда
Так ароматен и пунцов.
Что так пленительны олени
С Ермонской голубой горы,
Так чётки притчи и веленья
И так торжественны пиры.
Так целомудренны законы
И первородные грехи,
Так любят посох Аарона
Воинственные пастухи.
И, может быть, в том чья-то милость,
Что тело смуглое моё
В славянском городе родилось
И песни севера поёт.
Душа же – белая голубка
Из девственной страны отцов —
Грустит о винограде хрупком,
Чей яхонт сладок и пунцов.