– Хо-чу… пить… – шепнула, в глотке было сухо, как в пустыне, – и я не знаю, кто вы… кто я? – каждое слово, кстати, на непривычном мне английском языке, давалось с превеликим трудом. Задаваться вопросами, откуда я знаю местную речь, не стала – подумаю об этом позже.

Аквамариновые очи распахнулись шире, леди в отчаянии заломила кисти, прозрачные крупные слёзы сорвались с длинных ресниц и тяжело упали на шёлковое светлое покрывало. Но расплакаться дама себе не позволила и, быстро сморгнув солёную влагу, твёрдо сказала:

– Ну, ничего. Главное, что жива, с остальным справимся… Я твоя мама, графиня Мэделин Лерой. Ты Грейс, моя единственная дочь… – повернувшись к тихо стоявшей неподалёку девушке, добавила: – Сара, сходи за врачом, а Грега отправь за господином. Он наверняка знает, где сейчас находится граф Джон.

Мы остались наедине с.… мамой? Или мачехой? Но женщина произнесла именно "мама", а не что-то иное, получается, что у меня теперь есть родительница и, скорее всего, отец.

Дама смотрела на меня очень внимательно, словно видела впервые, слёзы в её глазах почти высохли.

– Вчера ты снова поступила безрассудно, – первой нарушила тишину она, – если таким образом ты пытаешься привлечь внимание отца и тем самым доказать ему что-то, то это неверное направление, в итоге приведшее тебя к травмам и чуть не оборвавшее жизнь, – нервно сцепив тонкие пальцы пианистки в замок, добавила она. – Грейс, не делай так больше, прошу…

– Хо-ро-шо, – по слогам ответила я, сглатывая вязкую слюну, при этом нисколько не покривила душой: в ближайшем будущем кататься на двуколке, какой бы она экстремальной ни была, не собиралась. Как и верхом.

– Надо же! – не удержала удивлённого восклицания Мэделин, – и ты не будешь спорить?

Даже если бы хотела, то сейчас не в состоянии, но вместо столь длинного предложения, я лишь чуть качнула головой.

– Славно, – кивнула леди, потом вдруг наклонилась вперёд и снова сжала мою безвольно лежащую на кровати ладонь. – Мистер Смит замечательный доктор, как хорошо, что он друг семьи и всегда приходит на выручку. Хочешь воды?

– Да…

Дама легко встала и подошла к прикроватной тумбе, налила в стакан воды и помогла мне сделать несколько глотков.

– Тебе, наверное, вот так лежать неудобно. Хочешь, подложу ещё одну подушку? – проницательно уточнила она, убирая стакан.

"Она мысли читать умеет?", – ужаснулась я, округлив в изумлении глаза. Неужели тут есть какая-то магия? Ох, куда же меня занесло?

Тем временем Мэделин подхватила другую подушку, с явным усилием приподняв меня за плечи, ловко подсунула её мне под голову. Стало удобнее и обзор лучше.

– Спа-си-бо… – вяло улыбнулась я.

– Выздоравливай, милая. Схожу на кухню, Грета наверняка уже приготовила свежий бульон, принесу тебе.

И тихо удалилась, более ничего мне не сказав. Мне бы хотелось завалить её вопросами, но пока я могла изредка выталкивать короткие фразы и хлопать глазами. А ещё я видела, как Мэделин тяжело переживает произошедшее, и откуда-то подспудно понимала, что во всём случившемся она винит почему-то себя.

Вздохнула, чувствуя ноющую, тупую боль в рёбрах и пульсацию в затылке. Девочка умерла, не пережив ночи. И каким-то невероятным, фантастическим образом в её тело переселилась моя душа. Вывод: в своём времени, возможно, мире, я тоже погибла.

Мне захотелось расплакаться, и я не стала сдерживаться: крупные слёзы потекли по щекам. Как же так?! Дома мне было всего-то сорок пять лет, замечательная карьера, муж. И что теперь? А вот это вот всё: богато обставленная спальня, с вычурной мебелью, светлым ковром на полу, камином, вазами с цветами. Женщиной, называющей себя моей матерью, служанкой Сарой и неким господином по имени Джон.

Казалось бы – радуйся! Тебе дали второй шанс. Но особого счастья не ощущалось, было тоскливо и сумрачно на душе. Несмотря на весь мой оптимизм, сейчас он как-то скукожился и не подавал признаков жизни.

Осознание произошедшего придавило каменной плитой. Как долго я так просидела, пялилась в закрытую дверь в другом конце комнаты – не ведаю. В итоге, устав и обессилев, уснула. И снилась мне светлая солнечная поляна, а на ней любимый супруг срывал полевые цветы и что-то напевал… Грустное, но жизнеутверждающее.

– Милая, – Миша обернулся и встретился со мной глазами, – это тебе, – и протянул ко мне прекрасный милый букетик. Я протянула руку и приняла дар. Сердце защемило от боли. – Ты не плач, нос опухнет и превратится в красную картофелину, – как всегда, неказисто пошутил он, вызвав у меня улыбку, – не волнуйся, всё будет хорошо. Я тебя люблю…

– И я тебя… – тихо с трудом сорвалось с губ, я хотела было шагнуть к нему ближе и обнять, крепко-крепко, но ничего не получилось: что-то держало и не отпускало, когтистой лапой тянуло назад, в неизвестность… последнее, что увидела – грустную улыбку на лице Михаила, а потом его образ померк в невыносимой яркой вспышке…

– Мисс Грейс! – кто-то настойчиво сжал плечо, не крепко, но ощутимо.

Я Маша, не Грейс, но плечо было моим, поэтому пришлось открыть глаза и возмущённо уставиться на нарушителя спокойствия.

– Как вы себя чувствуете? – надо мной склонился тот самый забавный старичок в очках.

– Сносно, – грубовато бросила я, настроения было на нуле, желудок сводило судорогой от голода, тело болело, голова раскалывалась, хотелось помереть второй раз.

– Вполне приемлемый ответ, – не обиделся мужичок, снова доставая свою слуховую трубку, – прошу прощения, мне нужно вас осмотреть и проверить дыхание.

Я не стала сопротивляться, позволив ему проверить и сердцебиение, и ссадину на затылке и даже прощупать болящие рёбра.

– Неплохо, – почмокал он губами, – на удивление… Руки, ноги чувствуете?

– Да.

– Пошевелите-ка пальцами. Слабость присутствует, но это временно, она пройдёт… Так-с, есть хотите? – вдруг сменил он тему разговора, убирая стетоскоп в небольшой кожаный саквояж, что лежал в ногах кровати.

– Да…

– Леди Мэделин, суп готов? – обернулся врач к маме, замершей у окна.

– Сара сейчас принесёт.

– Мисс Грейс, поешьте горяченького, силы надо восстанавливать. Леди Мэделин, микстуру продолжаем давать ещё три дня, рану на затылке обрабатываем ею же. Я приду к вам через несколько дней, мне нужно отлучиться в соседний город, что-то сын приболел. А тамошний доктор им почему-то не пришёлся по душе.

– Вашего сына можно понять, лучше вас я ещё никого не встречала, – искренне улыбнулась мама.

– А теперь, юная леди, – мистер Смит присел на стул, стоявший рядом с кроватью, и размеренно заговорил: – Я буду спрашивать, а вы кивать или коротко отвечать. Сильно утруждаться не надо, вы всё ещё очень слабы. Знаете ли вы эту женщину? – кивок на мою новую родительницу.

– Нет…

– Совсем не помните? – уточнил врач, чуть нахмурив кустистые седые брови.

– Совсем.

Леди Лерой глухо всхлипнула, сжав ладони в кулаки до белых костяшек.

– Хмм, – мужчина потянулся к своему саквояжу и бережно извлёк из его недр какой-то предмет, завёрнутый в плотную ткань. Леди Лерой, будьте добры, распахните портьеры, так будет лучше видно.

Стоило шторам разойтись, как в помещение ворвался жидкий солнечный свет: небо было затянуто пеленой серых облаков, которые наверняка прольются противным мелким дождичком. Погода, равно настроение в моей душе.

– Посмотрите сюда, – позвал доктор и перед моим лицом возникло зеркало в дорогой медной оправе; стекло неплохого качества по краям было с пузырьками, но это обстоятельство нисколько не помешало мне рассмотреть новую себя.

Первое, на что обратила внимание – в этой жизни я блондинка, с красивым золотистым отливом. Правая часть лица припухла, на щеке внушительная ссадина. Глаза в данный момент были запавшими с тёмными кругами под ними, полные грусти и тоски, но красивые с миндалевидным разрезом и длинными густыми чёрными ресницами, и такие же голубые, как у мамы. Высокие скулы, аккуратный маленький носик, губки бантиком. Ангелочек, право слово! Как реагировать на себя же? В той жизни я была жгучая брюнетка, невысокого роста, поджарая, но не полная, очень подвижная. А сейчас девочка-клубничка. Фея из сказки. Тонкие ключицы, нежная, алебастровая кожа – истинная аристократка. Не внешность – мечта.