Ну и ладно.

Закат скользил в окнах, дробясь о стволы лесопосадок. Из купе, когда дверь открылась, резанула попса, от которой свело скулы — лоу-поп-переложение украинских фольклорных песен: «Ой, мiй милий вареничкiв хоче!»

— Чего тебе, мальчик? — неприязненно спросил «варколак», когда Антон вошел и закрыл за собой дверь.

— У меня… билет… П-попросили поменяться… Вот… Там беременная женщина… а свободных мест больше нет. Вы же не хотите скандала?

Второй, что лежал на раскинутом сиденье, повернул в сторону Антона голову и раскрыл глаза, очерченные темными кругами. Точнее, один глаз — второй заплыл. Подбородок был рассажен, губы вспухли — похоже, перед тем как перейти в тихую стадию, этот «пьяница» все-таки побывал в буйных. За все время поездки он покидал купе лишь однажды — вися на своем товарище, выбрался в туалет. Но именно он принял решение: легким движением ресниц показал белобрысому: да, пускай.

Сходится.

— Садись, — вздохнул варколак. — Только не доставай.

Вынул из-под сиденья бутылку «Развесистой клюквы», приложился прямо к горлышку. Показал лежащему, тот так же еле-еле качнул головой из стороны в сторону, прошептал: «Воды» — и закрыл глаза. Антон бросил сумку на багажную полку (в соседской сумке что-то брякнуло), сел, раскрыл Мелвилла.

Этот запах, хоть топор вешай (а ведь можно было включить вентиляцию!), эта попса из динамиков терминала-«дурачка» — средство от комаров.

Антон сосредоточился на лежащем мотострайдере. Тот дышал хрипло, мелко, как человек, которого мучительно тошнит и всё никак не вырвет. «Собачье дыхание». Тёмные волосы промокли от пота. Белобрысый налил ему сока в пластиковый стаканчик, страйдер, приподнявшись на локте, выпил, половину расплескал — и снова бессильно откинулся на спинку. Антон подумал, что долго «варколак» в купе не высидит. Обстановка, которую они тут создали, чтобы выгонять посторонних, для них самих еле выносима. Белобрысый просто ждет, когда на следующей кто-то сойдёт, и Антон не выдержит, сбежит.

Но первым не выдержал он сам. Выскочил в тамбур с пачкой сигарет.

Антон тихо прикрыл книгу и осторожно, едва дыша, привстал на кресле. Перегнулся через соседнее сиденье и склонился над — спящим? Потерявшим сознание?

Он ожидал увидеть на шее, но там не было. Тогда он приподнял одеяло, чтобы посмотреть на запястья. Это оказалось затруднительно — из-за кожанки, которую страйдер, несмотря на жару, так и не снял. Антон случайно задел подкладку пальцами …

Она была твердой, заскорузлой. Сквозь запах спирта пробивался запах крови.

Бледная рука метнулась и сжалась у Антона на горле. Мелвилл хлопнулся на пол.

Он сумел собраться, схватиться обеими руками за эту клешню и попытался оторвать её от себя — но рука сама отпустила — нет, оттолкнула.

Хлопнувшись на сиденье «варколака», Антон увидел направленное прямо в лицо дуло пистолета.

— Вычислил. Молодец, — голос страйдера был тихим, как шелест железа о железо. — И что дальше будешь делать?

Растирая отдавленную шею, Антон лихорадочно подбирал слова. А вдруг я ошибся, и он — обыкновенный псих? Мало ли, что пишут о Ростбифе и что писал он сам… почему его человек не может быть просто психом? Вот возьмёт и нажмёт сейчас на спуск. И всё.

— Вы — Андрей Савин? — тихо спросил он.

— Я — человек с пушкой. А ты — человек без пушки. Так исторически сложилось. И я спросил первым. Так тоже исторически сложилось. Скажи, что ты намерен делать дальше?

— Я… — Антон попробовал улыбнуться. — Я бы сел на свое место. Если вы не возражаете. Потому что ваш друг вот-вот придёт, и…

— Он мне не друг, — террорист убрал пистолет.

— Он вам… он вас…

— Нет, — террорист ответил так резко, будто вопрос Антона его задел. — Он держится.

Антон пересел на своё место.

— Кто ты? — спросил Савин, чуть повернув к нему голову.

Он мало походил на того Савина, растиражированного сейчас по всем каналам. Даже не потому что лицо разбито — сами черты другие. У того были густые брови, пухлые губы и нос «картошечкой». А у этого какое-то… никакое. Антон не был уверен, что через неделю, когда синяки сойдут, узнал бы этого парня.

— Я… — в голове вспыхнули фейерверком все имена, фамилии и даже никнэймы, которыми он пользовался последние полгода. Если я сойду на следующей, а этого человека схватят, он может сказать, нет, он наверняка скажет про меня… — Я ведь могу ответить что угодно. И вы меня никак не проверите.

— Никак, — сказал Савин. — Но ты пришел сюда сам. Поменялся билетом. Задал дурацкий вопрос. Полез ко мне за пазуху. Тебе что, жить надоело?

— Мне не надоело, мне некуда.

Террорист фыркнул.

— Я понимаю, что глупо звучит, — поспешил сказать Антон. — Я тоже прятался, и сейчас прячусь, но без цели это очень трудно. Казино в конце концов всегда выигрывает, понимаете?

— Нет, не понимаю, — террорист ухмыльнулся.

Антон против воли покраснел.

— Если бы я был просто гражданин и вас заметил, я бы не стал… мешать. Но мне все равно теперь опять бежать. И я искал, я сюда приехал — искать. И я вам нужен. Ваш друг — ладно, не друг — курит и пьёт, чтобы заглушить запах крови. Ему труднее с каждым разом. Если вы прогоните меня — он может сорваться. А я могу менять вам повязки, в туалет водить. И трое — не двое.

Раненый вздохнул, и тут его заколотило. Антон достал из-под сиденья свое одеяло и набросил на бойца. Потом откинул сиденье Цумэ (так он про себя прозвал белобрысого — тот чем-то походил на одинокого волка) и вынул второе.

— От чего прячешься? — спросил Савин. — Что натворил?

— Ничего. И не от чего, а от кого, — Антон, садясь, почесал в затылке. Долгая это была история и очень грустная. И не хотелось рассказывать её сейчас. — То есть, когда я убежал, то много чего было, но по мелочи.

Антон зажмурился, чтобы удержать слезы. Он старался забыть про Сережку — с его улыбкой, с его гитарой… Но ничего не получалось. Брат вставал под веками как живой… или как полуживой — в своей затемненной комнате, вот с такой же слабостью и ознобом.

Дверь в купе раскрылась, Цумэ скользнул внутрь.

— Это что за номер?

— Он с нами. Этот вундеркинд нас вычислил.

— Ненавижу детей, — варк нарочито облизнулся, меряя Антона взглядом. — Во всех смыслах ненавижу. Сколько нам его тащить?

— По крайней мере, пока не сойдем.

— У меня билет до Львова, — сказал Антон. Он мог продлить билет или купить новый — или несколько. И по параметрам он не попадал в сетку критериев, по которым шел поиск. Пока не попадал.

— Надо же! — картинно всплеснул руками Цумэ. — А почему не сразу до Пшемышля?

— Вы уверены, что продержитесь хотя бы до Львова? — спросил Антон.

— Я продержусь, — Цумэ оскалился и спустил темные очки на кончик носа. Глаза полыхнули красным, Антон вздрогнул.

— Вашему другу нужна медицинская помощь, — с нажимом сказал он. — А вы можете сорваться.

— Он мне не друг. Я ему просто обязан. Не бойся, не сорвусь.

Раненый сунул пистолет куда-то под сиденье.

— Ты понимаешь, что если его зацапают с нами, то уничтожат? — продолжал Цумэ.

— Если меня вообще зацапают, то отправят в Москву к матери, — сказал Антон. — Это то же самое. Она как вы.