It was so near at hand.
Once, many days ago, we almost held it,
The love we so desired;
But our shut eyes saw not, and fate dispelled it
Before our pulses fired
To flame, and errant fortune bade us stand
Hand almost touching hand.
I sometimes think had we two been discerning,
The by-path hid away
From others' eyes had then revealed its turning
To us, nor led astray
Our footsteps, guiding us into love's land
That lay so near at hand.
So near at hand, dear heart, could we have known it!
Throughout those dreamy hours,
Had either loved, or loving had we shown it,
Response had sure been ours;
We did not know that heart could heart command,
And love so near at hand!
What then availed the red wine's subtle glisten?
We passed it blindly by,
And now what profit that we wait and listen
Each for the other's heart beat? Ah! the cry
Of love o'erlooked still lingers, you and I
Sought heaven afar, we did not understand
'Twas – once so near at hand.
Давендин – дочь зари
Дух живет на реке, и есть призрак на берегу,
В звёздном свете их пение вечное здесь сберегу,
Когда вместе крадутся среди тишины,
Разглядеть их неясные тени могу.
Слышу их, когда звёзды осветят на Севере небо,
И неясные, тусклые свечи мерцают и мечутся слепо,
Ледяных мертвецов расцарапали пальцы
Бледный сумрак холодного неба.
Позабытого храброго воина слышится клич боевой,
Эхом в дебрях полночных он вызов приветствует свой,
И дрожат фонари этих северных далей
Под бесстрашные крики над головой.
В нежной песне чуть слышно доносится голос ответный,
Это дух Давендин там поет до утра на равнине окрестной,
Шепот ветра всю ночь напролет
Песню Духа разносит над бездной.
Сосны темные плачут в ночи и шумят голосам в унисон,
Когда ветер полночный шевелится в кронах, развеяв их сон,
И ты тоже послушай легенду,
В ней сливается песня и стон.
У холма и реки во вражде было пролито крови немало,
Давендин ветер слушала ночью, а сердце ее замирало:
Может, родственник или любимый
Рухнет жертвой смертельного жала?
Станет непокоренным великим который? Прославит чей род
Смерть? Покажет на поясе свежие скальпы соперников тот.
Кто похвалится: «О, Давендин!
Смерть принес я в презренный народ»?
Она слушает, слушает, слушает – кличь боевой разорвал
Ночь, властитель высот для триумфа устроил привал,
И рассказ победителя, ужас вселяющий,
Про убийства в ночной тишине налетает, как вал.
Ее сердце! Пульсирует бешено и замерзает в груди у нее,
Потому что с рукой ледяною в любимого брата вошло острие,
А смертельный удар тот – возлюбленный в битве нанес,
Будто сердце пронзило копье.
Она слышит, как мать говорит: «Белый пояс из раковин ты
Свой надень, и иди к дикарю-триумфатору в синь высоты,
Пойте вместе, и мира проси между нами,
Белый вампум к ногам положи, как границу вражды.
Чтоб не гибли сородичи, братья не пали с отцом, из небес
Ты в могучую ненависть эту склонись, как сгорающий лес,
Мирный вампум из раковин бледных возьми,
И спаси своих братьев, покуда наш род не исчез.
Тихо девушка встала, и к берегу тихо скользнула она
По убитому брату тоскует, врагу вся любовь отдана,
Любит сильно и жаждет свой вампум отдать,
На пустом берегу вдруг его повстречала одна.
«Мир, – запела она, – О, могучий герой! Белый вампум – тебе,
Спрячь свой нож, что родной моей крови вкусило в борьбе,
Прежде, чем утолит оно жажду, напившись,
Белый вампум вверяю судьбе».
Отвечал он: «Твою, Давендин, я оставлю в покое родню,
Принимаю твой пояс, но злобой своею тебя не гоню -
Она требует самого чудного дара взамен,
Прежде, чем я позволю им новую встретить зарю.
Давендайн, твое пение, просьба о мире войну прекратит,
Ибо имя твое говорит о заре, и для мира подобен твой вид,
Ради глаз твоих с тенями пурпура
Мою ненависть мир победит.
Давендин, Дочь Зари, ненавистна твоя мне родня,
На руках моих кровь их, но сердце с тобою красно у меня,
Давендин, Дочь Зари,
Ты уйдешь, проиграв, или вместе мы с этого дня?»
А родные все ждали ее, и в ночи возрастала тревога,
Ждали дочь свою с поясом белым из вампума долго,
Но забыв обо всем, она следует с ним в те края,
Куда ночи и дни за любимым уводит дорога.
Дух живет на реке, и есть призрак на берегу,
Я в веках песню их о любви среди звёзд сберегу,
Когда вместе крадутся среди тишины,
Разглядеть их неясные тени могу.
Dawendine
There's a spirit on the river, there's a ghost upon the shore,
They are chanting, they are singing through the starlight evermore,
As they steal amid the silence,
And the shadows of the shore.
You can hear them when the Northern candles light the Northern sky,
Those pale, uncertain candle flames, that shiver, dart and die,
Those dead men's icy finger tips,
Athwart the Northern sky.
You can hear the ringing war-cry of a long-forgotten brave
Echo through the midnight forest, echo o'er the midnight wave,
And the Northern lanterns tremble
At the war-cry of that brave.
And you hear a voice responding, but in soft and tender song;
It is Dawendine's spirit singing, singing all night long;
And the whisper of the night wind
Bears afar her Spirit song.
And the wailing pine trees murmur with their voice attuned to hers,
Murmur when they 'rouse from slumber as the night wind through them stirs;
And you listen to their legend,
And their voices blend with hers.
There was feud and there was bloodshed near the river by the hill;
And Dawendine listened, while her very heart stood still:
Would her kinsman or her lover
Be the victim by the hill?
Who would be the great unconquered? who come boasting how he dealt
Death? and show his rival's scalplock fresh and bleeding at his belt.
Who would say, "O Dawendine!
Look upon the death I dealt?"
And she listens, listens, listens – till a war-cry rends the night,
Cry of her victorious lover, monarch he of all the height;
And his triumph wakes the horrors,
Kills the silence of the night.
Heart of her! it throbs so madly, then lies freezing in her breast,
For the icy hand of death has chilled the brother she loved best;
And her lover dealt the death-blow;
And her heart dies in her breast.
And she hears her mother saying, "Take thy belt of wampum white;